Летняя королева - Чедвик Элизабет (читать книги без сокращений .txt) 📗
– Ветер меняется, так что к утру от города останутся одни головешки.
– Тибо де Шампань сам виноват, – мрачно изрек Людовик.
Робер пожал плечами:
– Остается только гадать, в чем мы виноваты.
Между братьями повисла тяжелая пауза. Людовик резко развернул коня и поехал к палатке, установленной слугами, чтобы он мог отдохнуть в тени, пока войска уничтожали Витри.
Холстина несколько сдерживала испепеляющую силу солнца. Людовик отпустил всех, а сам помолился на коленях перед своим личным небольшим алтарем. Холодное золото и мрамор, скрывавший различные святые реликвии, дарили ему минутную передышку от тревожной красной тьмы, что царила в мозгу. Бернар Клервоский когда-то предостерегал его, что Господь способен лишать королей дыхания, поэтому теперь он внимательно следил за каждым своим вдохом, за весом кольчуги, его власяницы грехов. Читая молитвенник, король перебирал четки, пытаясь найти успокоение в холодных гладких агатах.
Полы палатки распахнулись, и появился Робер.
– Церковь объята огнем, – сообщил он. – Внутри собрались почти все горожане, включая женщин и детей.
Людовик уставился на него, понимание пришло не сразу, а вместе с ним – ужас. Пусть монахи Буржа заслужили все, что им выпало, но церковь все равно остается домом Господа. Да, он сеял разорение на землях Тибо, но ведь люди могли убежать или найти укрытие.
– Я не отдавал такого приказа. – Король вскочил.
– Она занялась от горящих домов.
– Так дайте возможность людям спастись. – Перед молитвой Людовик снял перевязь с мечом, но теперь снова ее пристегнул. – Прикажи воинам расступиться.
– Поздно, брат.
Чувствуя дурноту, король последовал за Робером обратно на холм. Церковь действительно полыхала: крыша, стены – все. Ветер переменился, и пламя поднималось к небу огромными языками тысячи дьяволов. Никто бы не смог выжить в таком пожаре.
– Затушите огонь! – велел Людовик, изменившись в лице. – Пусть черпают воду из реки. – Ему показалось, будто его кольчуга превратилась в раскаленную решетку, а языки пламени, отражаясь на оружии, оставляли несмываемые пятна.
Робер искоса посмотрел на него:
– С тем же успехом ребенок пытается потушить костер, писая на него. Мы даже близко не сможем подойти.
– Делайте, и все!
Робер повернулся и начал коротко отдавать приказы. Людовик велел подать ему коня, и как только оруженосец подвел серого жеребца, он схватил поводья и взлетел в седло. Он мчался галопом по тропе, и остальные с трудом за ним успевали. Когда король въехал в город, все постройки вокруг пылали и клубы удушающего дыма закрывали обзор. Он ехал сквозь арки огня. Временами языки пламени вырывались в его сторону, словно стараясь притянуть к себе и поглотить. Конь под ним нервничал, куда-то рвался, Людовик с трудом удерживался в седле и в конце концов был вынужден отступить. Колодцы и ведра уничтожил огонь, и даже с открытым доступом к реке церковь со всеми прихожанами была обречена.
Людовик вернулся в лагерь с откинутой назад головой, по его обожженным щекам текли слезы. Брови были опалены, как и тыльная сторона ладони, словно получившая стигмат, а мозг, казалось, пожирает красное пламя.
Ночь он провел на коленях перед алтарем, не позволяя никому обработать его раны. В предрассветный час, при тусклом свете, когда от пепелища поднимался дымок, а над рекой клубился туман, он посетил тлеющие руины церкви – погребальный костер, где погибло больше тысячи мужчин, женщин и детей. Огонь погас, но обугленные головешки все еще отдавали жар. Краем глаза, хотя он старался не смотреть, Людовик увидел скрученные черные тела, напоминавшие корни мореного дуба, поднимающегося из болота. Запах обгоревшей плоти, древесины и камня был невыносим. Упав коленями на горячие угли, он заплакал и между всхлипываниями взывал к Богу в раскаянии и страхе. Однако его гнев на Тибо де Шампаня и монахов Буржа только усилился, потому что это святотатство произошло целиком по их вине.
Глава 19
Париж, лето 1142 года
Алиенора оглядела комнату, убранную к торжественной встрече воина-победителя: Людовик возвращался из Шампани. Вода уже была нагрета, и ванна приготовлена для купания. Лучшие простыни проветрили и постелили на кровать с балдахином из золотой парчи, в жаровнях дымили кусочки ладана. Слуги расставили на столах, покрытых тонкими белыми скатертями, праздничное угощение: зажаренных до корочки певчих птиц, сырные тарталетки, миндальные шарики, пропитанные медом, выпечку и оладьи, ароматный хлеб и вазу с кроваво-красной вишней.
Пока Людовик отсутствовал, она получала редкие и скупые сообщения. Кампания проходила успешно. Они не встретили почти никакого сопротивления со стороны графа Тибо: несмотря на все бойкие заявления последнего, Шампань имела свои уязвимые места, ее оборона не выстояла против французов. Естественно, церковь осудила действия Людовика. Посыпались письма от Бернара Клервоского и папского двора в защиту Тибо. Людовику приказали прекратить атаки на Шампань, чтобы не рисковать своей душой. Тот подчинился и повернул назад, но его войска остались в Шампани и продолжали разорять земли. Насколько понимала Алиенора, Людовик выполнял свой долг, заставляя Тибо повиноваться, и выполнял его хорошо. Она предвкушала победоносное возвращение и поэтому оделась с особой тщательностью: расшитое геральдическими лилиями платье, сложная прическа из сплетенных кос, корона, украшенная жемчугом и горным хрусталем.
Когда камердинер объявил о прибытии Людовика, сердце Алиеноры громко застучало. Ей отчаянно хотелось увидеть мужа – его высокую атлетическую фигуру и чудесные волосы с серебристым отливом. Она представляла, как бросится к нему в объятия, осыплет поцелуями. Быть может, им удастся начать сначала; притвориться, что они впервые встретились как мужчина и женщина, а не как юноша и девушка. Она покинула комнату с придворными дамами и прошествовала в большой зал, чтобы поприветствовать вернувшегося домой мужа.
Людовик вошел вместе с вассалами в зал под помпезное звучание труб. Алиенора поискала его взглядом, но нигде не заметила ни блестящих светлых волос, ни переливчатого золотистого шелка – никаких признаков, что он тут. Там, где она ожидала его увидеть, стоял лишь оборванный, грязный монах с поникшими плечами. В первую секунду она даже подумала, что это один из помощников Бернара Клервоского, но потом монах поднял голову, взглянул на нее, и она с изумлением поняла, что перед ней ее собственный муж. Боже, боже, что с ним случилось? Он превратился в старика! Собравшись с силами, она присела перед ним, склонив голову. Людовик, шаркая, подошел к ней, поднял и поцеловал в губы. Алиеноре показалось, будто к ней прикоснулась смерть. Липкие руки, зловонное дыхание – от омерзения ее чуть не вырвало. От него несло потом и болезнью. На голове блестела монашеская тонзура, а вокруг выбритой макушки волосы слиплись от грязи, былая серебристость исчезла. Коротко состриженные, они больше не казались светлыми, а скорее седыми.
Алиенора сознавала, что на них смотрят все придворные и слуги. Поймав взгляд Робера де Дрё, который едва заметно покачал головой, она пришла в себя и дотронулась до рукава Людовика. Ей даже удалось не поморщиться, когда на ее руку перепрыгнула блоха.
– Сир, – произнесла королева, – я вижу, вы устали. Не хотите ли пройти в свои покои и позволить мне поухаживать за вами?
Людовик помедлил с ответом, но потом разрешил увести себя из зала. Добравшись на заплетающихся ногах до своей комнаты в Большой башне, он посмотрел на разложенное угощение, и у него дернулся кадык. Едва взглянув на ванну и дымящиеся котлы с горячей водой, он покачал головой.
– Если я поем, то меня вырвет, – сказал он, – а в каком состоянии пребывает мое тело, не имеет значения.
– Это не так! Ты должен поесть после дороги и вымыться для легкости и покоя.
– Ничего я не должен. – Людовик опустился на стул и закрыл лицо руками.
