Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн (версия книг .txt) 📗
Вдруг прямо напротив них, по ту сторону арены, она увидела Родогона Цыгана. В пальцах он вертел остро заточенный кинжал. Брошенный нож просвистел над ареной. Анжелика кинулась в сторону, увлекая за собой Никола. Кинжал пролетел в дюйме от его шеи и воткнулся в горло торговца китайскими безделушками. Сраженный наповал, тот вытянул вперед руки, откинув полы своего разноцветного плаща, и на мгновение стал похож на насаженную на булавку огромную бабочку. Потом изо рта у него фонтаном хлынула кровь, и он рухнул.
И тут Сен-Жерменская ярмарка взорвалась.
В полночь Анжелика вместе с десятком других женщин и девушек, две из которых принадлежали к банде Каламбредена, была брошена в подвал тюрьмы Шатле. Когда тяжелая дверь захлопнулась, казалось, все еще были слышны крики нищих и бандитов, которых безжалостные грабли стражников и полицейских притащили с Сен-Жерменской ярмарки в общественную тюрьму.
– Вот мы и попались, – сказала одна из девиц. – До чего я невезучая! Первый раз вышла прогуляться куда-то, кроме Глатиньи, так ведь надо было, чтобы меня сцапали. С них станется приговорить меня к дыбе или козлам за то, что я не осталась в своем квартале.
– А это больно? – спросила девочка.
– О бог ты мой, у меня до сих пор вены и нервы растянуты. Когда палач посадил меня туда, я кричала: «Боже милосердный! Дева Мария, сжальтесь надо мной!»
– А мне, – сказала другая, – палач запихал прямо в глотку пустой рог и залил через него почти шесть чайников холодной воды. Если бы еще это было вино! Мне казалось, меня разорвет, как мочевой пузырь свиньи. А потом они притащили меня к огню в кухне Шатле, чтобы привести в чувство.
Совершенно равнодушная к деталям, Анжелика слушала эти голоса, доносящиеся из зловонного мрака. Мысль о том, что ей, разумеется, во время обязательного для всех обвиняемых допроса предстоит пройти пытку, не проникала в ее сознание. Ее беспокоило лишь одно: «А дети?.. Что с ними будет?.. Кто позаботится о них? Вдруг в башне о них забудут и их съедят крысы?..»
Хотя в камере было холодно и промозгло, на висках ее выступили капельки пота.
Присев на кучу гнилой соломы, она прислонилась спиной к стене и, обхватив колени руками, уговаривала себя не дрожать и успокоиться:
«Найдутся женщины, которые позаботятся о детях. Они неаккуратные, неумелые, и все же они соображают дать своим детям хлеба… Дадут и моим… Впрочем, если Полька там, я спокойна… И Никола присмотрит…»
А вдруг Никола тоже арестован? Анжелика снова переживала ужас, который испытала, когда бежала кривыми улочками, чтобы спастись от кровавой бойни, а перед ней всякий раз вырастала фигура стражника или сержанта.
Все выходы с ярмарки и из предместья охранялись, можно было подумать, что количество полиции и стражников вдруг увеличилось.
Анжелика пыталась вспомнить, успела ли Полька покинуть ярмарку до начала потасовки. Последний раз она ее видела, когда бесстыдница тащила к берегу Сены юного провинциала, одновременно испуганного и восхищенного. Сначала они, возможно, останавливались перед многими лавочками, гуляли, пили в кабаке…
Собрав всю волю, Анжелика сумела убедить себя, что Польку не взяли, и эта мысль немного успокоила ее. Из глубины ее души поднималась тревога, и с губ машинально срывались обрывки забытых молитв.
«Сжалься над ними! Спаси их, Дева Мария… Клянусь, – твердила она, – если мои дети будут спасены, я вырвусь из этого ада… Я убегу из этого общества преступников и воров. Я постараюсь зарабатывать на жизнь своим трудом…»
Она вспомнила торговку цветами и принялась строить планы. И время пошло быстрей.
Утром громко лязгнули запоры, заскрежетали ключи, и дверь отворилась.
Стражник посветил в камеру факелом. Свет, попадавший сюда через узкую бойницу, расположенную в стене толщиной в два туаза, был таким скудным, что ничего нельзя было увидеть.
– Ага, вот и маркизы! – радостно выкрикнул он. – Налетай, ребята, урожай будет отличный!
За ним вошли еще три стражника и вставили факел в закрепленное в стене железное кольцо.
– Ну что, лапочки, будете умницами, а?
Один из них вытащил из-под накидки ножницы.
– Сними-ка чепец, – велел он женщине, сидевшей возле двери. – Тьфу, седая! Ничего, и за это дадут несколько су. Я знаю одного цирюльника, возле площади Сен-Мишель, он делает из таких дешевые парики для старых клерков.
Он состриг седые волосы, перевязал их обрывком веревки и бросил в корзину. Его товарищи смотрели на головы других узниц.
– Со мной можете не стараться, – сказала одна из них. – Не так давно вы меня уже обрили.
– Ишь ты, верно, – кивнул жизнерадостный стражник. – Я ее узнал, эту матушку. Хе-хе, похоже, наш постоялый двор пользуется успехом!
Один из стражников подошел к Анжелике. Она почувствовала, как грубая рука ощупывает ее волосы.
– Эй, друзья, – позвал он, – вот так лакомый кусочек! Посветите-ка, я получше рассмотрю.
Горящая смола осветила волну прекрасных золотистых кудрей, упавших из-под развязанного солдатом чепца. Стражники восхищенно присвистнули:
– Великолепно! Конечно, не слишком светлые тона, но с отливом. Их можно продать господину Бине с улицы Сент-Оноре. Он на цену не смотрит, его интересует качество. «Унесите вашу пакость, – говорит он мне каждый раз, когда я приношу ему волосы арестантки. – Я не делаю парики из волос, траченных молью!» Но уж на этот раз он не станет привередничать.
Анжелика прикрыла голову руками. Они не могут состричь ей волосы! Это немыслимо!
– Нет-нет, не делайте этого! – умоляла она.
Но мощная хватка заставила ее опустить руки.
– Да ладно тебе, красавица! Если ты хотела сохранить волосы, не надо было приходить в Шатле. Мы же должны иметь хоть какую-нибудь прибыль!
С громким лязганьем ножницы срезали золотистые локоны, которые когда-то с такой любовью расчесывала Барба.
Когда солдаты вышли, Анжелика провела дрожащей рукой по стриженому затылку. Ей показалось, что голова стала слишком маленькой и легкой.
– Да не плачь ты, – сказала одна из женщин. – Отрастут. При условии, если снова не попадешься. Эти стражники прямо косцы какие-то. Матерь Божья, волосы в Париже стоят дорого, ведь столько франтов хотят носить парики!
Не отвечая, Анжелика надела чепец. Товарки думали, что она плачет, потому что ее била нервная дрожь. Но неприятный инцидент уже забылся. В конце концов, какая разница! Важно было лишь одно: участь детей.
Глава XII
Время тянулось чудовищно медленно. Камера, куда загнали узниц, была такой маленькой, что трудно было дышать.
Одна из женщин сказала:
– Это добрый знак, что нас посадили сюда. Эту камеру называют «Между двумя слушаниями». Сюда сажают тех, с кем еще не решили, арестовать ли их. Сейчас они думают, как с нами поступить. Между прочим, когда нас арестовали, мы не делали ничего дурного. Были на ярмарке, как и все. Доказательство того, что там были все, – то, что нас не обыскали, потому что охранницы тоже ушли повеселиться на Сен-Жерменскую ярмарку.
– Полиция тоже там была, – с горечью заметила одна из девиц.
Анжелика нащупала под корсажем кинжал. Такой же, как тот, что Родогон Цыган метнул в лицо Никола.
– Хорошо, что нас не обыскивали, – твердила женщина, которая, наверное, тоже прятала оружие или тощий кошелек с несколькими экю.
– Не волнуйся, еще обыщут, – возразила ее товарка.
Большинство женщин вовсе не выражали оптимизма. Они пересказывали истории об узницах, проведших в заключении десять лет, пока о них не вспомнили. А те, кто знал Шатле, описывали камеры зловещей крепости. Здесь был карцер «Смерть Радости», грязный и кишащий змеями; воздух там такой смрадный, что свеча гаснет. И другой, прозванный «Скотобойня», потому что там приходилось вдыхать тошнотворные испарения расположенной по соседству Главной скотобойни. Большая камера, где узники скованы между собой цепями, носила название «Цепи». Кроме того, были «Берберия», «Пещера», а еще «Колодцы, «Ров», имеющий форму перевернутого конуса. Там у арестантов ноги постоянно были в воде, они не могли ни стоять, ни лежать. Обыкновенно они умирали через две недели заключения. И наконец, кто-то, понизив голос, рассказал о «Каменном мешке» – подземном карцере, откуда никто не возвращался.
