Пленники Раздора (СИ) - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
— Иди, похлёбку вари, — негромко сказал колдун. — Твоё место нынче у костра.
Девушка кивнула и направилась туда, где мужчины во главе со Смиром, пристраивали на треноге набитый снегом котёл и разводили огонь.
— Давайте, помогу, чем могу, — предложила обережница.
— Хвала Хранителям, Смир, в кои веки раз поедим вкусной стряпни, а не твоей тюри, — весело сказал один из парней, разводивших огонь, и кивнул Лесане: — Там, вон, в санях: крупа, лук и мясо.
Она повернулась идти, но в этот миг Лют, незряче озирающийся по сторонам, сказал:
— Пошли вместе. Помогу. — Он взял обережницу за плечо и захромал рядом.
Она сперва удивилась этакому благодушию, но потом одернула себя — брат ведь.
Мешки в санях он сыскал сам, безошибочно. Нюх-то звериный.
Когда вернулись обратно к костру, Лесана села чистить лук, а волколак устроился рядом.
Обозники, покуда ещё не стемнело, разбрелись всяк по своей нужде, кто лошадей распрягал и кормил, кто сани к ночлегу готовил, кто судачил о чём-то вполголоса со спутниками. Ратоборец — невысокий мужчина с рыжей бородой и обветренным конопатым лицом — беспечно дрых в санях. Звали его Хран и на вид ему было вёсен сорок. Лесана обережнику завидовала. Хотела бы она так же вот устроиться нынче на соломе, укрыться от мороза и ветра теплой овчиной и заснуть с осознанием того, что всё в жизни идёт своим чередом — лошади хрустят овсом, каша над костром варится, а люди негромко балагурят о том, о сём.
— Что случилось? — внезапно спросил Лют, вертя в руках луковицу.
Ему, видимо, вынужденная слепота казалась занятной. Он пытался к ней приноровиться, давая возможность носу, рукам и ушам возместить хотя бы часть того, что теперь оказалось сокрыто от глаз.
— Где? — не поняла Лесана. — Где случилось?
— Не знаю — где. Не знаю — с кем. Но ты, как будто цветок засохший.
Девушка хмыкнула:
— Это как?
Волколак пожал плечами:
— Вроде всё на месте — и лепестки, и стебель, а чуть тронь — рассыплется.
Обережница стряхнула с колен шелуху, положила очищенную луковицу на чистую холстинку, а руки спрятала в рукава шубки. Стужа стояла — пальцы костенели!
— Не рассыплюсь, не надейся, — «утешила» она оборотня.
— Это тебе так кажется, — ответил он, а потом сказал: — Мне так хочется снять повязку! Глаза чешутся. Когда стемнеет — разрешишь?
— Нет. У тебя зрачки блестят.
Лют мученически вздохнул и снова взялся вертеть в руках луковку.
…Когда каша приготовилась, Лесана попробовала её — обжигающую, исходящую духмяным паром.
— Пойду, Храна разбужу, — сказала она волколаку.
Тот рассеянно кивнул.
Девушка заметила, что оборотню нравилось сидеть возле огня. Повязка защищала глаза, но позволяла коже чувствовать тепло и Лют наслаждался.
Мало-помалу стянулись к костру, оживленно переговариваясь, остальные обозники с мисками и ложками в руках. Подошел Тамир, до сей поры о чём-то беседовавший со Смиром.
Обережница положила колдуну каши, и он кивнул в ответ. Устроился рядом. Принялся равнодушно есть, глядя в пустоту. Зато Лют уписывал харч, как не в себя. Лишь теперь Лесана сообразила, что кормила пленника чуть не сутки назад. Сделалось стыдно. А потом она рассердилась — гордый, да? Не захотел напомнить? Сам виноват.
— Вкусно у меня сестра стряпает? — громко спросил волколак, сотрапезников.
Мужчины отозвались согласным гудением, а девушке сделалось неловко от разом обратившихся в её сторону взглядов.
— Да, вкусно, — скупо похвалил Тамир «жену», отчего ей тут же захотелось провалиться сквозь землю. Казалось, даже последний дурак в обозе понял, что никакие они не супруги. Да и разве станет мужик бабу свою по плечу похлопывать, как сотоварища?
— Ай, накормила, красавица, — отозвался с другой стороны костра Смир. — Уважила. Я чуть ложку не проглотил.
Трапеза завершилась и парни, кто были помоложе, поволокли в сторону опустевший котел — отчищать да отмывать. Лесана, Тамир и Лют отправились к саням, на которых им предстояло ночевать. Полог колдун уже натянул, оставив продух, чтобы внутри не было слишком уж душно. Первой забралась Лесана, устроилась на войлоке, брошенном на солому, развернула меховое одеяло. Потом в сани юркнул Лют и уже последним Тамир.
