Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич (мир книг TXT) 📗

Только что поставила свечки у Знаменья. Устала после приемов, разговаривала с Апраксиным и Бойсманом. Последний говорит, что здесь необходимо иметь настоящий кавалерийский полк, который сразу установил бы порядок, а не запасных, состоящих из петербургского люда. Гурко не хочет держать здесь твоих улан, а Гротен говорит, что они вполне могли бы разместиться.

Бойсман предлагает, чтобы Хабалов взял военные пекарни и пек немедленно хлеб, так как, по словам Бойсмана, здесь достаточно муки. Некоторые булочные также забастовали. Нужно немедленно водворить порядок, день ото дня становится все хуже. Я велела Б(ойсману) обратиться к Калинину и сказать ему, чтоб он поговорил с Хабаловым насчет военных пекарен. Завтра воскресенье, и будет еще хуже. Не могу понять, почему не вводят карточной системы, и почему не милитаризуют все фабрики, — тогда не будет беспорядков. Забастовщикам прямо надо сказать, чтоб они не устраивали стачек, иначе будут посылать их на фронт или строго наказывать. Не надо стрельбы, нужно только поддерживать порядок и не пускать их переходить мосты, как они это делают. Этот продовольственный вопрос может свести с ума. Прости за унылое письмо, но кругом столько докуки.

Целую и благословляю.

Навеки твоя старая

Женушка.

Никто не чувствует себя особенно плохо. Аня кашляет и страдает больше всех. Все целуют тебя 1000 раз.

Царское Село. 26 февраля 1917 г.

Дорогой мой возлюбленный!

Какая радость! В 9 часов сегодня получила твое письмо от 23-24-го. Подумай, как долго оно шло! Еще и еще благодарю за него. Я покрыла его поцелуями и буду еще часто целовать. Я так одинока без тебя, не с кем поговорить по душе, так как Аня ужасно страдает: она кашляет, у нее очень высокая температура. Доходило, я думаю, даже до 40. Почти не спит. Сейчас утром уже 39,8. Около нее много сиделок — Акилина, Федосья Степановна, сестра Татьяна (из моего поезда), они сменяются по 2, и Маня и Жук, 4 детских доктора утром, потом Евгений Сергеевич и Владимир Николаевич [1100] от 2 до 3 раз в день; и ее доктор, которого она любит и который ее любит, провел около нее эту ночь. Дети бывают трижды в день, я дважды. Вечером — Лили, милое существо. Ты знаешь, какая это беспокойная и капризная больная. Но она действительно страдает, и теперь, к счастью, пятна начали покрывать все ее лицо и грудь. Это лучше, когда они выходят наружу. Я ходила к Знаменью вчера и хочу побывать сегодня. Ходить в церковь в одиночку к службе, когда я так устала и так нужна им, я думаю, не надо. Бог видит мои молитвы здесь. Дети веселы, Анастасия и Мария называют себя сиделками, болтают без умолку и телефонируют направо и налево. Они страшно помогают мне, но я боюсь, что они тоже свалятся. Жилик [1101] еще очень слаб и навещает только Бэби. M-r Гиббс с ним. Все эти темные комнаты угнетают, хотя большая комната Бэби со спущенными занавесками все же светлее.

Сегодня я не приму никого, не могу продолжать приемов. Но завтра придется снова. Бойсман говорил очень хорошо, только он боится, что Княжевича выберут предводителем дворянства — это осложнит дело. Рассказывал мне много о беспорядках в городе (я думаю, больше 200000 человек). Он находит, что просто не умеют поддержать порядка. Но я писала об этом уже вчера, прости — я глупенькая. Необходимо ввести карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране), ведь так устроили уже с сахаром, и все спокойны и получают достаточно. У нас же — идиоты. Оболенский этого не желал сделать, хотя Медем и хотел этого — после того, как удалось в Пскове. Один бедный жандармский офицер был убит толпой, и еще несколько человек. Вся беда от этой зевающей публики, хорошо одетых людей, раненых солдат и т.д., — курсисток и проч., которые подстрекают других. Лили заговаривает с извозчиками, чтобы узнавать новости. Они говорили ей, что к ним пришли студенты и объявили, что если они выедут утром, то в них будут стрелять. Какие испорченные типы! Конечно, извозчики и вагоновожатые бастуют. Но они говорят, это не похоже на 95 [1102], потому что все обожают тебя и только хотят хлеба. Лили говорила с Гротеном вместо меня, так как я не могла оставить Ани. Теперь, наконец, я могу принять свои капли. Какая теплая погода! Досадно, что дети не могут покататься даже в закрытом автомобиле. Славный Родионов послал для Ольги, Татьяны и Ани по горшку ландышей от Экипажа. Завтрак у стрелков не состоялся, так как полк должен быть наготове на случай тревоги.

