Три женщины одного мужчины - Булатова Татьяна (лучшие книги без регистрации txt) 📗
– Я ее видела, – чуть слышно сказала Евгения Николаевна и закрыла рукой рот.
– Кого? – в один голос воскликнули подруги.
– Тетю Пашу, – призналась Женечка, и лицо ее исказилось судорогой.
– И все? – побледнела Екатерина Северовна, никак не ожидавшая, что перед Женечкой всплывет в колодезной воде лицо ее сватьи Прасковьи Ивановны Устюговой.
– Нет, – покачала головой Евгения Николаевна. – Там еще кто-то был, плохо было видно. Но вот ее я видела очень близко.
– А ты не могла ошибиться? – с надеждой спросила ее Екатерина Северовна.
– Нет, – выдохнула Женечка. – Это лицо я теперь узнаю из тысячи.
– Не говори нашим, пожалуйста, – попросила Женечку перепуганная Екатерина Северовна, всерьез подумывающая о том, а не приложила ли к ней самой руку коварная сватья.
– Зачем мне это, – уставившись в землю, произнесла Евгения Николаевна Вильская, – надо как-то жить.
Потом выяснилось, что не как-то, а на полную катушку. «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее», – вычитала где-то Евгения Николаевна и, вооружившись подсказкой, пошла напролом. Как танк, под броней которого нашлось место для всякого, кто был ей дорог.
– Разве об этом я мечтала, Маруся? – жаловалась она московской подруге в перерывах между поездками за товаром то в Польшу, то в Румынию. – Разве я думала, что схороню папу, маму…
– Дядю Колю, – подсказывала Машенька Ларичева, ставшая с годами удивительно похожей на своего Циркуля.
– Николая Андреевича, – автоматически исправляла ее Женечка, но уже не плакала, а мысленно благодарила свекра всякий раз, когда слышала его имя. – Знаешь, Маруся, мама была права: я – невезучая…
– Да ты что, Женька, – не давала ей договорить Машенька. – Какая же ты невезучая?! У тебя Вера, Нютя!
– Да, – грустно соглашалась с подругой Евгения Николаевна. – И потом, было же у меня счастье?
– Было, – одними губами отвечала Маруся. – Еще какое…
– Правильно говорят: «За счастье надо платить», – философски изрекала очередную банальность печальная Женя. – Вот я и заплатила. С лихвой. Не надо мне больше такого счастья! – стукала она ладонью по столу, отгоняя прочь витающий над собой призрак жизнерадостной хохотушки Женечки Швейцер. – Ни за какие коврижки!
– Прости уж ты его, Женя, – молила подругу ставшая с годами очень религиозной Маруся Ларичева.
– Нет, – наотрез отказывалась внять ее совету Евгения Николаевна. – Никогда не прощу. Перед смертью умолять будет – все равно. И вообще, если бы я знала, что так будет, ни за что бы не поверила…
– А если бы я знала, что так будет, я бы его вообще рожать не стала, – не удержалась Кира Павловна и попыталась перетянуть одеяло на себя. – Чего ты, Женя, жалуешься?
– Мама не жалуется, – вступилась за Евгению Николаевну растроганная новой версией хорошо знакомой истории Вероника. – Ты бы такое пережила, потом бы осуждать лезла.
– Я и не такое пережила, – безапелляционно заявила Кира Павловна и ткнула пальцем в лицо покойного. – Вот я что пережила. А ваша мать свое дитя не хоронила…
– А надо? – строго поинтересовалась Вера, проводившая Льва Викентьевича Реву, многократно повторившего: «Можешь на меня рассчитывать. Всегда… В любое время дня и ночи».
– Скажешь тоже! – махнула на нее рукой Кира Павловна и обиделась. – Любишь ты из меня зверюгу делать.
– Никто из тебя зверюгу не делает, – не осталась в долгу Вера и не преминула напомнить бабке о том, что если кто в этом и преуспел, то не иначе как ее величество сама Кира Павловна. – Мало ты, бабуль, отцу крови попортила. Теперь за мать взялась?
– Не надо, Верочка, – вступилась за свекровь бывшая сноха, но по ее лицу было видно: заступничество дочерей ей по нраву. Именно этого она и добивалась всю жизнь, чтобы признали, чтобы благодарили, чтобы понимали, откуда ноги растут. – Кира Павловна не со зла.
– Она отцу мозг тоже выносила не со зла! – наконец сорвалась Вера и закусила губу, чтобы не разрыдаться при людях: в зал вошла группа из трех человек, все женщины.
– Ой, – затрясла головой Кира Павловна и снова потеряла кружевную косынку: – Лю-ю-ю-ба! Ты пришла?
