Бывшие. Вспомни о нас - Ройс Мэри (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Облегченно выдыхаю и, чмокнув Мишаню в макушку, так же бесшумно ретируюсь из комнаты.
– Татьяна Михайловна, я поехала, – громким шепотом предупреждаю я няню, которая уже что-то шуршит на кухне, и, открыв шкаф с обувью, достаю классические кремовые лодочки.
– Елена Викторовна, к вечеру похолодало на улице, накиньте что-нибудь потеплее. Весна такая обманчивая…
– Я на машине. Татьяна Михайловна, вы лучше переоденьте Мишу в сухое. Он немного вспотел, но температура спала.
– Ой, вспотел – это хорошо. Вся гадость выходит.
– И померьте температура ему, если вдруг снова начнет подниматься, я на связи!
– Хорошо, хорошо. Не волнуйтесь вы так. Я троих вырастила, что я с температурой не справлюсь?
Я выпрямляюсь, сдувая прядь волос с лица.
– Я просто… неважно. – Вздыхаю и качаю головой. – Просто звоните мне, ладно?
Я беру сумку и ключи от машины, прежде чем выхожу из квартиры.
Я пребываю в полнейшем раздрае, потому что прямо сейчас еду на встречу с отцом Миши, о рождении которого так и не успела ему сообщить.
Глава 3
Воспоминание
На последнем месяце беременности мы со Стасом проигрываем очередное судебное разбирательство по сокращению срока заключения Глеба.
И уже целый час я сижу возле здания СИЗО, не в силах собраться с духом, чтобы прийти к Глебу после нашего проигрыша и сообщить о исчерпанных попытках ему помочь.
Я сама еще не могу принять эту реальность, не хочу верить, что у нас больше нет никакого выхода, не хочу… но я должна быть сильной. Ради нашего сына. Ради Глеба.
Я должна поддержать его, дать понять, что дождусь его и мы пройдем через все испытания ВМЕСТЕ, но, как ему это принять?
Сам факт того, что все это время он будет выживать в самом настоящем аду, в одиночку…
Нет, сколько бы я ни пыталась подготовить речь, все пустое, никакие слова не смогут сгладить ситуацию, в которой он оказался.
В последние мои визиты к нему Глеб был настолько подавлен, что мне страшно представить, каким я увижу его сегодня. Глеб потерял надежду еще на предыдущем заседании, но я убедила его побороться и не сдаваться.
А сейчас должна прийти и сообщить, что мы сделали все возможное, но ничего не вышло. Сейчас я должна убить надежду, которую сама же ему вселила.
Господи.
Я втягиваю носом воздух и сглатываю, чтобы смочить горло, которое горит от подступающих слез. Откинув голову на подголовник, устало растираю лицо ладонями.
Я не буду плакать. Я справлюсь. Я буду сильной. Глебу сейчас нужна поддержка, а не мои слезы и боль, которая шипами врезается под кожу. Но в то же время я понимаю, что это полный абсурд.
О какой поддержке идет речь, когда ему предстоит отсидеть восемь чертовых лет?
Целых восемь лет.
А я должна буду прожить все это время с чувством вины, которое колом сидит под ребрами.
Если бы я его не впустила.
Если бы он только не увидел меня в том состоянии.
Сделав еще один тяжелый вдох, я заставляю себя собраться и вылезти из машины. Но повернувшись к высокому забору с колючей проволокой, за которым расположены четыре тюремных корпуса, снова медлю.
Черт возьми, как же тяжело. В груди все сжимается.
Тру пальцами лоб.
Сегодня сама не своя.
Покачав головой, я сжимаю ремешок сумки крепче и направляюсь на КПП, после которого прохожу еще целый лабиринт коридоров и клеток. Здесь тебе не откроют следующую дверь, пока не закроют предыдущую, одно только это уже погружает тебя в упадническое состояние.
За колючей проволокой и толстыми стенами даже дышать сложнее. Особенно тяжело становится, когда начинается досмотр, в ходе которого меня информируют о правилах посещения. Также я сдаю телефон и отдаю сумку с вещами на доскональную проверку, после чего уже показываю паспорт и разрешение на посещение.
У меня уже начинает кружиться голова, низ живота тянет, а на лбу выступают капли пота.
Перед комнатой для свидания я останавливаюсь и даю себе еще пару минут, чтобы немного прийти в себя.
– Вы готовы? – раздается строгий голос охранника, и, выдохнув, я киваю. – У вас час.
Мне открывают дверь, и я переступаю порог комнаты, практически сразу замечая поникшую фигуру Глеба.
