«Неотложка» вселенского масштаба (СИ) - Агатова Анна (читать книги без сокращений txt, fb2) 📗
— Но... — я хлопала мокрыми тяжёлыми ресницами. — Твоя магия ослабеет... Ты же... Как же?..
Он скривился, будто наступил на мозоль — не сильно, но неприятно.
— Лёля! Это для женщины опасно. Ей носить дитя, делиться с ним собой, отдавать магию. А для мужчины что? Чуть магии в семени потеряет, и всё.
— То есть ты ничего не потеряешь? — спросила, чувствуя, как холодно становится в груди, там, где одежда промокла от пролитого отвара.
— Мизер, не из-за чего переживать.
— То есть это не в первый раз? — догадалась я, чувствуя, что просто холодная ткань становится леденящей, прожигающей душу насквозь.
Он неопределённо пожал плечами и уставился мне в глаза. Улыбнулся развязно, нагло. Двинул бровью. Мол, а что, ты не догадывалась?
Нет, ну почему же. Я не слепая. Я знала, что, кроме меня, у него были женщины. Не только до меня, но и сейчас. Но я слишком его люблю, чтобы замечать это. Даже когда он уводил под локоток очередную девушку, я предпочитала не видеть, не знать и не понимать. Я хотела знать и знала главное — он мой, и всё равно вернётся ко мне.
И он возвращался.
И мы снова скакали вместе на лошадях или валялись в сене с бутылкой вина, одной на двоих, или бешено смеялись над предрассудками или чужими пересудами, и снова, и снова он любил меня, иногда дико и неистово, иногда нежно. А я наслаждалась тем, что любит он меня, а все те, кто хотел бы быть на моём месте, и те, кто на нём бывал или никогда не будет, где-то там, далеко.
И вот сейчас он сидел передо мной, жалкой, промокшей, разочарованной.
— А я? — спросила тихо, боясь того, что поняла, и не желая, чтобы это было правдой. – Я, потеряв плод, потеряю магию?
— Не всю, — снова недовольно скривился Игорь. — Некоторую часть.
Некоторая часть для него и для меня — очень разные. Для меня и малая крупица — огромная часть моего запаса, такого маленького, что на него позарился только неудачник Коростышевский.
— И ты согласен на такое для меня?
В нашем мире потерять магию значило стать изгоем, плебсом, чернью. Он же понимает, на что обрекает меня?
— Лёля, — Игорь встал, подошел и, опустившись на одно колено, обнял ладонями моё лицо, прошептал: — Лёля моя...
И поцеловал. Нежно-нежно.
Я знала, что будет дальше: жаркие поцелуи в шею, ключицы, грудь, я буду ощущать себя желанной, нужной, необходимой, глотком воды для страждущего путника, я буду шептать ему: «Я люблю тебя!», лелея надежду, что и он когда-нибудь ответит: «И я тебя!»
— Нет, Игорь, не сейчас, — я стянула в кулак мокрую, липнущую к груди одежду в кулак. – Я не хочу…
— Ну как знаешь, — сказал он холодно и вернулся на стул.
Поболтал о том, о сём, но я не отвечала, посидел молча, глядя в окно и о чём-то раздумывая. А потом повернулся и улыбнулся кривовато:
– Ты меня больше не любишь?
Я смотрела на него и сдерживала слёзы. Люблю ли я его? Не знаю. Но как же отвратительно я себя чувствовала! Преданной, брошенной, не нужной.
— Лёлька, а сколько времени прошло? — Игорь спросил это таким обыденным тоном, будто... будто не целовал и не блаженствовал только что.
— Не знаю, — растерянно прошептала я.
— А что?
— Ничего, — и он протянул мне руку.
Я оперлась, и Игорь, помог встать. Стоял передо мной, с мягкой улыбкой погладил мою щеку одной рукой, а другой... А другой почти без замаха ударил меня в живот.
От боли я согнулась и захрипела. Не удержавшись на ногах, упала, завалившись набок, прижимая к животу руки.
— За что? — почти без звука прошептала. Я не видела его лица.
— Чтобы уж наверняка, Лёля, — проговорил он. И по голосу я поняла, что Игорь улыбается.
И получила ещё один пинок в живот, только ногой. Удар пришёлся по пальцам, которыми я держалась за ушибленное место. Стало так больно, будто все кости сломались одновременно.
