В добрый час - Вернер Эльза (Элизабет) (читать книги онлайн .TXT) 📗
Теперь наступила очередь покраснеть Евгении, но она быстро овладела собой и сказала решительно:
— С тех пор, как я узнала, что опасность, которую ты так решительно отрицаешь, приближается с каждым днем. Зачем ты обманываешь меня, скрывая всю важность этого противостояния и его возможных последствий?
— Я не хотел тебя беспокоить.
Она сделала нетерпеливое движение.
— Я не робкий ребенок, которого надо окружать такими заботами и так щадить. И если что-нибудь грозит нам…
— Нам? — прервал ее Артур. — Извини, пожалуйста, опасность угрожает только мне. Я никогда и не думал обращаться с тобой, как с ребенком, но считал своей обязанностью не беспокоить баронессу Виндег тем, к чему она так равнодушна и что скоро будет ей так же чуждо, как и имя, которое она теперь носит.
Он отвечал ей таким же ледяным тоном, каким она сама часто говорила с ним, когда считала необходимым дать ему почувствовать свое высокое происхождение и то, что только крайняя необходимость заставила ее выйти за него замуж. Теперь Артур платил ей тем же. Темные глаза молодой женщины, устремленные на мужа, гневно сверкнули.
— И поэтому ты отказываешься информировать меня о своих делах?
— Если желаешь, я могу сообщить тебе… Евгения боролась с собой минуту.
— Ты отказался исполнить требования рудокопов? — спросила она наконец.
— На что можно было согласиться и что рудокопы требовали по собственному побуждению, на то я согласился. Что же касается безрассудных требований Гартмана, то выполнить их абсолютно невозможно: это повлекло бы за собой разрушение всякой дисциплины, полную анархию… Да и вообще его требования слишком оскорбительны. Он едва ли посмел бы их заявить, если бы не знал, что именно поставлено для меня на карту в этой игре!
— А что именно поставлено на карту? — спросила Евгения прерывающимся голосом. — Состояние?
— Больше, чем состояние! Само существование!
— И ты не уступишь?
— Нет!
Молодая женщина с безмолвным удивлением смотрела на своего мужа, который менее трех месяцев тому назад не мог выносить ни одной «сцены» с ней, потому что это расстраивало его «нервы», а теперь спокойно вступал в борьбу за свое существование. Но разве он действительно остался таким, как был? Его «нет» было сказано таким тоном, который обнаруживал железную волю, и она чувствовала, что он с таким же непоколебимым упорством будет противиться всякой, даже самой безумной угрозе.
— Я боюсь, что Гартман доведет борьбу до крайности! — сказала она. — Он ненавидит тебя.
Артур презрительно улыбнулся.
— Знаю! Это чувство взаимно.
Евгения вспомнила, как дико сверкнули глаза Гартмана, когда она произнесла имя своего мужа, и ею овладел внезапный страх.
— Ты не должен недооценивать ненависти этого человека, Артур! Его энергия просто ужасна, когда им овладевает какая-нибудь страсть!
Артур устремил на нее долгий изучающий взгляд.
— Ты так хорошо его знаешь? Впрочем, этот герой с самого начала казался тебе достойным удивления. Хороша энергия!.. Настаивать на невозможном, предпочитая втянуть в беду сотни людей, чем послушаться благоразумного совета! Но ведь и Гартман может наткнуться на стену, которую тщетно будет стараться пробить своей упрямой головой; от меня во всяком случае он ничего не добьется, даже если бы мне пришлось погибнуть в этой борьбе…
Он вдруг остановил лошадь; то же самое сделала и Евгения. Там, где тропинка пересекала большую дорогу, они увидали то, чего им хотелось избежать: на дороге, по-видимому кого-то ожидая, стояла толпа рудокопов. Артур нахмурил брови.
— Кажется, нам не избежать этой встречи!
— Не повернуть ли назад в лес? — тихо спросила Евгения.
— Слишком поздно! Они уже заметили нас, уклониться от встречи невозможно, а повернуть назад — значило бы бежать. Плохо то, что мы на лошадях: это еще больше раздражит их. Что бы то ни было, мы не должны обнаружить робости, смелее вперед!
— Значит, ты боялся этой встречи? Артур с удивлением взглянул на нее.
— Я? Нет. Тебе не следовало встречаться с ними. Теперь, конечно, этого не избежать, но по крайней мере ты не одна. Держи Афру покрепче за поводья и постарайся быть ближе ко мне. Возможно, обойдется без столкновения.
