Пугалки для барышень. Не для хороших девочек - Вуд Даниэлла (читать книги без txt) 📗
— Некомпетентность! Больше всего ненавижу некомпетентность, — бормотала Лорна и снова впадала в свое крокодилье безмолвие, в то время как какой-нибудь румяный стажер тихо истекал кровью от множественных порезов, нанесенных ее острым языком.
Иногда она шипела сквозь зубы:
— Полгода. Еще полгода. Полгода, и я уволюсь…
Все знали, что Лорна собирается уволиться через полгода, потому что она собиралась уволиться через полгода уже двадцать пять лет подряд. Говорили даже, что, вступая в свою первую должность в те приснопамятные дни, когда в редакции раздавался бодрый звон кареток пишущих машинок, а репортерам было позволено курить на своем рабочем месте сигарету за сигаретой, Лорна пожала руку редактору и сказала, что собирается поработать здесь всего полгода. Однако я никогда не верила в эту историю по той простой причине, что она не объясняет присутствие Оскара. Принести в офис растение в горшке — о чем это говорит? Я считаю, о взятии на себя серьезных обязательств.
Вся симпатия к Лорне, которую мне удавалось из себя выдавить, была связана с тем, как я представляла себе ее первый выход на работу на пару с этим самым Оскаром. В своих фантазиях я одела ее по этому случаю в серо-коричневые юбку с жакетом и перекрасила ей длинные, седеющие волосы в приятный светло-каштановый цвет. Я нацепила ей на нос очки в массивной оправе, и хотя они вовсе ей не шли, однако наводили на мысль, что эта некрасивая, приземистая молодая женщина может скрывать в себе множество интригующих секретов. Все эти намеки на глубоко упрятанные чувства подтверждало наличие молодой монстеры по имени Оскар — это был одинокий нежный стебелек с парой листьев, похожих на протянутые детские ручки, зеленеющей в керамическом горшке, который Лорна прижимала к себе локтем согнутой руки.
С течением времени Оскар стал настоящим монстром и вырос из нескольких горшков. Особенно значительная перемена обстановки последовала, когда его быстрый рост, а также появление новых компьютерных терминалов вынудили его спуститься со стола на пол, к ногам Лорны. Когда я пришла работать в службу новостей, Оскар прозябал в колоссальных размеров черной пластмассовой кадке, стоявшей справа от кресла первого заместителя главного редактора. Теперь он представляет собой скорее дерево, чем комнатное растение: ствол его по толщине уже вполне может сравниться с лодыжкой самой Лорны.
Помнится, мой первый понедельник в газете был для нас обоих днем, исполненным глубокого смысла: я прикалывала свои любимые фотографии и цитаты к обитой сукном стенке, отгораживавшей мой стол от прочих в офисе, и пристраивала на столе небольшую картину моей уже успевшей к тому времени прославиться подруги-художницы Евы. А Оскар потянулся и впервые дотронулся кончиком верхнего листа бледной лампы дневного света на потолке, которую по ошибке принял за солнце.
Если мы перенесемся на четыре года вперед, мы увидим, как тот же лист удрученно клонится к земле. За это время ствол Оскара дорос до потолка и сделал поворот, так что теперь его крепкий зеленый изгиб уткнулся в разочаровавшую его лампу.
А я? Я постепенно поняла, каково это быть дочерью хвастливого мельника. Наверное, вы помните сказку, в которой мельник, чтобы представиться важной персоной, рассказал королю о том, что его дочь умеет прясть из соломы золотые нитки. Король запер дочь мельника в каморке с прялкой и охапкой соломы, которую она должна была превратить в золото к утру, если ей дорога жизнь.
— Вот тебе несколько слухов, — говорил мне редактор, прежде чем снова исчезнуть за своей панелью матового стекла. — Сделай из них сорок сантиметров текста к вечеру, будь любезна.
— Вот половина предположения и крупица неподтвержденного факта, — говорил он мне на следующий день. — Шестьдесят сантиметров к вечеру, если тебе дорога твоя жизнь.
А иногда мне приходилось прясть сантиметры колонки из ничего.
