Испытание верностью - Арсентьева Ольга (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Может, и у нее есть надежда?
А что у нее вообще есть, кроме надежды?
Дождевой поток, сбегавший по ступеням вниз, с холодным упорством омывал сидящую Аделаиду, не в силах столкнуть ее, но и не давая подняться.
Она, мокрая насквозь, дрожащая от холода, но не сломленная, все же сделала это.
Каждый шаг, каждая ступень давались ей с огромным трудом; несколько раз ветер пытался бросить ее на колени, и ей приходилось, чтобы не упасть, хвататься за высокие узорчатые перила. Тогда Аделаида прижималась к ним щекой и отдыхала, опустив голову, а дождь стекал по облепившим лицо длинным прядям.
Спустя дни, месяцы, а возможно, и годы она все-таки поднялась на верхнюю ступень.
Обеими руками крепко взялась за дверные ручки.
Медные, ярко начищенные львиные морды были ледяными на ощупь и наотрез отказывались поворачиваться.
Тогда Аделаида подняла руку и постучала.
Сначала тихо и неуверенно, потом сильнее, и наконец забарабанила кулаками, задыхаясь, выкрикивая что-то жалкое, просящее, угрожающее – мол, если не откроет сейчас же, немедленно, то она, Аделаида, тут же и умрет.
Истечет слезами, растворится облаком у его порога…
Правую ее руку пронзила резкая боль.
Оказалось, что Аделаида снова на скамейке в больничном парке и в ладони торчит длинная, узкая, отщепившаяся от древней, давно не крашенной доски заноза.
И тут Аделаида сдалась.
Она вытащила занозу и поплелась в свой корпус.
Спросила у дежурной медсестры йоду. Та окинула оставляющую после себя на чистом полу мокрые следы Аделаиду негодующим взглядом, но йод все-таки выдала.
Очутившись в палате, Аделаида скинула мокрую одежду прямо на другую кровать, достала из пакета спортивный костюм, натянула его и залезла под одеяло, укрывшись с головой.
А за открытым окном, в окончательно сгустившейся тьме, гремела первая летняя гроза.
Ее тяжелые удары и лиловые вспышки, озарявшие сумрак больничной палаты, так отвечали настроению Аделаиды, что она даже несколько успокоилась.
Вот, не одна она страдает; природа тоже бьется и кричит, пытаясь достучаться до кого-то, самого главного. Природа тоже женщина, тоже рвется туда, куда ее не пускают, грозится все разнести на пути к своему счастью. И тут же опускается без сил в мягкие летние облака и плачет, как маленькая обиженная девчонка.
82
Под вечер природе надоело безумствовать. Она сдула грозовые тучи на юг, приоткрыв в усталом умиротворении золотые закатные глаза, и к измученной Аделаиде тоже снизошел покой.
Может быть, завтра, думала Аделаида, сворачиваясь под одеялом в свою излюбленную безопасную позу – клубком, может быть, завтра, когда она освободится от всех своих невыносимых «если» и «вдруг», когда она станет прежней, легкой и свободной, Сиреневая страна примет ее по-другому и ее впустят в жилище льва?
А там – пусть поступает с ней, как хочет… Только бы впустили.
Две фигуры, черные на пылающем голубом снегу, неспешно прогуливались вдоль пещеры.
Одна из фигур была высокая, стройная, широкоплечая и узкая в талии, другая – низенькая и приземистая, но именно на нее чаще обращался с надеждой взор прячущейся в пещере Саддхи.
Может быть, отцу удастся уговорить светловолосого упрямца?
Саддха из своего укрытия прекрасно слышала голоса, но, к сожалению, говорили мужчины по-немецки.
Язык философов и поэтов, как называл немецкий отец, был сейчас ненавистен Саддхе. Резкий, грубый, воинственный и, что самое главное, совершенно для нее непонятный.
Впрочем, он зазвучал бы музыкой в устах любимого, если бы тот хоть раз произнес ее имя. Но этого так и не произошло до полудня.
Саддха, горестно вздохнув, сняла с себя праздничный наряд и украшения, смыла тушь с ресниц и румяна со щек и отправилась готовить обед.