Они медленно поехали вперед к большой дороге, откуда их давно уже заметили.
Артур оказался прав: ничего не могло быть хуже подобной встречи… Рабочие были возбуждены и озлоблены только что увиденным на заводе, и теперь вдруг увидели перед собой отказавшегося выполнить их требования хозяина верхом на прекрасной лошади, возвращавшегося со своей знатной супругой, как они думали, с прогулки, и это на глазах у людей, которые борются с нуждой! В толпе раздался громкий ропот, кое-где послышались довольно чувствительные угрозы и оскорбительные слова; хотя они и умолкли, когда всадники выехали на большую дорогу, но вся толпа, как бы сговорившись, сбилась в плотную массу, по-видимому, чтобы преградить им путь.
Волнение Артура выдавало только легкое подергивание губ, его рука нисколько не дрожала, когда он взял Афру на всякий случай под уздцы, чтобы удержать ее рядом со своей лошадью.
— В добрый час!
На его приветствие не последовало ответа; никто из толпы не отозвался на него; со всех сторон на них устремилась неприязненные взгляды, стоявшие впереди придвинулись к ним еще ближе.
— Разве вы не хотите нас пропустить? — спокойно спросил Артур. — Вы испугаете лошадей, если будете так тесниться. Дайте дорогу!
Евгения, сознававшая опасность положения, с удивлением посмотрела на мужа. Он впервые говорил таким тоном: сдержанным и повелительным. Такое обращение Артура, хотя и несколько рискованное в данную минуту, могло бы безусловно принести успех: если бы у толпы не было вожака, она непременно исполнила бы требование Артура. Теперь же, напротив, глаза всех рудокопов обратились в одну сторону, словно ожидая оттуда сигнала к уступке или сопротивлению. Там стоял Ульрих Гартман, только что спустившийся с горы, — его-то они, по-видимому, и поджидали. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди и устремив глаза на Беркова и его супругу; в этом взгляде светилось что-то недоброе.
Взгляд Артура последовал по тому же направлению.
— Вы и сегодня во главе, Гартман? В таком случае позаботьтесь, чтобы нас пропустили. Мы ждем.
Независимо от того, звучало ли в его словах приказание или он произнес бы их как просьбу, и то, и другое явилось бы искрой в бочке пороха… Ульрих, кажется, только и ждал этой искры.
Холодно выраженное требование позаботиться о порядке, словно это входило в его обязанности, и вместе с тем признание его авторитета поразили Гартмана, но нисколько не изменили расположения его духа. Он медленно приблизился к ним и сказал:
— Итак, вы желали бы проехать здесь, господин Берков?
— Конечно. Ведь вы видите, что нам надо ехать в ту сторону.
На губах Ульриха мелькнула презрительная усмешка.
— И для этого вы призываете на помощь меня? Ведь вы «хозяин» своих заводов, а следовательно, и рабочих, так прикажите, чтобы вам дали дорогу! Или, может быть, — голос его звучал глухо и угрожающе, — вы теперь считаете, что хозяин здесь я и что стоит мне сказать одно слово, чтобы вас… чтобы доказать вам это?
Евгения побледнела и подвинула свою лошадь еще ближе к лошади мужа. Она знала, что эти сверкающие глаза угрожали не ей, не за себя она боялась. У нее не хватало духу воспользоваться той властью, перед которой смирялся Ульрих. Она чувствовала, что эта власть окажется бессильной, пока рядом с ней будет ее муж.
— Сотня всегда сильнее одного, если доходит до столкновения, — холодно сказал Артур. — Но ведь вы, Гартман, конечно, не думали об этом? Разве вы не чувствовали бы себя в безопасности, если бы вдруг очутились случайно один среди моих служащих? Надеюсь, что здесь я в такой же безопасности, как и у себя дома.
Ульрих ничего не ответил; он мрачно смотрел на молодого человека, который так твердо сидел на лошади и так же открыто глядел на него своими ясными темными глазами, как и в тот день, когда только началось их противостояние. Правда, тогда он был в своем доме, под защитой окружавших его служащих, а теперь находился один среди возбужденной толпы, ожидавшей только сигнала, чтобы разразиться оскорблениями или даже применить насилие, однако, несмотря на это, ни один мускул не дрогнул на его лице, осанка была такой уверенной, а взгляд таким невозмутимым, будто он считал себя и здесь полным хозяином.
