Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла (читать книги регистрация txt) 📗
Она счастливо улыбнулась и закрыла глаза.
— И я тоже.
Выходные дни в Кармел были божественными. Четвертое июля. Все три дня они провели, бродя по пляжу, загорая на солнце, занимаясь поисками ракушек, собирая плавни, пару раз рискнув поплавать в неподвижных ледяных водах океана.
Она задумчиво улыбнулась, когда он лег рядом с ней на одеяло, весь дрожа от холодного морского прикосновения. Она вбирала в себя солнечные лучи, пытаясь добиться загара темно-золотистого цвета.
— Чему ты улыбаешься, спящая красавица? — Его тело было таким прохладным и мокрым, когда он лежал рядом, а кожа от одного прикосновения ее пальцев стала бархатной.
— Я подумала, что все это очень похоже на медовый месяц. Или очень удачный брак.
— Я не могу судить. У меня не было ни того, ни другого.
— Разве у тебя не было медового месяца?
— Пожалуй, нет. Мы провели его в Нью-Йорке. Она была актрисой и участвовала в пьесе, поставленной в одном из театров вне Бродвея, так что мы провели ночь в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Когда спектакли закончились, мы отправились в Нью-Инглэнд.
— А сколько дней шли спектакли по пьесе? — Она с восхищением смотрела на него своими большими, простодушными глазами зеленого цвета. Бен улыбнулся.
— Три дня. — Оба рассмеялись, и Бен немного отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть ее.
— До того, как я появился, ты была счастлива с Марком?
— Я думала, что да. Иногда. А иногда я была безумно одинока. У нас не было таких отношений, как с тобой. В некотором роде мы не были по-настоящему друзьями. Мы любим друг друга, но… это все другое. — Она вспомнила их последний разговор, когда он сказал ей не устраивать выставку своих работ. Это был голос власти. — Он не ценит меня так, как ты — ни мою работу, ни мое время, ни мои мысли. Но я ему нужна. Он заботлив. По-своему он любит меня.
— А ты любишь его? — Он пытался заглянуть ей в лицо.
Она ответила не сразу.
— Я думала, что мы не будем обсуждать вещи такого рода. Это наше лето. — В ее голосе прозвучал упрек.
— Но это также и наша жизнь. Есть вещи, которые мне необходимо знать. — Он был удивительно серьезен.
— Ты же их знаешь, Бен.
— О чем ты говоришь?
— Что он — мой муж.
— И что ты не уйдешь от него?
— Я не знаю. Неужели нужно меня спрашивать об этом сейчас? — В ее глазах отразилась осенняя печаль. — Разве нам мало иметь то, что у нас есть сейчас, и затем…
— И затем что?
— Я еще не знаю, Бен.
— А я обещал, что не буду спрашивать. Но это становится для меня все труднее.
— Хочешь верь, а хочешь нет — мне тоже. Я то и дело в мыслях переношусь в конец лета и задаю себе вопросы, на которые не могу ответить. Я все еще надеюсь на Божий промысел, на чудо, на что-то, что ответит вместо нас.
— И я тоже. — Он улыбнулся ей, наклонился, чтобы поцеловать в губы снова и снова. — И я тоже.
Глава 12
— Бен? — Он улыбнулся, услышав голос Дины, доносившийся из соседней комнаты. Был уже поздний воскресный вечер, и они недавно вернулись из Кармел, где проводили на отдыхе очередной конец недели.
— Что? Тебе нужна помощь? — В ответ он услышал крик и взрыв хохота. Она находилась там уже около часа. Выбравшись из кровати, он отправился взглянуть, что там происходило. Открыв дверь в комнату-хранилище, где часто работал, он увидел, как Дина пыталась удержать нагроможденные и плохо скрепленные стеллажи из полотен, которые начали скользить поверх горы коробок, стоящих у стены.
— Помоги! Это — лавина. — Она высунулась из-под картин, зажав в зубах небольшую кисточку для красок, широко расставив обе руки в попытке удержать от падения на пол целую стопку картин. — Я пришла сюда, чтобы отыскать несколько полотен, которые я позабыла надписать.
После того как он высвободил их из ее рук, она поставила картины в сторону. А он, все еще держа целую гору работ, наклонил голову, чтобы поцеловать краешек ее носа.