– Время трапезы, – сказал Дэн-Ку, глянув на солнце, и решительно повернул к пещере.
Карл вежливо посторонился. До сих пор он не услышал от Дэн-Ку ничего конкретного, одни общие философские рассуждения, но надеялся, что после сытного, с обильными винными возлияниями обеда старец станет немного откровеннее.
– Идем со мной, – проговорил Дэн-Ку, – сегодня тебе можно все.
Карл решил не задумываться над промелькнувшей в словах старца двусмысленностью.
В пещере их ждал плотно уставленный блюдами, бутылками и кувшинами стол, над которым витало облако острых, пробуждающих аппетит горячительных ароматов.
Саддхи не было.
Старец, не обратив на это обстоятельство никакого внимания, азартно потер сморщенные ладошки и сделал широкий приглашающий жест.
Карл уселся напротив Дэн-Ку и положил себе в тарелку немного риса и оранжевых ягод.
– Нет-нет, – улыбнулся старец, – диета тебе ни к чему. Ты совершенно здоров и в отличной форме. Лучше отведай этого мяса, такого ты не пробовал никогда в жизни!
Карл поблагодарил и положил в рот маленький кусочек. Проглотив его, наш герой сразу же почувствовал зверский голод и не заметил, как опустошил всю тарелку.
– Выпей этого вина, – предложил Дэн-Ку, отодвигая от Карла чашу с водой и протягивая ему чарку с темно-золотым, густым, как сливки, искрящимся напитком.
Карл начал отказываться, говоря, что желал бы сохранить ясность рассудка, дабы в полной мере воспринять те великие истины, которые сочтет возможным сообщить ему учитель, но старец только усмехнулся.
83
– Для постижения великих истин, – произнес он, основательно прикладываясь к собственной чарке, – не нужно ясного рассудка. Его, знаешь ли, вообще лучше выключить. Или основательно опустошить. Как можно влить что-то в чашу, когда она и так полна?
Карл задумался.
– А, вы имеете в виду, что нужно очистить свой разум от посторонних мыслей?
– Именно! Так что не спорь со мной и пей! Вот молодец, хороший мальчик!
Выпитое радостно загудело в голове Карла, словно вечерний колокол.
Карл решил быть осторожным и, когда старец вновь наполнил его чарку, лишь сделал вид, что пьет.
Дэн-Ку между тем, не теряя времени, выпивал и закусывал за двоих.
И куда только все это девается в таком маленьком сухоньком тельце?
Интересно, кто он такой, думал Карл, что здесь делает и откуда взялся?
Кого угодно он ожидал здесь встретить: буддийского монаха, йога-отшельника, космических пришельцев, своего брата археолога, свихнувшегося на эзотерической почве и решившего стать хранителем Шамбалы, – любого из них, только не этого сморщенного, как чернослив, хитреца, доморощенного хирурга и охотника до хорошей выпивки и закуски, балующегося на досуге альтернативной историей.
Снежные люди, которых они встретили по дороге сюда, – они, вероятно, у него в услужении.
Вещи, окружающие его, – причудливая смесь ничего не стоящих безделушек и редчайших культурных ценностей. Золотистый мех неизвестного зверя, который он носит так же небрежно, как какой-нибудь полотняный балахон, и о который вытирает после еды жирные пальцы… Это вино, ни на что не похожее, забористое, почище абсента…
…В общем, не похож Дэн-Ку на аскета. Совершенно.
К тому же и дочь у него имеется. Милая, очаровательная девушка, но опять-таки совсем не монашеских взглядов и воспитания.
Какие у нее глаза – жгучие, как огонь, и косы, как шелк, и губы…
Тут Карл резко развернул свои мысли, пришпорил их и направил назад, к старцу.
Выяснилось, что Дэн-Ку уже разделался с мясом и вином, достал оправленную в золото зубочистку из слоновой кости (семнадцатый век, Индия или Цейлон – определил профессор) и принялся обстоятельно ковырять ею в зубах.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сообщил он Карлу.
Тот вежливо улыбнулся.
– И о чем же?
– По-твоему, более правильно было бы питаться одним рисом, запивая его родниковой водой, целыми днями бормотать мантры, сидя лицом к стене, и считать весь внешний мир иллюзией.