И я поняла: мне только казалось, что я сдерживаю его бешеного зверя. Просто он никогда не выпускал его против меня. Никогда, но не сейчас. Сейчас на меня сыпались удары и взрывались болью в спине, в животе, голове. Я только крепче сжималась и прикрывалась руками, как могла.
Каждый удар, каждый новый взрыв боли говорил:
— Ты!
— Ошиблась!
— Ты!
— Ничего!
— Для него!
— Не значишь!
И отец был прав, когда перед словами отречения сказал: «Он наиграется и бросит тебя». И эта боль, боль понимания была сильнее всей той, другой. И мне захотелось завыть и закричать, а ещё... очень сильно захотелось оказаться там, где мне не будет больно, там, где меня не предадут, где меня будут любить и простят все мои ошибки. Захотелось исчезнуть…
И тогда я исчезла. Да, именно в тот момент, когда желание исчезнуть стало огромным, выше неба, больше всего нашего мира, маня и услышала Всёля. Услышала и забрала к себе. Спасла.
От воспоминаний о той боли – боли в теле и душе — я сжалась. Нет, не буду об этом думать.
А этот царь, этот немолодой уже мужчина, умолявший мироздание помочь его жене, никак не мог сравниться с Игорем. Даже глупо.
Вспомнились его глаза в намечающихся морщинках, слова: «Спаси её, госпожа богиня!». И его тихий шепот у кровати роженицы, и столь же тихий звук поцелуев, и неверящие счастливые глаза немолодого отца, что держит в каждой руке по младенцу.
Я окунулась в розово-жемчужную воду с головой. На вопрос, что долгие ночи без сна мучил меня — любил ли меня Игорь – я уже давно знала ответ.
Нет. Нет, нет!
Нет, не хочу об этом думать. Не хочу. Не буду! Слишком больно...
На следующий день, как и обещала, я снова появилась в царском дворце. Все, от самого первого стражника у ступеней до слуги у дверей в комнату четвёртой жены царя, встречали меня, уткнувшись носом в пол. Шепотки «Богиня! Богиня!» шли впереди меня.
Потому, наверное, и в комнате меня уже ждали.
Юная Лейла лежала в кровати на высоких подушках и слабо улыбалась, а царь, убрав руки за спину, с нечитаемым выражением наблюдал за малышами, что сдвоенным криком сообщали о своём несогласии с переодеванием, которое учинили с ними няньки.
— Госпожа! — царь не упал на колени, как вся его челядь, и это чудесно! Но поклонился низко и даже искренне. — Рад видеть вас в нашем дворце!
— Ваше мудрейшее величество! — обратилась я к нему.
Всёля провела мне утром урок этикета в новом мире и объяснила, как нужно приветствовать правителя и каких ошибок я наделала вчера. Например, не поклонилась, представ перед царём, командовала им, словно слугой, не проявила должной почтительности, ну и так, по мелочи. А что посчитала его лекарем, так это мелочи. Посему нужно исправлять ошибки – сохранить лицо царя перед подданными.
Потому я и терпела все эти неуместные поклоны и благосклонно кивала падающим ниц людям. Не то чтобы за ночь это стало мне больше нравиться. Нет. Просто Всёля в довольно резкой форме отчитала и заставила меня считаться с интересами людей другой культуры.
— Кто выше царя? Кто может приказывать ему? Только бог. Ну или богиня. Тем более что они тебя ждали, ты была им обещана пророчеством. Так что будь любезна, соответствуй!
Ну я и соответствовала.
— Рада приветствовать вас и вашу драгоценнейшую супругу! Как самочувствие прекрасной Лейлы?
Я расшаркивалась как могла, демонстрируя почтение, которого вчера, боюсь, и в самом деле было слишком мало, изо всех сил заглаживая и выравнивая вчерашнюю свою непочтительность.
— Госпожа богиня! — царь ещё раз сдержанно поклонился. — Ваше могущество совершило чудо!
Я сделала совершенно невозмутимое лицо — спасибо бабушке, которая учила меня не только вышивать. Моё могущество! Ну надо же такое сказать! Я чувствовала себя самозванкой на королевском балу. Кроме прочего, нужно было осмотреть женщину и детей. Покосилась на опустевшие флаконы внутривенной помпы, что затрудняли движения левой руки Лейлы.
— Ваше мудрейшее величество! Позвольте остаться наедине с вашей прекрасной женой для благословения, — я отзеркалила царский поклон. Он, вот уж кто был на своём месте, одним движением брови приказал нянькам удалиться и величественно выплыл сам.
