Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Как-то раз Александр взял Таис с собой на ужин в отличившийся при осаде таксис педзетайров [16]. Александр старался поддерживать тесные отношения со своими солдатами, любил их, и они обожали своего дерзкого, удалого, веселого царя.
Сидя за большим костром, ожидая, когда на вертеле зажарится дичь, Александр — свой парень — расспрашивал солдат, как они сражались, хвалил храбрых, интересовался их повседневными заботами и желаниями, шутил с ними, как с равными. Люди ценили его демократический тон. Да и чисто внешне он мало отличался от них: одевался скромно в македонское платье — македонцы носили хитон выше колеи круглый год — занимался с ними в одной палестре, ел из одного котла. Таис поразило, что он знал почти всех по имени и помнил, кто в каком бою отличился или выделился чем-то примечательным. Людей это очень подкупало. Вот и сейчас Таис слушала, прикусив язык, как Александр восхищался пожилым лохагом Демадом и убитым им некогда оленем.
— Сегодняшняя охота была ерундовой, — делился Александр.
— Да, распугали зверье! — поддержали его бывалые.
— Одна паршивая косуля за все утро. Это не то, что твой олень, Демад.
— Да, олень был что надо! — согласился польщенный Демад.
— Олень знатный, я на своем веку такого вряд ли встречу, — кивнул царь.
— Да, уж твоя правда, царь. — У Демада от умиления и гордости чуть не выступали слезы.
— Не олень, а конь, не правда ли, Агеселай, ты ведь был при этом.
— Что правда, то правда, небывалой величины был олень, — подтвердил тот, — такого в жизни не забудешь.
Таис слушала и удивлялась, о чем и как могут разговаривать друг с другом мужчины. А еще обвиняют женщин в болтливости. Она покусывала кулачок и лукаво улыбалась.
Уже в темноте они шли назад; пахло сырой травой, ухали ночные птицы, бестолково носились летучие мыши. Солдаты выносили матрасы и располагались на ночлег перед палатками, чтобы продышаться после жаркого дня. Таис взглянула на небо и ахнула:
— Какие звезды! Наш мир — мешок, черный, душный, тесный, а лучи звезд — это свет космоса, он проникает вовнутрь и несет возвышенный покой.
— Дай руку, Фалес, а то свалишься в овраг, как он — в колодец, засмотревшись на звезды.
— Упал в колодец, засмотревшись на звезды!.. Какой счастливый человек!
Александр задохнулся радостью от ее ответа. А Таис, сжимая его руку, заметила, в свою очередь:
— А ты — редкая рыба. Ты можешь плавать как в пресной, так и в соленой воде!
— Да, я умею находить общий язык со всеми. Я люблю моих людей. Я вырос в лагере, у них на глазах, и у них всему учился. И именно поэтому я не могу поступать, как Дарий — класть людей сотнями и тысячами. Как будто это не живые люди, а материал для строительства оборонительного заслона. Я несу за них ответственность, и поэтому армия должна быть так хорошо вооружена, обучена и вышколена, чтобы победы доставались с наименьшими потерями.
— Ну, и так уж был на самом деле хорош злополучный олень Демада?
— О! Король-олень. Огромный, как троянский конь. Олень — мечта.
Таис расхохоталась до слез.
— Ну, что ты смеешься?
Таис схватилась за живот.
— Ненормальная…
Смех привлек внимание, и из-за кустов вышел дозорный, — они подошли к посту.
— Это я, Александр, — сказал Александр.
— Это всяк может сказать, пароль! — пригрозил часовой с сильным фракийским акцентом.
— Кентавр Херон.
— О! Царь, извини, не узнал в темноте, — совсем другим тоном проговорил фракиец. Представители этого дикого племени стояли особняком в армии Александра. Царь был «синеок и рус», как они, владел их диковинным языком, как своим, да еще и пил с ними на равных. Поэтому они, видимо, и признавали его за своего и слушались по большому счету только его. — Прикажешь дать тебе сопровождающего?
— Нет, дай лучше еще один факел. Сюда никого не пускать.
Таис взвизгнула от радости. Они шли к морю! Давно обещанное ночное купание!
Она взвизгнула еще не раз, пока они дошли. Вода была изумительно ласковой и теплой. А какие звезды — огромные, как тот олень! Они отплыли далеко от берега, пока воткнутые в песок как ориентиры факелы не превратились в маленькие огоньки. Вода успокаивала и бодрила одновременно. Хотелось плыть в черноту и таинственность ночного моря бесконечно. Рядом с Александром ничего не было страшно.