— Вынь кисточку для красок изо рта.
— Что? — Она взглянула на него с выражением полной рассеянности и радости. Она все еще думала о своих двух картинах, которые ей нужно было надписать к выставке.
— Я сказал, — он осторожно отставил картины в сторону и потянулся одной рукой за кисточкой, — вынь эту вещь изо рта.
— Зачем? Таким образом остаются свободными руки, чтобы отыскать… — Но он заставил ее замолчать, наградив немедленным поцелуем.
— Вот зачем, моя маленькая тупица. А теперь ты собираешься в постель? — Он прижал ее к себе поближе, и она, уютно примостившись в его объятиях, улыбнулась.
— Через минуту. Могу ли я закончить вот это?
— Не вижу оснований для отказа. — Он уселся в уютное старое кресло у своего рабочего стола и наблюдал, как она просматривала картину за картиной, разыскивая те, которые еще не успела надписать. — Вы так же волнуетесь, как и я, мадам, перед выставкой?
До выставки в четверг оставалось всего лишь четыре дня. Его конечной целью было ввести ее полностью в мир искусства. Ей давным-давно надо было выставляться. Он смотрел на нее с гордостью и радостью, пока она, запрятав конец кисточки в волосах, снова высвободила руки. На лице у нее появилась широкая улыбка, которая заиграла в уголках рта и придала оживление ее глазам.
— Волнуюсь? Ты смеешься. Я наполовину в состоянии помешательства. Я уже не сплю несколько дней.
Он подозревал, что это так. Каждую ночь в кровати, когда после часов, отданных любви, он, уже сонный, смотрел на нее, все, что он запоминал напоследок, была именно эта улыбка. А по утрам внезапно она просыпалась очень рано. Вскакивала, готовила ему завтрак, потом исчезала в комнатке-хранилище, где работала до изнеможения. Она привезла к нему все свои сокровища до показа на выставке. Она даже не хотела их заранее помещать в галерее, дожидаясь дня открытия вернисажа у него.
Наконец она надписала последнюю картину и повернулась к нему, усмехнувшись.
— Я не знаю, доживу ли я до вечера в четверг.
— Обязательно доживешь.
Он восторгался, наблюдая за ней. Она была очень красива. В последнее время она еще больше похорошела, в ее лице появились черты мягкой одухотворенной красоты, в ее глазах горел огонь исступленной страсти. Подобно бархатному отсвету пламени, в ней ощущались нежность и горение одновременно. Волшебством озарялись их часы, проведенные вместе. Никогда ранее он не испытывал ничего подобного. Маленький дом в Кармел оживлялся благодаря ее присутствию, комнаты наполнялись цветами, громадные кипы плавника складывались вместе, когда они, расположившись у «своей» дюны недалеко от дома, обогревали ноги у костра. Она заполонила собой все его мечтания, его дни; он не выпускал ее из своих объятий. Он не представлял своей дальнейшей жизни без нее.
— О чем ты думаешь? — Она наклонила голову, опершись на стеллажи из картин.
— О том, как я люблю тебя.
— Ох, — Она улыбнулась, и глаза ее сделались такими ласковыми, когда она взглянула на него. — Я об этом много думаю.
— О том, как я люблю тебя? — Он улыбнулся вместе с ней.
— Да, и о том, как я тебя люблю. До того как появился ты, чем я занималась?
— Ты жила просто прекрасно и никогда даже не занималась приготовлением завтраков.
— Это звучит ужасно. — Она подошла к нему, и он усадил ее к себе на колени.
— Все это оттого, что ты взволнована предстоящей выставкой и не можешь заснуть. Подожди еще месяц или два… — Он сделал вынужденную паузу, намереваясь произнести «или год», но у них не было года. Всего лишь пять или шесть недель. — Вот увидишь. Тебе надоест готовить завтраки.
Она хотела бы увидеть. Она хотела увидеть это в течение всей жизни, а не месяца.
— Мне никогда не надоест это. — Она положила голову ему на грудь, чувствуя себя в полной безопасности, словно ребенок. Они оба прекрасно загорели во время отдыха в конце недели в Кармел, и на ее ногах еще оставались следы песка, пока она водила ими по полу. — Ты знаешь, о чем я думаю?
