В добрый час - Вернер Эльза (Элизабет) (читать книги онлайн .TXT) 📗
— Госпожа Берков!
Евгения вздрогнула, и в то же время Афра, испуганная чужим голосом, сделала скачок в сторону; но в одно мгновение сильная рука схватила ее за повод и заставила остановиться. Перед ней стоял Ульрих Гартман.
— Я не знал, что лошадь так пуглива, — сказал он, как бы извиняясь и глядя с тревогой и изумлением на молодую амазонку, которая так твердо сидела в седле.
Евгения быстро провела рукой по лицу, чтобы скрыть следы слез, но поздно: ее слезы были, конечно, замечены, и при мысли об этом яркий румянец вспыхнул на ее щеках. В ее голосе послышалось негодование, когда она быстро и повелительно сказала:
— Оставьте повод! Афра не привыкла, чтобы ее держали посторонние, и очень легко пугается. Вы подвергаете и меня, и себя опасности!
Ульрих послушно отступил на несколько шагов. Евгения ласково погладила лошадь, которая ржала и билась от прикосновения чужой руки, силу которой она, однако, сразу почувствовала. Ласка хозяйки тотчас успокоила ее.
Между тем Гартман не спускал глаз с молодой женщины, которая казалась сейчас еще интереснее обычного: темная амазонка, такая же шляпа на белокурых волосах, прекрасное, покрасневшее от слез лицо, спокойная уверенная осанка, которая, несмотря на беспокойство Афры, ни на минуту не изменилась, подчеркивали ее блеск. Вся фигура ее на прекрасном коне была подлинным олицетворением силы, красоты и грации.
— Вы были здесь наверху, Гартман? — спросила Евгения в тайной надежде, что он только что взобрался наверх и не видел ее слез. — Я не заметила вас.
— Я стоял по ту сторону! — сказал он, указывая на опушку леса, которой она не могла видеть, пока взбиралась на гору. — Я видел, как вы поднимались на гору, и хотел дождаться вас.
Молодая женщина собиралась уже проехать мимо него в лес, но остановилась, удивленная.
— Дождаться меня? — переспросила она. — Зачем?
Ульрих уклонился от ответа.
— Вы одна? Совсем одна? Прежде вы всегда ездили в сопровождении слуги.
— Сегодня, как видите, я без провожатого.
Ульрих быстро, но с большой осторожностью снова очутился около лошади.
— В таком случае вы должны вернуться сейчас же! Я провожу вас, пока не скроются из виду рудники.
— Зачем? — спросила Евгения, еще более изумленная этим предложением и мрачным видом молодого рудокопа. — Разве в этом лесу так опасно?
Ульрих внимательно посмотрел на нижнюю лесную дорогу, часть которой была видна отсюда.
— Мы были на чугунном заводе там, наверху, — наконец медленно произнес он. — Я и несколько товарищей… Я прошел ближайшей дорогой по тропинке, потому что хотел вернуться пораньше, остальные же идут по дороге и могут вам встретиться, а потому я лучше останусь при вас, на всякий случай.
— Я не труслива, — сказала Евгения решительно, — к тому же надеюсь, что меня не станут оскорблять. Я знаю, что вышло столкновение с рабочими, но меня уверили, что это пустяки и все скоро уладится.
— Значит, вам солгали! — резко прервал ее Ульрих. — Здесь не может быть и речи о примирении! Господин Берков объявил нам войну, или мы ему, что одно и то же, борьба началась и не кончится до тех пор, пока один из нас не падет. Это говорю вам я, а уж лучше меня едва ли кто знает суть дела.
Молодая женщина слегка побледнела, услыхав подтверждение своих опасений, однако дерзкий и высокомерный тон этих откровений оскорбил ее, и она сказала холодно и надменно:
— Ну, если дела приняли такой оборот, то я ни в коем случае не могу согласиться, чтобы меня провожал и защищал человек, который открыто и дерзко признает себя врагом моего мужа; я поеду одна.
Она хотела двинуться вперед, но Ульрих, следивший за каждым ее движением, преградил ей дорогу.
— Остановитесь, госпожа Берков, вы должны взять меня с собой.
— Должна? — Евгения гордо подняла голову. — А если я не хочу?
— В таком случае, я умоляю вас.