Утомленные и счастливые, они добрались до берега и любили друг друга в теплой воде. И потому, что это было так хорошо, они продолжили свои прекрасные занятия на берегу, где развели костер из огромной коряги. А потом долго лежали в его тепле и свете — разговаривали, наблюдая причудливый танец огня, слушая плеск воды, провожая глазами летящие в вечность черного неба искры.
— Я отнял у нас полтора года счастья, — вздохнул Александр.
— Ну, что ты, мы же наверстываем потихоньку. И потом, мы успели за это время хорошо узнать друг друга, — бодро возразила она.
— О, Таис… Мы могли бы узнать друг друга еще лучше! Ну, да ты права. Во всем, видимо, есть свой смысл. «Любовь растет от ожиданья долгого и скоро гаснет, быстро получив свое…» Вот она и выросла так, что душу разрывает. Но что несчастливо началось, счастливо кончается.
Она уснула в его руках и проснулась на рассвете в его руках. А проснувшись, укусила себя за руку, чтобы убедиться в том, что это не сон. Солнце — золотая колесница Гелиоса, «который все видит, все слышит, все знает», — поднялось и осветило спящий девственный мир. Свежий, звенящий от чистоты воздух медленно наполнялся звуками жизни. Птицы, проснувшись раньше всех, пересвистывались, желая друг другу хорошего дня. Деревья стояли еще сонные, зеркальная гладь моря была спокойной, а вода чистой и прозрачной. Каждая ракушка, сонные рыбки и поросшие водорослями камни просматривались, как на ладони.
Таис показалось, что они с Александром — первые и единственные люди на Земле. Да и сама Земля создана из хаоса только для того, чтобы приютить их — первых и единственных. Нет, она не сравнивала себя с легендарными Девкалионом и Пиррой — единственными людьми первого поколения, пережившими потоп. После того как люди получили в дар огонь от Прометея и уверовали в собственные силы, они перестали почитать богов. За гордыню боги наказали людей, наслав на них всемирный потоп. Уцелели только эти двое. Но и они были сломлены карой и чувствовали себя потерянными на опустевшей Земле. Им непременно хотелось создать новое поколение людей. А Таис была бы рада, если бы на Земле не существовало никого, кроме нее и Александра. Если бы ей не надо было ни с кем делить Александра! Какая сладкая мечта…
— Какой рассвет! Скажи, здесь уже всегда было так красиво, или это потому, что я с тобой?
— Это потому, что мы вместе, потому, что ты ко мне пришел, возлюбленный мой…
Александр улыбался ей в ответ, и его счастливые глаза были цвета моря.
…Они шли, обнявшись, в гору по остывшей тропинке, усыпанной хвоей. В роще еще царила прохлада, на траве обильно лежала роса, и ее капельки поблескивали на паутине, траве, цветах.
— Что ты сейчас будешь делать?
— Принесу жертвы богам, помолюсь, поблагодарю их за поддержку, за мою жизнь, за тебя…
— Разве они познакомили нас? Благодари Птолемея, это его заслуга.
Александр загадочно улыбнулся, но ничего не сказал.
— А потом что?
— У меня дел… хватает. Я вчера только одним глазом просмотрел донесения и отчеты от Антигона из Малой Азии. Флот мой отбил почти все острова Архипелага, Тенедос, Хиос. Милет снова наш. Все уладилось как надо, я рад. Надо поблагодарить богов, Антигона, наградить кого надо. Все текущие дела — поставить точку и перевернуть страницу. А потом Газа. Это самый большой город в Палестине, и он преграждает мне путь в Египет. Его правитель Батис набрал арабов-наемников, запасся продовольствием, приготовился к долгой осаде и думает, что он ее выдержит, — тут Александр не удержался, чтобы не усмехнуться. — Ну-ну… Значит, будем осаждать. Вот ты и вернула меня к действительности…
16
Пехотный полк, в таксис входило три лоха по 500 педзетайров — «пеших товарищей», вооруженных пятиметровыми копьями-сариссами. Их боевым порядком была фаланга. В отличие от греческих гоплитов, педзетайры не имели ни панциря, ни дротика, ни большого щита. Левое плечо прикрывал небольшой щит-пельта, висевший на шее, обе руки оставались свободными для сариссы — длинной пики, в 2 раза превышавшей длину греческих и персидских. Ее железные острия выступали за линию фронта фаланги и пронзали врага.