Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг - Худ Брюс (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗

Если какая-нибудь метафора и годится для описания памяти, то это компостная куча, находящаяся в состоянии постоянной реорганизации компонентов [194]. Впечатления укладываются в мозг, как садовые отходы, сгребаемые в компостную кучу. И совсем недавние пополнения этой кучи вначале сохраняют структуру и множество деталей, но со временем они постепенно разлагаются, перемешиваются и интегрируются с остальным опытом. Некоторые события особенно выделяются и долго не разлагаются, но это редкий случай. Остальное превращается в сплошную перемешанную массу. Когда речь заходит о памяти, Дэн Саймонс напоминает нам, что «люди склонны гораздо больше доверять точности, полноте и жизненности своих воспоминаний, чем воспоминания того заслуживают» [195].

Наша иллюзия себя настолько переплетена с личными воспоминаниями, что, когда мы припоминаем событие, мы уверены, что восстанавливаем точный эпизод нашей истории, как будто открываем фотоальбом и рассматриваем старый снимок. Если мы впоследствии обнаруживаем, что эпизода никогда не было, то все наше Я ставится под сомнение. Но это лишь потому, что мы пребываем в иллюзии, что наше Я имеет надежную историю.

Вспомнить не все

В голливудской версии замечательного рассказа Филиппа К. Дика «Продажа воспоминаний по оптовым ценам» [196] [197], Арнольд Шварценеггер играет роль Дугласа Куэйда, борца за свободу марсианской колонии, которому была имплантирована ложная память о том, что он является строителем, работающим на Земле. Экранизация под названием «Вспомнить все» («Total recall») [198] – это остросюжетный триллер с заговором, полным поворотов и вывертов. К дискуссии о Я он имеет отношение потому, что личность Куэйда изменилась, когда изменилось содержимое его памяти. Именно поэтому Элизабет Лофтус так ужаснулась, узнав, что у нее тоже бывают ложные воспоминания. Это означает, что мы не обязательно являемся теми, кем себя считаем. Наша личность есть сумма наших воспоминаний, но оказывается, что воспоминания текучи, изменяемы сопутствующими обстоятельствами, а иногда и просто фабрикуемы. Таким образом, мы не можем доверять им, и наше чувство Я скомпрометировано. Обратите внимание, что это приводит нас к очевидному парадоксу: без ощущения Я воспоминания не имеют смысла, и в то же время Я представляет собой продукт воспоминаний.

Возможно, именно поэтому не существует воспоминаний о младенчестве. В младенческом возрасте мы не обладаем Я, т. е. способностью интегрировать свои переживания в осмысленные истории. У нас нет ощущения Я, в которое мы могли бы интегрировать новый опыт. Оно требует опыта – в частности, перенятого у старших. Приблизительно около двух лет дети начинают говорить с родителями о прошедших событиях. Дети, чьи родители проводят много времени, разговаривая с ними и обсуждая прошедшие события в возрасте от 2 до 4 лет, гораздо лучше помнят свою жизнь в 12–13 лет.

И это не просто проблема языка, важен способ обсуждения событий с детьми. Структурируя ранний опыт своих детей, родители обеспечивают им возможность организовать их переживания в осмысленные истории, потому что проще помнить истории, когда мы становимся в них главным персонажем. Взрослым необходимо организовать переживание и его контекст в единое цельное представление о событии, имеющее смысл для ребенка, что приведет к надежному кодированию и хранению информации в мозге ребенка [199]. Десятилетия психологических исследований доказали, что смысл и контекст существенно улучшают припоминание.

Именно поэтому специалист в области памяти Марк Хоу утверждает, что малышам, которые не проходят зеркальный тест Гэллапа, не хватает ощущения Я, и поэтому их воспоминания превращаются в несвязанные события – впечатления, у которых нет никакого значительного смысла [200]. Чтобы воспоминания обладали смыслом, они должны быть нанизаны на стержень Я. Однако Филипп Рошa, проводящий пожизненное исследование развития Я, утверждает, что зеркальный тест у людей на самом деле служит оценкой наличия самоосознания в том плане, как ты выглядишь в глазах других [201]. Он рассуждает, что в 18 месяцев дети не беспокоятся о том, как они выглядят со стороны, и поэтому не особо озабочены красной кляксой на своем носу. Где-то ко второму году жизни дети становятся более озабоченными своим внешним видом и тем, как их видят другие.

Таким образом, возможно, тест узнавания себя с полоской помады в зеркале вовсе не является универсальным критерием самосознания. В ходе одного исследования кенийских детей в возрасте от 2 до 7 лет Рошa обнаружил, что только 2 из 104 детей, посмотрев в зеркало, отодрали стикер, который до этого был тайком наклеен им на лоб. Почему? Не могло быть того, чтобы они не узнавали себя в зеркале. Они видели себя и прихорашивались перед зеркалом множество раз. Скорее всего, говорит Роша, в отличие от своих американских сверстников, кенийские дети не знали, что делать в такой необычной ситуации. Они не знали, надо ли они снимать со лба стикер, который налепил туда странный западный ученый, приехавший в деревню.

Это удивительный выверт интерпретации самоузнавания Гэллапа. Возможно, прохождение зеркального теста не обязательно служит критерием самоузнавания, а в большей степени констатирует смущение перед другими. Зеркальный тест указывает на озабоченность тем, что окружающие думают о вас. Однако для самосознания действительно требуется сначала понять, что другие способны думать о тебе. Необходимо иметь некое ощущение Я, чтобы сравнить это Я с ожиданиями других.

Теория разума

Если человек беспокоится о том, что другие думают о нем, значит, он имеет представление о том, что происходит в сознании других людей. Такое представление назвали «теорией разума». Этот термин был предложен Дэвидом Премаком, который стремился установить, понимают ли шимпанзе, что у других есть мысли и какими могут быть эти мысли [202].

Мы все полагаем, что люди делают что-то, потому что они так решили. Другими словами, мы знаем: у других людей есть свои мысли, цели и намерения, и это мотивирует их действия. И это кажется нам настолько очевидным, что мы воспринимаем эту «теорию» как нечто само собой разумеющееся. Но есть немало данных о том, что для развития способности к такому мировосприятию требуется некоторое время. И, возможно, ею обладают не все представители животного царства.

Животные могут обращать внимание на людей и их действия, но не ясно, понимают ли они, что те обладают своими соображениями, на которые опираются эти действия. Животные не включаются в социальный обмен в виде подражания и копирования со своими хозяевами. И тем не менее мы склонны приписывать животным сложные психические состояния.

Вы помните гориллу-самку Бинти, спасшую маленького мальчика, упавшего в ее вольер, в зоопарке недалеко от Чикаго в 1996 году? Все смотрели в удивлении, как это дикое животное подобрало безвольное тело трехлетнего мальчика и понесло его к двери, где его могла забрать «Скорая помощь». Мировая пресса быстро приписала Бинти невероятные сочувствие и заботу, но они не знали, что служители зоопарка тренировали самку гориллы приносить им куклу в ожидании ее возможной беременности [203].