Анна и французский поцелуй (ЛП) - Перкинс Стефани (книга бесплатный формат TXT) 📗

— Обслуживание номеров, — говорит он.

Мой ум... девственно чист.

— Ха-ха, — слабо смеюсь я.

Он улыбается и выключает свет. Мы забираемся в кровать. Ситуация абсолютно всецело полностью неловкая. Как обычно. Переворачиваюсь к своему краю. Мы оба напряжёны и выпрямлены, стараемся не задеть друг друга. Я, должно быть, мазохистка, раз продолжаю создавать себе такие ситуации. Мне нужна помощь. Меня нужно записать к психоаналитику или запереть в обитой войлоком палате или смирительной рубашке… Хоть что-нибудь!

После целой вечности Сент-Клер громко выдыхает и ворочается. Его нога врезается в мою, и я вздрагиваю.

— Извини.

— Всё нормально.

Тишина.

Тишина

— Анна?

— Да?

— Спасибо, что разрешила ещё раз поспать у тебя. Прошлая ночь...

Давление в моей груди мучительно.

Что? Что, что, что?

— Я спал как младенец.

Комната тиха. Через секунду перекатываюсь назад. Медленно, медленно вытягиваю ногу, пока не касаюсь лодыжки Сент-Клера. Он резко выдыхает. И затем я улыбаюсь, потому что знаю: он не видит моё лицо в темноте. 

Глава 22

Суббота — ещё один день прогулок, еды и кино, сопровождаемый неловким разговором на лестничной клетке. Тёплым телом в моей постели. Неловкими прикосновениями. Сопровождаемый сном.

Даже с неудобными моментами это лучшие каникулы в моей жизни.

Но в воскресенье утром всё меняется. Когда мы просыпаемся, Сент-Клер потягивается и случайно задевает мою грудь. Это не только больно; мы замираем как громом поражённые. Во время завтрака Сент-Клер снова отдаляется. Проверяет телефон на наличие сообщений, пока я говорю. Смотрит в окна кафе. И вместо того, чтобы пойти исследовать Париж, он говорит, что у него домашка.

И я уверена, он ею займётся. Ему нужно многое нагнать. Но его тон холоден, и я знаю настоящую причину его ухода. Студенты возвращаются. Джош, Рашми и Мер будут здесь этим вечером.

И Элли тоже.

Я пытаюсь не брать это на личный счёт, но мне больно. Подумываю пойти в кино, но вместо этого провожу день над домашкой по истории. По крайней мере, я убеждаю себя именно в этом. Мои уши настроены на движения в его комнате, настроены на отвлекаться. Он так близок и всё же до сих пор так далеко. Студенты возвращаются. В доме Ламбер становится громче. Трудно разобрать отдельные звуки. Я даже не уверена, здесь ли он ещё.

Мередит врывается в мою комнату приблизительно в восемь, и мы идём ужинать. Она рассказывает, как провела каникулы в Бостоне, но мои мысли в другом месте. Наверное, он сейчас вместе с ней. Я вспоминаю первый раз, когда увидела их вместе: их поцелуй, её руки в его волосах — и теряю аппетит.

— Ты сегодня ужасно тиха, — замечает Мер. — Как прошли каникулы? Вытащила Сент-Клера из комнаты?

— Ненадолго.

Я не могу рассказать ей о наших ночах, но по некоторым причинам, я не хочу говорить с ней и о наших днях. Я хочу сохранять воспоминания только для себя. Они мои.

Их поцелуй. Её руки в его волосах. Мой желудок скручивается в узел.

Мер вздыхает.

— А я надеялась, что он выползет из своей раковины. Прогуляется, подышит немного свежим воздухом. Ну, знаешь, сделает что-нибудь сумаше-е-едшенькое в таком духе.

Их поцелуй. Её руки…

— Эй! Вы, ребят, не делали ничего сумасшедшего, пока нас не было?

Я чуть не давлюсь кофе.

Следующие несколько недель ничем не запоминаются. Профессора проводят занятия в ускоренном темпе, чтобы мы успели дойти до середины учебной программы. Нам приходится сидеть за уроками по ночам, чтобы не отставать, и зубрить, чтобы подготовиться к итоговым контрольным. Впервые я осознаю, насколько конкурентоспособна эта школа. Студенты здесь относятся к учёбе серьёзно, и в общежитие почти так же тихо, как на каникулах по случаю Дня благодарения.

Из университетов приходят письма. Я принята во все заведения, в которые подала заявку, но едва ли это повод для праздника. Рашми взяли в Браун, а Мередит в вузы, в которые она больше всего хотела, — один в Лондоне, другой в Риме. Сент-Клер не говорит о колледже. Никто из нас не знает, куда он поступил и поступил ли вообще: он меняет тему каждый раз, когда мы её поднимаем.

Его мама закончила с химео, и сейчас у неё последняя неделя внешнего облучения. На следующей неделе, когда мы разъедемся по домам, у неё начнётся первая внутренняя лучевая терапия. Она требует трёхдневного пребывания в больнице, и я благодарна, что Сент-Клер будет рядом с ней. Он говорит, что у неё улучшилось настроение, и она утверждает, что у неё всё хорошо, — насколько может быть хорошо при таких обстоятельствах — но Сент-Клеру не терпится увидеть её собственными глазами.

Сегодня первый день Хануки [37], и в честь праздника школа дала нам передышку от домашней работы и тестов.

Ну, в честь Джоша.

— Единственный еврей в школе, — говорит он, закатывая глаза.

Он понятно раздражён, потому что за завтраком придурки, как Стив Карвер, трясли его за руку и благодарили.

Мы с друзьями находимся в универмаге, пытаемся отовариться, раз у нас вышел свободный день. Супермаркет как всегда красив. С венков свисают яркие красно-золотые ленты. Зелёные гирлянды и белые огоньки украшают эскалатор и прилавки парфюмерных отделов. Из динамиков звучит американская музыка.

— Кстати… — обращается Мер к Джошу. — Разве тебе можно здесь находиться?

— Закат, мой маленький католический друг, закат. Но фактически… — он смотрит на Рашми, — ...нам нужно уйти, если хотим успеть поужинать в Маре [38]. Я смерть как хочу поесть латке [39].

Рашми проверяет время по телефону.

— Ты прав. Нужно бежать.

Они говорят до свидания, и остаёмся только мы трое. Я рада, что Мередит всё ещё с нами. Со Дня благодарения мои с Сент-Клером отношения дали ход назад. Элли — его девушка, а я — его подруга. Думаю, он чувствует себя виновным за то, что переступил некоторые границы. Меня же гложет совесть за то, что я позволила ему это сделать. Ни один из нас ничего не говорил о тех выходных, и хоть мы всё ещё сидим друг рядом с другом в столовой, между нами теперь стена. Непринуждённость нашей дружбы исчезла.

К счастью, никто ни о чем не догадался. Вроде бы. Но тут я замечаю, что Джош шепчет что-то Сент-Клеру и указывает на меня. Не знаю, что он сказал, но Сент-Клер так качает головой. Мол, проехали. Но, возможно, они говорили не обо мне.

Моё внимание отвлекается на…

— Это же... «Луни Тюнз»?

Мер и Сент-Клер навостряют уши.

— Что?.. Да. Думаю, это она, — говорит Сент-Клер.

— Несколько минут назад я слышала «Хижину Любви», — замечает Мер.

— Официально объявляю, — пафосно начинаю я. — Америка окончательно уничтожила Францию.

— Может, пойдём уже? — Сент-Клер держит маленькую сумку. — Я всё купил.

— O-o-o, что там? — интересуется Мер. Она берёт его сумку и вытаскивает изысканный переливающийся шарф. — Это для Элли?

— Чёрт.

Мер не сразу находится с ответом.

— Ты ничего не купил для Элли?

— Нет, это для мамы. Аргх. — Он запускает ладонь в волосы. — Не возражаете заскочить в «Сеннельер» по дороге?

«Сеннельер» — это великолепный магазинчик художественных товаров; один взгляд на его витрины заставляет меня жалеть, что у меня нет оправдания покупать масляные краски и пастель. Мы с Мер и Рашми ходили туда в прошлые выходные. Она купила Джошу новый альбом на Хануки.

— Ничего себе. Поздравляю, Сент-Клер, — говорю я. — Ты победитель сегодняшней премии «Самый ужасный парень». А я думала, что это Стив — лох. Видели, что произошло на математике?

— Ты про то, что Аманда поймала его за грязными смсками к Николь? — уточняет Мер. — Я думала, она вонзит ему карандаш прямо в шею.