— Ложись в серёдку, — подвинул девушку волколак.
Она было заспорила, но он ущипнул её за тыльную сторону ладони:
— В серёдку.
А сам вытянулся вдоль бортика и, повернувшись спиной, пробормотал:
— Повязку сними, уже всё лицо зудит от неё…
Обережница ослабила узел и стянула с головы оборотня полоску замши, бросив её в изголовье. Лют принялся яростно тереть глаза.
— Хорошо-то как…
Тамир уже давно устроился рядом и спал. Всё же он очень похож на Донатоса. Как сын на отца. И, словно крефф его — каменный. Даже взгляд такой же пустой.
Лесана смежила веки.
— Ты не спишь? — ткнул её в бок оборотень.
— Отстань.
— Что же случилось?
— Ничего.
— Врёшь, — усмехнулся волколак.
— Нет.
— Ты его знала? — спросил он. — Того обережника, который пропал? Кем он тебе был?
Девушка распахнула глаза и повернулась к собеседнику:
— Уж не с тобой я об этом буду говорить, — ответила она.
Оборотень смотрел пристально, словно надеялся разглядеть в её взоре то, о чём не хотел болтать язык.
— Видишь, Лесана, не обо всём приятно говорить. Верно? — негромко промолвил он.
— И что? — спросила она, не понимая, куда клонит собеседник.
— А то, — ответил волколак. — Спрашивать ты любишь, а отвечать — нет. Тогда зачем у меня над душой стоишь, вопросы свои задаёшь?
Девушка приподнялась на локте:
— Я лишь хотела знать — был ты в той деревне или нет? Дурачил ты Клёну или правду сказал?
Он качнул головой, словно досадуя её упрямству и глупости:
— Я тоже лишь хотел знать, кем тебе доводился тот обережник. И почему тогда, в подземелье, ты испугалась меня.
— А почему ты тогда бросился?
— А почему ты не хочешь отвечать на мои вопросы?
Лесана спросила, искренне не понимая:
— Зачем тебе?
Оборотень ответил вполне ожидаемое, что и было у него объяснением любой дурости:
— Скучно. Думал, поболтаем…
— Я хочу спать.
— А я нет, — он вздохнул. — Я хочу в лес.
— Слушай… — девушка устало уткнулась лбом в войлок. — Ну, дай отдохнуть, а? Что ж ты трепливый-то такой?
Лют зевнул:
— Кто умеет разговаривать с людьми — не пропадёт. А вы с Тамиром, как два сыча. И слово лишнее обронить боитесь. Оттого и неуютно обоим. Хорошо ещё, у меня глаза завязаны, а то, наверняка, как посмотришь на рожи ваши кислые, так с тоски и взвоешь.
Обережница хмыкнула:
— А ты, значит, не пропадёшь с языком таким длинным? Тебе, значит, уютно?
— Не пропаду, — он усмехнулся. — И вам не дам.
Она развеселилась:
— Ну, ну.
— Что «ну, ну»? Спи.
Волколак повернулся к ней спиной и тот же миг уснул. Лесана досадливо вздохнула — ну и трепло! Весь сон прогнал. Она ещё повозилась между своими «сродниками», устраиваясь удобнее, но Тамир недовольно рыкнул и придавил тяжёлой рукой.
С тоской обережница подумала о том, что замысел Клесха, разумеется, хорош, да только воплощать его приходится не Главе. А потом она заснула.
Ей блазнились объятия. Крепкие-крепкие.
Сильные руки стискивали плечи. От мужчины пахло дымом, морозом, железом, дублёной кожей. Девушка хотела посмотреть ему в лицо, но не могла запрокинуть голову — не хватало сил. И железная пряжка его перевязи больно давила на грудь.
«Спасибо… спасибо…» — шептала Лесана. Но он молчал. И ей было обидно, что она не видит его лица, не слышит голоса. И она плакала. Но из глаз катились почему-то не слезы, а крупные красные бусины. Те самые, о которых она так мечтала, и которых у неё никогда не было.
Парень с безобразным шрамом через всё лицо притаился за большим валуном и из своего убежища наблюдал за полощущими белье девками. Девки были хороши — налитые, стройные… Они не догадывались, что рядом есть видоки, а потому держались раскованно, отчего делались ещё краше. Подолы рубах водопряхи подоткнули за опояски, оголив ноги до самых бедер, рукава закатали, косы, чтобы не перевешивались и не падали в воду, обернули вокруг шей. И теперь плеск и смех над маленьким озерцом стояли такие, будто не пять кровососок стирали, а половина деревни на гульбище вышла.