Вероника гневно посмотрела на бабку и демонстративно поднялась со стула, чтобы пересесть к матери, тут же нацепившей на нос темные очки.
– Мам, – обняла ее Ника и прошептала в ухо: – Ты зачем очки надела? Здесь же и так темно. Подумают, прячешься.
Евгения Николаевна взглянула на дочь из-под очков, сдвинула их почти к самому кончику носа и намеренно громко произнесла:
– Твоего отца я и так вижу, а на все остальное смотреть не хочу.
Женщина, которую Кира Павловна назвала Любой, на слова матери Ники и Веры никак не отреагировала: снаряд, пущенный Евгенией Николаевной, пролетел мимо. Бывшая соперница по-прежнему оставалась для Евгении Вильской неуязвимой, как и в старые, но отнюдь не добрые времена.
– Лю-ю-ю-ба, – снова простонала Кира Павловна и, воодушевленная приходом новых зрителей, заново завела свою песнь: – Видишь, Люба, что твой-то натворил?
Люба молча кивнула.
– Видишь? Оставил меня одну. Это в девяносто-то лет. Вот кто он после этого, Люба? Человек? Нет, Люба. – Кира Павловна вздохнула и выпалила: – Не человек!
– Ясное дело, не человек, – ни к месту пошутила Евгения Николаевна. – Покойник. Все признаки налицо.
– Мама, – не сдержавшись, хихикнула Ника и тут же насупилась: повод был не подходящий.
– Вова-а-а, – неожиданно громко проблеяла Кира Павловна. – Посмотри, Люба пришла.
Вовчик привстал со стула и поклонился.
– Вот, Вова, что твой друг-то натворил, – простонала Кира Павловна, а потом замялась: нечто похожее уже сегодня звучало, поэтому гениальная актриса перестроилась по ходу и, уставившись на Вовчика, захныкала: – А ты говоришь – крещеный. Какой же крещеный так с матерью-то поступает?
Владимир Сергеевич, не зная, что говорят в таких случаях, с готовностью кивнул головой.
– Во-о-о-т, – продолжала Кира Павловна. – Лежит, значит, Люба, мой сыночек и в ус не дует. А тут – и Вера, и Нютя, и ты. – Она словно забыла о существовании Евгении Николаевны. – И Вова, – взгляд ее упал на Вовчика. – И я. Вот только Леву не вижу. Где Лева? – завертела она головешкой по сторонам.
– Автобус ушел заказывать, – напомнила ей Вера, обозначив голосом место, где сидела Евгения Николаевна.
Кира Павловна скользнула взглядом по первой невестке и снова повернулась к Любе.
– А это с тобой кто? Что-то не узнаю…
– Здравствуйте, Кира Павловна, – поздоровались с ней две женщины, пришедшие вместе с Любовью Ивановной Краско. – Мы с работы Евгения Николаевича.
– А-а-а, – протянула старуха и тут же утратила к ним интерес.
– Мы с Евгением Николаевичем вместе работали, – зачем-то повторили женщины и протянули конверт.
– Это че? – слабым голосом спросила Кира Павловна.
– Здесь деньги, коллеги собрали.
– А-а-а, – снова протянула бабка, но конверт не взяла. – Не надо мне ничего.
– Возьмите, Кира Павловна, – в один голос заговорили все сидевшие у гроба, а Вере даже на секунду показалось, что в полумраке зала голова покойника еле заметно качнулась из стороны в сторону.
– Возьми, бабуля. Так положено, – настойчиво попросила Вера и подошла поближе.
– Ничего мне надо, – твердо повторила Кира Павловна, а потом поискала глазами Веронику и буднично поинтересовалась: – Мотя ела?
Сидевшие рядом переглянулись.
– Или не ела? – насупившись, пытала внучку старуха.
– Вы бы, Кира Павловна, лучше у внучек спросили, ели они сегодня или нет? А вы о кошке… – не удержалась Евгения Николаевна, по-прежнему болезненно переживающая милость свекрови в адрес соперницы.
– Чай, не малые детки… – не договорила до конца старуха и взялась за край гроба руками. – Женька! Змей!
– Не надо, – прошелестела Люба и погладила Киру Павловну по плечу.
– Не надо было его из семьи уводить, – неожиданно рявкнула строптивая бабка и затряслась в рыданиях, как будто наконец-то отыскала виноватого в смерти сына. – Сейчас бы жив был. Вот там бы, – кивнула она в сторону первой снохи, – сидел, рядом с женой и деточками. А я б тут лежала, – показала она на гроб. – И нечего там прятаться, – рассердилась Кира Павловна и вмиг успокоилась. – Иди сюда, Женя. Иди ко мне. Сядь вот, – похлопала она по соседнему стулу. – Это твое место.