Сердце сжимается, точно в него вонзили сотни игл, и мне требуются все усилия, чтобы не потереть то место, где буквально горит от того, какой он напряженный и совершенно не похожий на себя.
Я медленно приближаюсь к нему, но реакции никакой не следует. Разумеется, он уже знает о решении суда. Но в глубине души, уверена, каждый человек греет надежду на что-то светлое, даже когда темнота грозит поглотить тебя.
Я ставлю сумку с вещами на пол, а Глеб по-прежнему не шевелится.
Он сидит за столом. Его плечи размеренно вздымаются. Голова опущена, а руки, скованные наручниками, сложены на столе.
Из-за большого живота я сажусь на стул как можно осторожней и с трудом тянусь к его рукам своими, но он сжимает кулаки, и я немного колеблюсь, прежде чем накрываю их ладонями.
– Глеб, – горло сковывает болью, и я запинаюсь, не знаю, что сказать, потому что любой мой вопрос будет очевидно глупым. – Мы справимся, – мой голос искажает предательский скрип, и я закусываю нижнюю губу.
Глеб по-прежнему сидит с опущенной головой. Его волосы стали длиннее, и острая челка агрессивно висит на глазах. Он мрачная тень от когда-то вечно улыбающегося Глеба, и от этого мне хочется разрыдаться прямо здесь и сейчас.
– Пришла попрощаться? – гремит его тяжелый голос, и внутри все переворачивается.
Я крепче сжимаю его большие кулаки, костяшки которых снова синие и покрыты ссадинами. Он злится. Не на меня. В общем. И я не сужу его за это. С каждым моим визитом он все больше и больше закрывается, будто нарочно хочет отдалиться от меня. Но я не допущу это.
– Никаких прощаний. – Я ласкаю его грубую кожу большими пальцами. – Я…
– Не нужно больше приходить, – перебивает он меня грубо и резко отстраняется, лишая меня возможности касаться его.
Пустота. Все, что остается в моих ладонях, я медленно кладу их на стол и, опираясь на них, поднимаюсь из-за стола.
– Что ты такое говоришь, Глеб? Как я могу не приходить к тебе?
Его желваки играют на напряженных скулах, и он по-прежнему избегает встречаться со мной взглядом.
– Я говорю, чтобы ты исчезла из моей жизни, Лена. – Я замираю на полушаге, будто мне только что прилетела пощечина. – Это мое решение, и ты примешь его. Я больше не могу цепляться за ложные надежды. – Он сжимает кулаки, и я прослеживаю, как они дрожат. – Ты приходишь, ворошишь все внутри меня и уходишь, а я остаюсь здесь! Один! А теперь ты будешь приходить еще реже. А гнить мне еще за решеткой восемь лет! – едва ли не рычит он и глухо бьет кулаками по столу.
Мне больно. Больно видеть его таким. Но еще больнее, что я понимаю: Глеб нарочно отталкивает меня, потому что ему тяжело после каждой нашей встречи. Но как я могу оставить его? Под моим сердцем маленькая жизнь. Наша маленькая жизнь.
Я делаю медленный вдох и незаметно выдыхаю, но пока не приближаюсь к нему. Он сплошное напряжение. Кажется, если я его коснусь еще раз, он взорвется.
– Мы что-нибудь придумаем, мы обязательно вытащим тебя… мы не остановимся, Глеб…
Он мотает головой, и, кажется, я слышу скрежет его зубов.
– Нет, Лена. Хватит, – мрачный голос Глеба рикошетит от пустых стен. – Ничего не выйдет, ты же и сама это понимаешь. – Наконец он встречается со мной взглядом, его глаза черные будто потеряли смысл к свету. – Зачем ты продолжаешь бередить нам обоим душу? Оставь это.
Сердце делает кульбит в груди, причиняя мне боль, но не настолько сильную, как слова Глеба. Вот только я не собираюсь сдаваться. Глеб злится. Он эмоционально истощен. Ему страшно, и он не контролирует себя из-за отчаяния и беспомощной ярости. И если потребуется, я буду бороться за нас двоих. Троих.
– И что? – я шумно выдыхаю и провожу ладонями по волосам. – Что ты предлагаешь?! Думаешь, я действительно могу взять и уйти? Бросить тебя? Нет! Этого не будет, Глеб! Не будет, слышешь?! – я повышаю голос, но тут же жалею и смягчаюсь. – Я не собираюсь никуда уходить. Я буду рядом, может не физически… но… я что-нибудь придумаю. Я не перестану бороться! И ты тоже! Я ношу твоего сына, и ты должен бороться ради него! У тебя есть ради чего жить, Глеб! Ты…