Одиночество твое должно быть ужасно — окружающая тебя тишина подавляет моего бедного любимого!

31/2. Только что получила твое милое письмо от вчерашнего дня. Сердечно благодарю, мой дорогой. Да, конечно, перемена воздуха поможет после болезни, но в Ливадии будет слишком мучительно и хлопотливо теперь. Ну, хорошо – мы

это еще обдумаем потом. Маленькие все время вместе с другими и с Аней — они еще могут заразиться. Татьяна кашляет страшно — 37,8, Ольга — 39,1, Алексей — 39,6, Аня — 40,1. Я только что брала Марию к Знаменью поставить свечи, ходили на могилу нашего Друга. Теперь церковь настолько высока, что я могу стать на колени и молиться там спокойно за всех вас, и дневальный меня не видит. Мы ездили к Алекс. Остановились и разговаривали с М.Ивановым, Хвощинским, с новыми и с доктором. Мягкая погода, очень солнечно. Я принесла тебе этот кусочек дерева с Его могилы, где я стояла на коленях.

В городе дела вчера были плохи. Произведены аресты 120-130 человек. Главные вожаки и Лелянов привлечены к ответственности за речи в Гор. Думе. Министры и некоторые правые члены Думы совещались вчера вечером (Калинин писал в 4 час. утра) о принятии строгих мер, и все они надеются, что завтра будет спокойно. Те хотели строить баррикады и т.д. В понедельник я читала гнусную прокламацию. Но, мне кажется, все будет хорошо. Солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на Его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас. Бурдюков настаивает на том, чтоб повидать меня сегодня, а я так надеялась никого не видеть! Настенька уезжает сегодня утром в Кисловодск — там царит Михень, как говорят. Бэби — это одна сплошная сыпь — покрыт ею, как леопард, У Ольги большие плоские пятна, Аня тоже вся покрыта сыпью. У всех болят глаза и горло. У Ани было шесть докторов, 2 сестры и Жук, Мария и я. Это безумие, но ей это нравится, успокаивает ей нервы. Беккер явилась к ней.

Совсем не чувствуется воскресенье.

Надо идти обратно, к ним, в потемки. Благословляю и целую без конца. Дай Бог, чтоб морозы прекратились на юге. Мой Римановский поезд сошел с рельс из-за льда близ Киева. Бог поможет — это, кажется, уже предел. Вера и упование! Так спокойно от сознания, что ты был у этого дорогого образа. Навеки, дорогой Ники, твоя старая

Солнышко.

Ц. ставка. 26 февраля 1917 г.

Моя любимая!

Поезда все опять перепутались. Письмо твое вчера пришло после 5 часов. Сегодня же последнее пришло как раз перед завтраком. Крепко целую за него. Пожалуйста, не переутомись, бегая между больными.

Видайся чаще с Лили Ден — это хороший, рассудительный друг.

Я был вчера у образа Преч. Девы и усердно молился за тебя, моя любовь, за милых детей и за нашу страну, а также за Аню. Скажи ей, что я видел ее брошь, приколотую к иконе, и касался ее носом, когда прикладывался.

Вчера вечером был в церкви. Старуха, мать архиерея, благодарила за деньги, которые мы пожертвовали. Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся 1/4 часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы.