Здоровье и Власть. Воспоминания «кремлевского врача» - Чазов Евгений Иванович (полная версия книги .txt) 📗
Было три различных по значимости, времени, обстоятельствам и последствиям эпизода из моей жизни, когда мне пришлось работать рука об руку с американскими коллегами, оценить не только их профессиональные знания, но и их прекрасные человеческие качества.
Договор между СССР и США в области медицины был лишь одним из проявлений того активного политического, дипломатического и межгосударственного сотрудничества, которое началось после первого визита Р. Никсона в Москву в 1972 году. Оценить уровень и глубину нарождавшегося сотрудничества мне довелось во время официального визита Л. И. Брежнева в США, состоявшегося в июне 1973 года. Что бы ни говорили, но эта поездка была своеобразным триумфом Брежнева. И не только в связи с подписанием в эти годы таких важнейших политических документов, как ОСВ-1, договор о противоракетной обороне и т. п., но и с тем, что своей простотой, доброжелательностью он пытался изменить представление простых американцев о советских лидерах, о политике СССР.
Насколько это удалось, судить трудно. Казалось, что наступает новая эра в отношениях между СССР и США. Объятия и поцелуи Никсона и Брежнева были призваны символизировать ее начало, начало неразрывной дружбы американского и советского народов. Но все мы помним, что этого символа хватило лишь на 5 лет. А в 1973 году казалось, что нет ближе друзей, чем американские и советские руководители. Р. Никсон приглашает Л. Брежнева к себе на ранчо в Калифорнию, в свою очередь Л. Брежнев приглашает Р. Никсона к себе на дачу в Крым.
Во время визита Брежнева в США меня не покидало ощущение какой-то необычной «семейной» обстановки. Летим мы, небольшая группа сопровождающих Брежнева лиц, в Калифорнию, и я с удивлением вижу на борту официального президентского самолета двух подростков. Интересуюсь: «А кто это?» Мне отвечают: «По пути захватили с делегацией детей Г. Киссинджера». Во время официального обеда в советском посольстве в честь Р. Никсона ко мне подошел начальник охраны Брежнева генерал С. Антонов и сказал, что не знает, как выйти из необычной ситуации. В то время холостяк Г. Киссинджер пришел на прием в сопровождении известной кинозвезды и попросил нарушить «святая святых» дипломатических «раутов» — рассадку гостей и хозяев — таким образом, чтобы оказаться рядом с ней. Могу представить, что было бы в Москве, если бы министр иностранных дел СССР пришел на прием в американское посольство со знакомой иностранной актрисой. В США же все это воспринималось непринужденно и доброжелательно. Но верхом необычной «семейственности» оказался прием, который был дан в честь сотрудников КГБ охраной президента США.
Эта уникальная в своем роде встреча состоялась в Калифорнии в один из вечеров, когда Брежнев ужинал в доме Никсона. Брежнев не любил большого окружения в своих зарубежных поездках и безжалостно вычеркивал различных лиц из списков, представляемых его помощниками и МИД. В противоположность ему, помощники проявляли большую настойчивость в формировании групп сопровождающих лиц, обрастая в поездках стенографистками, машинистками, советниками, лицами из протокольного отдела и т. п. Шла борьба, которая чаще заканчивалась победой Брежнева. Крайне редко в поездках, в отличие от Н. С. Хрущева, его сопровождала жена. Это было связано не только с ее болезнью (она страдала тяжелой формой диабета), но и принципом, который исповедовал Брежнев: жена — это только домашняя хозяйка и мать семейства. Вот почему в Калифорнии, помимо охраны, оказалась лишь небольшая группа — 5—6 человек сопровождающих лиц.
Жили мы в небольшой, но очень уютной гостинице, недалеко от ранчо Никсона. Каково же было мое удивление, когда в своей комнате я обнаружил приглашение, в котором говорилось, что охрана Белого дома приглашает мистера Чазова на обед, который дается в связи с пребыванием в США группы работников КГБ, сопровождающих Брежнева. В назначенное время вместе с Л. М. Замятиным , тогда руководителем ТАСС, и членом коллегии МИД Г. М. Корниенко мы были у входа в ресторан, который охранялся солидным мужчиной. Проверив приглашения и документы, он любезно пропустил нас внутрь.
Это был ресторан в мексиканском стиле — как в интерьере, так и в обширном меню. Мы были первыми и единственными «гражданскими» лицами на этом обеде. Буквально через несколько минут после нас ресторан заполнился в основном молодыми, спортивного вида американцами и русскими. Царила непринужденная обстановка. Кто-то из высших американских чинов, учитывая отсутствие дам, предложил снять пиджаки, что вызвало большое радостное оживление. Эту реакцию я понял, увидев у большинства присутствующих, после того как они освободились от пиджаков, пристегнутое на ремнях оружие.
Прием шел под смех и гул оживленных голосов. В значительной степени этому способствовал известный артист-комик Ред Скелтон, которого американцы пригласили на эту встречу. Понимая, что большинство присутствующих русских не знают языка, он выступал с мимическими сценками. Что было в зале ресторана, когда он представлял дипломата, пришедшего на прием с оторванной пуговицей, или космонавта в открытом космосе! Все это создавало определенный настрой в зале, тосты следовали один за другим — за дружбу стран, народов, секретных служб.
Рядом со мной сидел один из руководителей советской разведки в США, которого прекрасно знали соответствующие американские службы. Слушая тосты, разговоры о дружбе, он сказал с некоторой долей иронии: «Остается только поднять тост за сотрудничество секретных служб».
Сколько таких, казалось, дружеских встреч американцев и русских на различных уровнях мне пришлось увидеть в последующие 5 лет. Сколько тостов на них было поднято за дружбу и сотрудничество. Сколько выпито водки и виски!
В 1973 году на пост министра здравоохранения и социального обеспечения США был назначен К. Уайнбергер. Мы довольно близко с ним познакомились во время его визитов в Москву и наших — в США. Он производил впечатление умного и дальновидного политика, общительного и приятного человека, по-доброму относящегося к нашей стране. Вспоминаю один из вечеров в Москве, когда мы, группа советских академиков и профессоров, встретились с делегацией американских медиков во главе с К. Уайнбергером. Это был прекрасный вечер близких по интересам и представлениям людей, ищущих пути к сотрудничеству и дружбе. По предложению одного из членов американской делегации, длительное время сотрудничавшего с советскими специалистами, Эгеберга, которого мы все любили за честность и прямоту, вечер закончился совместным пением американских и русских песен. Пел, обнимался и веселился вместе с нами и К. Уайнбергер.
Что же произошло буквально в течение нескольких лет? Почему, став министром обороны США, К. Уайнбергер стал врагом нашей страны? В чем причина такой метаморфозы?
Некоторые историки связывают виток «холодной войны» начала 80-х годов с афганскими событиями. Я не политолог, но мне кажется, что такой подход слишком упростил бы сложный процесс перехода от разрядки к конфронтации. Ведь и у США был подобный Афганистану комплекс — Вьетнам. А кроме того, нельзя забывать, что разрядка начала 70-х годов последовала вскоре за пражскими событиями, которые серьезно повлияли на ситуации, складывавшиеся в странах Восточной Европы.
Что бы ни говорили, а решающую роль в отношениях между странами играют их лидеры, их политическое кредо и видение мира. Потеря доверия и взаимопонимания, страх с обеих сторон перед кажущейся агрессивностью и укреплением позиций другой стороны — вот что толкает на конфронтацию, превращает, казалось бы, дружески настроенного человека во врага, обвиняющего тебя в вероломстве.
Тогда же, в 1973—1976 годах, царил оптимизм, своеобразное «братание» советских и американских представителей, и разрядка казалась необратимой. Визит Брежнева в США прошел успешно, и он победителем возвратился на родину. У меня этот визит ассоциируется с первыми тяжелыми переживаниями, связанными с состоянием здоровья Брежнева. Дело в том, что ко времени визита в США развитие атеросклероза мозговых сосудов начало сказываться на состоянии его нервной системы Первые предвестники этого процесса, как я уже указывал появились в период пражских событий. Однако после этого эпизода Брежнев в целом чувствовал себя хорошо, был, как говорят врачи, полностью сохранен и активно работал.