— Скажи, почему тебе нравится математика? — присев на корточки, спросила я, однажды Бруно, семилетнего победителя австралийской олимпиады по математике для седьмых классов: тот в ответ лишь чмокнул пару раз губами, имитируя звук падающих капель:
— Не знаю.
— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Не знаю.
— Что ты почувствовал, когда узнал, что выиграл олимпиаду?
— Не знаю.
— На что ты собираешься потратить призовые деньги?
— Не знаю.
«Ты умственно отсталый или просто маленький говнюк? — думала я, глядя на него с ненавистью. — Нет-нет, можешь не отвечать, я уже догадалась».
Как-то раз мне довелось кричать на ухо столетнему старику, растерявшему все свои былые комплексы наряду с контролем над собственным мочевым пузырем и девятью десятыми остроты зрения.
— В чем секрет вашего долголетия, мистер Гросвенор?
— Сиськи у тебя что надо, — ответил тот, роняя слюну на одну из нескольких десятков свечек, горевших на его именинном торте.
— Ох, извините, — смущенно буркнула его почти столь же престарелая дочь, перехватывая руку старца, уже заползшую за ворот моей рубашки. — Отец всегда был настоящим джентльменом.
Почти алхимическим путем мне обычно удавалось наскрести достаточно слов для подписей под фотографиями, например: «Спросите у семилетнего вундеркинда-математика Бруго-Кроуфорда, в чем секрет его успеха, и он скажет вам: „В повторении“». Или такой вот текстик: «Хотя Терри Гросвенору исполнилось сто лет, он по-прежнему ценит простые радости жизни». Проблема заключалась в том, что сей алхимический процесс не прекращался после того, как я сдавала работу и шла домой. Иногда я проводила бессонные ночи, гадая, какие еще трансформации претерпит статья, выходящая за моей подписью.
— Только у меня есть просьба, — сказал мне однажды некий высокопоставленный бюрократ из Министерства здравоохранения, которому я пообещала отдать все, что у меня есть, вплоть до будущего первородного сына, если он поможет мне спрясть из полученной от него соломы необходимое количество текста. — Запомните, я даю вам это интервью только при условии, что вы не будете употреблять слово эпидемия. Здесь мы говорим не об эпидемии, а о нескольких изолированных случаях воспаления желез, и мы не хотим вызывать у населения ненужную панику.
— О господи, только не это! — воскликнула я на следующее утро, когда зашла за молоком в магазин на углу и увидела свежий номер нашей газеты, на первой полосе которой красовался броский заголовок: «Угроза эпидемии: подростки заражаются через поцелуи».
Слово Рози Литтл
О газетных заголовках
Говорят, что спорт в цивилизованном обществе служит заменой войны, а также, что игры, в которые мы играем в детстве, должны готовить нас к реалиям взрослой жизни. Кстати, мой брат в своем капиталистическом детском садике был чемпионом по игре в «Монополию» и разработал безжалостную стратегию, успешность которой отражается на его банковском балансе по сей день в лучшую сторону. А вот меня до сих пор подводит какая-то нелепая сентиментальность, так что я готова принести в жертву все что угодно, лишь бы аккуратно разместить на своей стороне доски комплект из трех карточек с красной каемочкой и с изображениями Флит-стрит, Трафальгарской площади и Стрэнда.
Долгие рабочие смены в отделе новостей оставляют достаточно времени для размышлений о том, как детская настольная игра-стратегия может стать гарантом будущих успехов в карьерном росте, и даже способствуют разработке правил ролевой игры с целью подготовки будущих журналистов к переходу в четвертое сословие. Я назвала бы ее «Срочно в номер».
«Срочно в номер», игра для четверых игроков, точно воспроизводит подлинный процесс повседневного придумывания заголовков. Не буду утомлять вас сложными подробностями игры; достаточно сказать, что в комплект входят два набора карточек. На карточках одного комплекта напечатано по одному слову (ужас, террор, шок, эпидемия, мольба, угроза, трагедия и т. п.), а другой состоит из карточек со сценариями новостей, например:
