Трагедия адмирала Колчака. Книга 1 - Мельгунов Сергей Петрович (полные книги .TXT) 📗
3. Военнопленные
Таким образом, сталкивались две противоположные точки зрения на интервенцию. Французский журналист, коммунист Маршан, так их определяет: интервенция могла произойти «с активным участием или по меньшей мере с пассивным одобрением большевицкого правительства»; «интервенция должна быть направлена против этого правительства, должна иметь целью его низвержение и одновременное восстановление Восточного фронта». Какая схема победит? Весы должны были склониться в ту или другую сторону в зависимости от оценки влияния Германии на советскую власть. Первенствующее значение приобрёл при этом вопрос об организации германских военнопленных в России. Между тем это один из тех вопросов, который при современном состоянии материала не может быть во всей полноте разъяснён документально, как, впрочем, и большинство вопросов, связанных с таинственной страницей немецко-большевицких альянсов, которую в статье «Приоткрывающаяся завеса» я имел право не без основания назвать сказками Шахерезады.
Существуют уже контроверсы. Так, проф. Масарик в меморандуме, составленном для Вильсона в Токио 10 апреля, определённо свидетельствует: «Нигде в Сибири (от 15 марта до 2 апреля. — С.М.) я не видел вооружённых немецких или австрийских военнопленных»… Ещё раньше специально высланные в Сибирь для исследования вопроса о военнопленных на месте американский и английский офицеры Вебстер и Хиггс 30 марта доносят: «Вооружённых военнопленных в районе от Владивостока до Читы не имеется. Некоторые военнопленные в Иркутске вооружены — все они венгерские социалисты и записываются для борьбы против Семёнова в Маньчжурии». В другой телеграмме из Иркутска, 31-го, Хиггс выражает ещё большую убеждённость, что «здешний совет не имеет в виду вооружать военнопленных». 1 апреля Хиггс сообщает: «Во всей Сибири всего 1200 вооружённых военнопленных, которые являются социалистами-революционерами. Они охраняют других пленных, и главным образом германских офицеров, которых совет боится. Они не будут использованы в военных операциях. Совет дал официальную гарантию для сообщения нашему правительству о том, что максимум 1500 военнопленных будут вооружены во всей Сибири»… [218] К совершенно противоположному выводу пришёл в апреле же майор Пишон. Для него «военная активность немцев» представляется «фактом совершенно неопровержимым»; «по сведениям, полученным недавно, на Селенге, к югу от Байкала, под управлением немецких инженеров и военных специалистов устроена укреплённая военная позиция» [Доклад. С. 49]. П.Н. Милюков в своей работе утверждает, что сведения о японском выступлении 4 апреля «скрепили союз» между большевиками и германцами: «В Сибирь поехали германские офицеры и занялись вооружением венгерских и австрийских пленных» [II, с. 28]. К сожалению, этот историк гражданской войны редко указывает источник, откуда он черпает свои сведения. Приходится думать, что это только предположения самого автора.
Немцы, конечно, отрицают все эти факты. Можно сказать без колебаний, что цифра 200.000 организованных военнопленных — версия, ходившая и в Москве, — преувеличена [219]. Немцы не пошли бы официально на такую опасную для пленных затею. Но, очевидно, та или другая санкция давалась под видом, что большевики организуют только «интернационалистов».
Отрицали организации военнопленных и большевики. Ещё 22 декабря 1917 г. в «Правде» появилась никем не подписанная заметка, опровергающая «ложь», распространяемую буржуазными и подхалимными листками — в данном случае горьковской «Новой Жизнью», — об организации отряда военнопленных [220]: дело идёт о революционных интернационалистах австро-венгерцах, готовых предоставить целый отряд в распоряжение революционной России против «германского империализма». Этих «интернационалистов» оказалось чрезвычайно много. Уже в декабре происходит делегатское собрание военнопленных. На нём присутствуют 200 человек от 20.000. В апреле в одном Московском округе насчитывалось до 60.000 организованных пленных интернационалистов. На первом съезде военнопленных присутствует 400 человек формально от 500.000 организованных военнопленных [221].
Какого рода были эти «интернационалисты», прекрасно можно видеть из факта, рассказанного командующим большевицкими войсками на Юге, Антоновым-Авсеенко [222]. Он не отрицает попыток создания отрядов военнопленных в Донбассе в феврале 1918 г. «Вначале» они были неудачны. «Одну сформированную из германцев роту пришлось распустить после следующего эпизода. Роте этой производился смотр. Командующий похвалил роту на немецком языке. Все, как один, ответили: «Хох, кайзер Вильгельм»…» Совершенно аналогичное о немецких отрядах, под разными обликами и видами находившихся в Москве весной 1918 г., рассказывает автор дневника, напечатанного в «Голосе Минувшего».
