По дороге к концу - Реве Герард (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
После того, как я повторил это все речитативом, без определенного конца или начала, с употреблением всего семи или восьми ключевых выражений из пунктов 2 и 3 — метеорологические и градостроительные подробности по понятным причинам я в мой рассказ не включаю, — со стоном повиновения прижимая лицо к моей ступне, он извергнул свое преступно использованное семя — которое, как мы все знаем, должно служить лишь Продолжению Рода, поэтому регулярное соприкосновение с собственной Частью со временем наказывается поражением спинного мозга, головокружениями, параличом и нередко даже сумасшествием, — на плоский, напоминающий по форме почку, камень. (Все в одном, как я уже писал в предыдущем письме: как не велика была бы разница между многочисленными языками и народами, но от одного и того же рассказа, даже изувеченного переводом, в южной части Европы партнер судорожно закатывает глаза и из внезапно распахивающегося, беззащитно лепечущего рта его вылетает то же всхлипывание с придыханием насыщения, что и в Амстердаме: язык Любви интернационален, вот почему я также уверен, что войны быть не должно, на земле должен быть мир, нужен обмен опытом, нужно основывать как можно больше Клубов Гомосексуальных Индейцев и так далее, и быть того не может, чтобы «сенатор» — это, кстати, и название марки сигар — Алгра был со мной в этом не согласен. Может, я все-же как-нибудь зайду к нему, ничего плохого не будет в том, что я внесу в существование «его семейства» немного жизни и движения: по-моему, самое время.) Ну, делу конец, и он (не Алгра, а наш онанист), пряча свое достоинство, вновь обрел осмотрительность, с которой он, незадолго до свершения чуда, каждые несколько секунд бросал осторожные взгляды в сторону сторожевой будки, расположенной метрах в пятидесяти от нас, из нее жандарм Guardia Civil[184] наблюдал за побережьем — трудно вообразить более бесполезную службу, — хотя на таком отдалении и учитывая отражения лучей солнца с поверхности воды, тот просто-напросто не мог ничего рассмотреть. (У Жана Жене непременным продолжением стало бы обнаружение, задержание и сопутствующие этому унижения, в основном, из-за наличия в рассказе униформы, но я простой, здоровый парень из деревни, которого такого рода нововведения не интересуют, — это к сведению остальных членов Палаты Народных Депутатов, иначе в нашем уютном болоте, в котором редко случается что-нибудь интересное, наверняка опять начнется перебранка по поводу выбранных мною предметов описания. Вот потому: если «сенатор» Алгра, его коллеги по фракции, да кто угодно, думают, что субсидия в 1? цента за слово заставит меня порождать «формирующие сознание тексты» о созревающих хлебах, о любви между молодым земледельцем и его невестой-крестьянкой, ее беременности и последующем материнстве, то они ошибаются. Даже если субсидия вдруг изрядно возрастет, я не думаю, что смогу писать подобное, ведь Тот, Что держит звезды в Своей ладони, — этот образ многих наполняет почтением, но ведь для Него это сущие пустяки, вы когда-нибудь над этим задумывались? — сотворил меня таким, какой я есть, и я исхожу из того, что Он же мной управляет: у меня это в крови, приказ есть приказ, вот моя точка зрения, так я думаю.)
Впоследствии он представился как бесфамильный Антонио (все в Одном, II) и поинтересовался, католик ли я. Нет, не католик. Тогда euangelico?[185] Нет, и не евангелист. А кто же? Мое сообщение о том, что я самого себя причисляю к cristiano,[186] но ни к одной церкви не принадлежу, стоило ему приступа нервного смеха, который он внезапно, видимо, по соображениям благовоспитанности, подавил, а после задал решающий вопрос: верю ли я в la Virgen?[187] Еще бы, да, представляешь! Очевидно, успокоенный, он рассказал мне, что именно сегодня празднуется Вознесение, заблуждение, которое я не смог выбить из его головы: разве не сегодня вечером, в Алгесирас, пройдет посвященная ей процессия? Я оставил попытки исправить ложное представление, и, кстати, не так уж это для меня было важно. (Именно в этом вопросе я никак не могу прийти к согласию с моими «реформатскими братьями», которых так раздражает почитание Богородицы. Я не понимаю их возражений до конца, потому что сам нахожу это прекрасным. Бог Един, еще бы, и проблема, во скольких Ипостасях Он Себя проявляет, по-моему, имеет второстепенное значение — одной Ипостасью больше, от этого никому хуже не станет: лучше больше, чем меньше, это я так. Поэтому меня не раздражает, что в любой испанской церкви за обязательным, но непременно крохотным крестиком на алтаре видишь огромную пристройку — на которую падает свет сквозь специально для Нее сконструированный стеклянный купол на крыше, — где, выполненная, по меньшей мере, в человеческий рост и всегда окруженная неимоверным количеством цветов, плывущая на серебряном полумесяце, стоит Матерь Божья; продолжая ряд сообществ и фирм «Сестры Артемида и Диана», «Селена», «Церера»,[188] «Наследство Вд. Исиды»,[189] она восседает на троне; сегодня она мыслима только де-факто как заступница однако, завтра де-юре станет Со-Избавительницей, а не пройдет и века, как Четвертой Ипостасью Божьей В Таинстве Земном, как я это, в своей скромной теологической системе предварительно определяю. Все на духовном уровне, я вовсе не хотел обидеть инакомыслящих.)