Это был тот самый резкий переход от высокомерной угрозы к покорной мольбе, который уже однажды обезоружил Евгению, и теперь он смягчил ее негодование. Она взглянула на молодого рудокопа, смотревшего на нее с явной озабоченностью.
— Я не могу принять вашего предложения, Гартман! — твердо сказала она. — Если ваши товарищи в самом деле зашли так далеко, что я подвергаюсь опасности услышать оскорбления, то думаю, что все это дело ваших рук, а от человека, который питает к нам такую ненависть…
— К нам? — стремительно прервал ее Ульрих. — Я не питаю ненависти к вам, и вы, конечно, не будете оскорблены. Никто не посмеет и слова произнести против вас, пока я с вами, а если бы кто и осмелился, то это были бы его последние слова. Возьмите меня с собой!
Евгения медлила несколько секунд, но неприязнь, обнаруженная им раньше, заставила ее решиться:
— Я вернусь домой одна и сверну с большой дороги! — сказала она быстро. — Останьтесь здесь, Гартман! Уважение к господину Беркову требует этого.
При этом имени его долго сдерживаемая ярость прорвалась, глаза его вдруг загорелись, и в них сверкнул огонь непримиримой ненависти.
— К господину Беркову! — вскричал он. — К господину Беркову, который так любезно отпускает вас одну, зная, что мы отправились на завод, и теперь должны быть в лесу. Впрочем, он ведь никогда и не заботился о вас, ему все равно, счастливы вы или нет, а между тем вся ответственность за то, что может произойти с вами, падает на него одного.
— Как вы смеете, Гартман! — вскричала Евгения, вспыхнув от гнева и негодования, но попытка остановить его была напрасна, он прервал ее и продолжал со все возраставшим раздражением:
— Конечно, большое преступление видеть, как вы плачете, думая, что никого нет поблизости. Но, мне кажется, вы часто плачете с тех пор, как вы здесь, только никто этого не видит, как сейчас видел я. Я знаю, кто виной всему, и я ему покажу…
Он вдруг остановился, так как молодая женщина выпрямилась и устремила на него надменный, уничтожающий взгляд, который делал ее совершенно недоступной; голос ее звучал резко, холодно и властно, как будто госпожа приказывала своему рабу.
— Замолчите, Гартман! Еще одно, только одно слово против моего мужа, и я забуду, что вы спасли нам жизнь, я отвечу на вашу дерзость так, как она того заслуживает!
Она повернула лошадь и хотела проехать мимо, но исполинская фигура Ульриха преградила ей путь, Ульрих стоял посреди дороги, не отступая ни на шаг. Он страшно побледнел, услышав этот повелительный тон, и ненависть, сверкавшая в его глазах, была направлена теперь на нее.
— Прочь с дороги! — приказала Евгения еще надменнее. — Я хочу ехать!
Но перед ней стоял человек, с которым ничего нельзя было сделать суровостью, а ее приказной тон довел его до ярости. Вместо того чтобы повиноваться, он подошел к ней еще ближе и вторично с железной силой схватил за повод лошадь, не обращая внимания на то, что та становилась на дыбы и всаднице грозила опасность.
— Вы не должны так говорить со мной, — глухо сказал он. — Я многое могу позволять вам и только вам — больше никому в мире, но этого тона я переносить не могу. Не трогайте лошадь! — закричал он вне себя, заметив, что она хотела ударить ее хлыстом, чтобы заставить вырваться из его рук. — Вы не сомнете меня, клянусь Богом, я опрокину лошадь, как тогда тех двух!
Страшная угроза звучала в его словах, а взгляд был еще красноречивее. Евгения первый раз видела его ярость, которая так ужасала всех, направленной на себя. Она вдруг поняла всю опасность своего положения, но, сохранив присутствие духа, в ту же минуту ухватилась за единственный шанс.
— Гартман, — сказала она с упреком, и голос ее смягчился до нежности, — вы только что предлагали мне свою защиту, а теперь сами угрожаете мне. Что же мне ожидать от ваших товарищей, если вы так поступаете со мной. Я не поехала бы в лес, если бы только подозревала это.
Ее упрек, а еще более звук ее голоса образумили Ульриха! Его раздражительность прошла, как только он перестал слышать повелительный тон. Его правая рука еще держала повод, но левая, сжатая в кулак, постепенно разжалась, и угрожающее выражение исчезло с его лица.