Эти организованные и вооружённые военнопленные оказались рассеянными буквально повсюду и вместе с латышами и китайцами с Мурмана оказались главной основой советских войск в первый период борьбы. С ними мы встретимся при подавлении июльского восстания в Ярославле, организованного Савинковым. И не только с «интернациональным батальоном», активно участвовавшим в бою на стороне советской власти. Из документа, напечатанного в «Красной книге ВЧК» [вып. I], мы знаем, что «отряд Северной Добровольческой армии» сдался германской комиссии военнопленных, которая несколько неожиданно оказывается сильной «боевой частью» и сохраняет во время боя «вооружённый нейтралитет». Начальствовал над немецким отрядом лейтенант Балк… Кто же он? Отвечает нам автор воспоминаний, напечатанных в № 1574 «Возрождения», — Н. Мазинг. Балк — один из немецких контрразведчиков, работавших во время войны в России. Он орудовал до большевицкого переворота в Кронштадте вместе с Михельсоном и Рошалем, с которыми его свёл Натансон. Если изложенное всё точно, то оказывается, что Балк через главаря немецкого шпионажа в России полк. Бауэра был связан с Натансоном ещё в Цюрихе. Он находился в непосредственном ведении другого агента — майора австрийского генерального штаба Титца, числившегося в лагере военнопленных в Нижегородской губернии под фамилией… Блюхера [223]. О его прежней деятельности автор воспоминаний рассказывает довольно показательные подробности. После октябрьского переворота Балк работал в комендатуре Смольного под фамилией бывшего корнета Василевского. Титц в дни переворота находился в Москве и там, как артиллерист, налаживал обстрел Москвы (об участии немецких артиллеристов в стрельбе упорно говорили тогда в Москве). «Потом мне (т.е. Балку) — автор передаёт именно его рассказ — пришлось с ним работать вместе: мы усмиряли ярославское восстание. Он лично руководил орудийным огнём, я командовал батареей, солдаты были исключительно мадьяры из отряда, сформированного ещё летом 1917 г. на Волге. Немало колоколен удалось сбить!.. не будь нашей организации, ещё неизвестно, во что бы обернулось дело»…
Спустимся по Волге вниз. Один из руководителей Волжского фронта в июле записывает под Сызранью, 12 июля, в свой «дневник»: «Большевицкие войска главным образом из мадьяр, китайцев и латышей, с небольшим сравнительно количеством русских красноармейцев, были прекрасно вооружены артиллерией» [«Воля России», 1928, VIII, с. 101]. Под Симбирском 28-го его запись гласит: «В наши руки попал оригинал доклада большевика Мадракова… В нём чёрным по белому сказано, что при восстании против нас большевиков к последним «присоединяются мадьяры и австрийцы, которые разбиты по роду оружия и при выступлении займут определённые места под командованием офицерского состава и которым оружие будет выдано из склада»» [с. 125].
218
Об этой миссии Троцкий в обращении народного комиссара по военным делам «Всем, всем, всем» 22 августа писал: «Мною тогда были отправлены вдоль сибирской дороги из Москвы американские и английские офицеры, которые оказались вынуждены официально подтвердить, что все сообщения об угрозе сибирскому пути со стороны пленных являются вздорными вымыслами» [«Известия», № 181; «Хр.». Прил. 36].
219
«Бытовые условия делали то, что значительная часть этих 200.000 пленных не очень жаждет вернуться на фронт», — отмечает 16 февраля франц. генеральн. консул в Иркутске Андре Буржуа в депеше, посланной в Петроград [К истории интервенции в Сибири. — «Кр. Архив». XXXIV, с. 145]. «Значительная часть этих пленных, — добавляет Пишон в письме к ген. Нисселю 8 февраля, — стали родоначальниками новых поколений путём брака или свободных союзов… Эти люди не вернутся к себе: они создали очаг, зарабатывают много, колонизируют Сибирь. Некоторые из них стали членами местных Советов» [там же. С. 162].
Этими бытовыми условиями и разнообразием состава военнопленных (здесь были среди других и турки) следует, пожалуй, объяснить явление, позднее поражавшее ген. Нокса и отмеченное им с несомненным преувеличением: в Сибири «каждый маленький офицерский батальон имеет 100 немцев в качестве поваров, прислуги, конюхов; каждая рота новобранцев имеет три немецких повара»… «Настоящее положение, — добавляет Нокс, — если бы оно было известно в Англии, вызвало бы бурю возмущения». На английского генерала это производит такое впечатление, что в условия «конвенции», которую он заключает 24 октября с русским правительством о помощи в формировании армии, он вводит специальный пункт о заключении военнопленных не славянского происхождения в лагеря [дополнение к воспоминаниям Болдырева. c. 525]. Майор Пишон в своих сибирских наблюдениях [«Кр. Архив». XXXIV, с. 162] в хорошем отношении к военнопленным — не видят в них врагов — склонен даже усмотреть отсутствие должного патриотизма. Не знаю, можно ли отнести подобные заявления даже к области некоторой российской «распущенности». Скорее, они могут служить доказательством того, что к моменту, когда вопрос о возобновлении Восточного фронта и союзнической интервенции получил уже конкретное решение и Антанта связала свою политику в России недвусмысленно с противобольшевицкими силами, война с Германией в сознании широких слоёв русского общества была уже изжита.
220
Из сборника Троцкого «1917 г.» стало известно, что автор заметки — сама большевицкая «примадонна», как назвал позже Троцкого перед американскими сенаторами известный нам Робинс.
221
«Пролет. Рев.». Кн. 76, с. 58.
222
«Записки о гражданской войне» [1924, I, с. 228].
223
Автор считает его современным советским главкомом, это маловероятно. Советские историки говорят, что Блюхер — рабочий с Урала. См. книгу Подшивалова «Гражданская война на Урале 1917–1918 гг.» (изд. 1925 г.).