А сейчас, перед тем, как отправиться в постель, потому что завтра опять вставать ни свет, ни заря (здесь светает гораздо позже, чем в Нидерландах, но под рассветом я подразумеваю переполох, который тут начинается, когда нет еще и пяти утра; сначала этот чумовой петух, которого, как я предполагаю, держат на балконе на противоположной стороне улицы: без двадцати четыре он начинает кукарекать, чем и занимается на протяжении получаса с небольшими перерывами в несколько секунд, каждый раз получая ответ от сородича откуда-то издалека; потом стрекочущие мопеды и урчащие мотоциклы, которым перед отъездом нужно разогреться; разговоры на улице — несмотря на то, что еще очень рано и разговоры эти ни о чем, однако всякий раз они достигают громкости семейных ссор), я должен быстренько посвятить несколько «тщательно выбранных слов» той позе, которую принял «католический поэт» Г.С. по отношению к Протесту Писателей; из интервью, которое он дал The Observer, хоть это и не явно выражено, но по направленности статьи можно определить, ясно, что он враждебно относится к нашей кампании. Ежедневник «Свободные Нидерланды» сообщил об этом 25 мая в рубрике «Под Прицелом», а Г.С. защищается с помощью собственного произведения, посланного в ту же газету, но от 15 июня, в рубрику «Свободная Трибуна». Он, оказывается, и не объявлял, «что нельзя ожидать от государства, что оно будет субсидировать мечты, в том случае, если писатель предпочтет пару лет помечтать вместо того, чтобы писать». Можно только удивляться, как такое могло появиться в The Observer, солидной газете, сотрудники которой ведь не с неба упали. (То, что они решили взять интервью у Г.С., трудно поставить им, как иностранцам, в вину.) ГС. имел в виду, «что чиновникам, должно быть, трудно себе представить, что мечты можно субсидировать, и так-далее, и тому подобное». Но и такая формулировка, по меньшей мере, неудобоварима, учитывая, что в манифесте протестующих писателей нет ни слова о субсидирования мечтаний. Это высказывание, утверждаю я и от слова своего не отступлюсь, по существу своему направлено против писательской кампании и внушено тем обычным, мстительным, мелкобуржуазным представлением, что творческий человек и паразит — это одно и тоже. Может быть, Г.С. и не подозревает, что он именно это имел в виду; в таком случае, данными строчками я надеюсь помочь ему выбраться из его «мечтаний». Журналист из The Observer, возможно, не передал буквально его слова (чего, за редким исключением, от журналиста и не требуется), но мнение Г.С. наверняка было выражено верно, в этом я убежден.
Заключительная часть защиты Г.С. гласит, что его английский был, видимо, слишком плох. Я сказал бы: в этом случае, не стоит кому-либо, тем более писателю, давать интервью британскому журналисту без услуг компетентного переводчика, да еще о таком животрепещущем и важном для всех нас предмете, как Протест Писателей. И это не рекомендация на будущее, потому что у меня есть для Г.С. еще лучший совет. Если он хочет предотвратить появление в газетах чего-то другого, чем то, что он имел в виду, мог иметь в виду или, для полной точности, собирался в виду поиметь, то он мог бы оказать нидерландским писателям-профессионалам огромную услугу, если бы больше совершенно ничего не писал и не говорил о писательской кампании.
