В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Уайтлок Анна

Судя по всему, королеве была противна сама мысль о браке. Тем не менее все знали о ее давнем влечении к Дадли. Она по-прежнему принимала знаки его внимания и для собственного удовольствия, и для того, чтобы отвратить нежеланных иноземных принцев, держать их на расстоянии вытянутой руки. Как признавал сам Дадли, «она столь гибка и уклончива и то соглашается, то отказывается… самые близкие к ней люди не в состоянии ее понять, и ее намерения истолковываются по-разному». [418]

Весной и летом 1565 г. Сесил предпринимал меры для того, чтобы оживить вялотекущие переговоры о браке Елизаветы с эрцгерцогом Карлом Австрийским. Государственный секретарь считал, что католицизм эрцгерцога, от которого, как надеялся Сесил, тот отречется, не так опасен для Англии, как незамужнее состояние Елизаветы. [419] Однако император Фердинанд, помня о том, как Елизавета однажды уже отвергла предложение его сына, отнесся к инициативе Сесила с подозрением. В июне, когда Фердинанд умер и ему наследовал старший сын Максимилиан, появились новые надежды. Новый император поручил своему советнику и камергеру Адаму фон Цветковичу, барону фон Миттербургу, поехать в Лондон с особым заданием. Нужно было согласовать условия свадьбы. [420]

Первым делом Цветкович должен был выяснить, расположена Елизавета выйти замуж или нет, а затем, что самое главное, необходимо было, «применив все средства и усилия, узнать, что говорят о нравственности, добродетелях, чувствах и репутации ее величества». Далее советнику предписывалось, «буде он наверняка и по ясным знакам и высказываниям узнает, что ее величество отмечена непревзойденной и незапятнанной добродетельностью», если его спросят, он может намекнуть, что император с радостью начал бы переговоры о браке, но лишь в том случае, если они не окажутся «напрасными и тщетными». Эрцгерцог не потерпит, как в прошлый раз, чтобы его «водили за нос». Однако, если он «узнает, не по слухам, но из ясных суждений и общего мнения, что нравственность и взгляды ее величества не таковы, как подобает государыне, ему следует уделить особое внимание, чтобы не проронить ни единого слова по данному вопросу». [421]

Опасаясь угрозы для Франции, какую представлял бы англо-габсбургский альянс, Екатерина Медичи также поспешила предложить претендента на руку Елизаветы. Соперником австрийца выступил ее сын Карл IX, король Франции. [422] Союз тридцатилетней протестантки, королевы Англии, и четырнадцатилетнего католика, короля Франции, стал неожиданным и заманчивым предложением. Карл объявил, что влюблен в Елизавету; сэр Томас Смит, английский посол во Франции, считал, что из французского короля выйдет хороший муж. Он заверил королеву: хотя юный король «бледен и не слишком хорошо сложен», он кажется «податливым и мудрым для своих лет» и давал «более остроумные ответы, чем можно от него ожидать». В письме к Елизавете Смит добавлял: «Ручаюсь… что он придется по нраву вашему величеству». [423]

Елизавету его слова не убедили; она сказала Полю де Фуа, французскому послу, что его король «и слишком велик, и слишком мал; иными словами, Франция была слишком влиятельной державой для союза с Англией, а Карл, на шестнадцать лет моложе Елизаветы, был слишком молод. Подобный союз подвергнет опасности независимость ее страны, поставит ее под власть католика и сделает ее пожилой женой четырнадцатилетнего мальчика. Она объясняла затем де Сильве, что «не хочет стать посмешищем всего мира, явив картину старой женщины и мальчика у алтаря». [424] Цветкович, посланник императора, прибыв в Англию, сообщал, что «шут королевы сказал правду, уверяя, по-английски… что ей не следует выходить за короля Франции, ибо он всего лишь мальчик и неженка; зато ей следует выйти за эрцгерцога Карла, и тогда он не сомневается в том, что скоро она родит своего малыша. Я сказал королеве, что дети и шуты говорят правду, и потому надеюсь, что она услышала слова истины, но она только посмеялась». [425]

Многие советники Елизаветы разделяли ее сдержанность. Граф Суссекс боялся, что король станет пренебрегать своей старой женой, уедет на родину «и, в соответствии с французскими обычаями, будет жить там с красивыми девушками и, таким образом, всякая надежда на наследника окажется напрасной». [426] Но де Фуа возразил, что весь мир «изумляется тому, какой ущерб она наносит редким дарам Господним: ее наделили красотой, мудростью, добродетелью и высоким положением, а она отказывается оставить после себя законное потомство», и добавил, что, «если их брак состоится… плодом его станет самый прославленный наследник, какого не знали последнюю тысячу лет». [427] Какое-то время Елизавета притворялась, будто думает над этим предложением, отчасти для того, чтобы добиться возобновления дружественных отношений с Францией, а отчасти для того, чтобы умиротворить собственный парламент, который неустанно обращался к ней с петициями выйти замуж. Однако к весне переговоры заглохли сами собой. Сватовство Карла IX не снискало поддержки членов Тайного совета; путь для эрцгерцога Карла оказался свободен.

Когда в мае в Англию приехал Цветкович, двор взбудоражила новость о скором браке Марии Стюарт и лорда Генри Дарнли. Тайный совет постановил, что «единственным важным и действенным средством справиться с этими бедствиями и многими другими… добиться того, чтобы ее королевское величество вышла замуж и в том не допускала долгой отсрочки». [428] На аудиенции 20 мая Елизавета сказала Цветковичу, что хочет начать переговоры о браке: [429] хотя она «в прошлом всеми средствами стремилась остаться незамужней… в соответствии с постоянным давлением, какое накладывает на нее положение страны, теперь она решила выйти замуж». [430] Однако она не согласится идти под венец, не увидев вначале своего жениха. Может ли эрцгерцог приехать инкогнито, чтобы проверить, понравятся ли они друг другу?

«Я опросил нескольких достойных доверия особ относительно девичьей чести и непорочности королевы, – сообщал Цветкович, – и выяснил, что ее поистине и по правде восхваляют и превозносят за ее королевскую честь, а против нее ничего нельзя сказать, и вся клевета на нее суть порождение зависти, злобы и ненависти». Дадли он называл «добродетельным, набожным, учтивым и в высшей степени нравственным человеком», которого королева любит, «как сестра, со всей девической честью, целомудренно и искренно… о том, что она хочет выйти за него замуж или испытывает к нему что-либо, кроме чистейшей привязанности, не может быть и речи». [431] Елизавета заверила Цветковича, что она «заботится о своей королевской и девичьей чести» и что она «сама оправдается» перед императором «по поводу той клеветы, какая ее окружает». Она выражала надежду, что император поймет: «Она во все времена действовала во всех делах, соблюдая должные приличия и внимание». [432] Она сказала, что «слышала о великой любви, какую питал покойный император Фердинанд к своей жене, и потому надеется, что то же самое можно ожидать от его сына». Цветкович заверил ее, что эрцгерцог Карл унаследовал отцовские добродетели и «будет всю жизнь любить и почитать свою супругу». В заключение Цветкович написал: «Королева была рада услышать мои слова и сказала мне, что у нее есть камер-фрейлина, к словам которой она прислушивается и которая считает: даже если ее муж некрасив, она, королева, должна быть довольна, если он будет любить ее и будет добр к ней». [433] Можно с уверенностью утверждать, что дамой, на которую ссылалась Елизавета, была Кэт Эшли. Кэт много лет прожила в браке со своим мужем Джоном и делилась с Елизаветой своим опытом. Она растила Елизавету с раннего детства, воспитывала ее и давала ей советы.