Адвокат – невидимка - Борохова Наталья Евгеньевна (книги .TXT) 📗
– Никаких шелковых пиджаков от Гуччи, никаких перламутровых пуговиц, никаких блузок с блестяшками! – произнес он неумолимо. – Строгий, недорогой костюм и никаких… Заметьте, никаких украшений! Хотя, если очень хочется, можете надеть тоненькую цепочку.
– Уже не хочется, – сказала Елизавета искренне.
– Ну, вот и отлично! – удовлетворенно кивнул адвокат. – Поймите, присяжные – люди небогатые. Их будут раздражать ваши наряды и драгоценности. Женщины начнут подсчитывать стоимость вашего гардероба, а не особо удачливые мужчины замкнутся в себе, понимая, что на свою зарплату они смогут купить только пуговицы от вашего пиджака. Тем более вы еще так молоды и явно не способны платить за это своими деньгами.
– Но я – не сирота! У меня есть родители, есть муж, наконец! – потеряв терпение, заявила Лиза. – Неужели мои близкие не могут подарить мне приличные серьги и шелковый костюм?
Лещинский выразительно покрутил пальцем у нее перед носом.
– Вы забываете, что они тоже родители! – прошипел он. – И они не могут купить своим детям вот такие серьги, которые вы так небрежно надели в следственный изолятор. В них, как я вижу, не меньше карата будет? Так что поменьше возражений, милочка! Вы еще не забыли, часом, что приговор вынесут мне, а не вам?
Дубровская прикусила язык. Конечно, тухлые помидоры предпочтительнее сибирской каторги. Похоже, ей нужно проявлять больше терпимости к человеку, который полон решимости отстоять свою невиновность. Видит бог, на нее здесь рассчитывать не приходится.
Глава 20
Несмотря на одуряющую жару, суд гудел, как потревоженный улей. Журналисты центральных и местных газет толклись в холле Дворца правосудия, препираясь с судебными приставами, дотошно производящими досмотр сумок, пакетов и футляров с фото– и видеотехникой. Было известно, что первая часть заседания, на которой стороны будут формировать коллегию присяжных, пройдет в закрытом режиме. Публика же будет допущена только к моменту начала судебного разбирательства. Но поскольку временные рамки не были установлены, никто расходиться не желал, понимая, что двери судебного зала могут распахнуться в любой момент, и тогда самые удобные места достанутся конкурентам.
Конечно, в царящей повсюду суматохе никто не обратил внимания на невысокую, скромно одетую девушку, пробирающуюся сквозь толпу к дверям заветного зала. Елизавета, бросив случайный взгляд в зеркало, и сама бы не узнала себя, если бы не знакомое бледное лицо с лихорадочно горящими глазами, которые приобрели вдруг цвет горького шоколада. Белую кофточку с круглым воротничком оживляла лишь коричневая оторочка в тон длинной, ниже колен, юбке. Никаких цепочек или иных, милых женскому сердцу, украшений не наблюдалось вовсе. А дорогой портфель из особо сорта кожи на фоне блеклого наряда смотрелся сейчас как обыкновенная школьная принадлежность. В общем, Елизавета являла собой образец скромного начинающего адвоката.
Она незаметно просочилась в зал, небрежно кивнув знакомому приставу. Журналисты, дежурившие у входной двери, и не подумали задать вопрос молодому адвокату, вероятно, приняв ее за технический персонал суда. Дубровской это было только на руку. Во всяком случае, у нее не было охоты давать интервью.
Дверь захлопнулась, отрезая дорогу назад. Впереди были столы для представителей защиты и обвинения. А сразу же за ними скамья подсудимых, которая к этому моменту уже не пустовала.
Взглянув на Лещинского, Елизавета поняла, что была не права, ожидая от него игры на контрасте. Известный адвокат был одет скромно, но со вкусом. Никаких рубашек с пальмами и пиджаков с отливом он для себя не выбрал, лишь светлые, прекрасного качества брюки, рубашка с галстуком элегантной расцветки. Глядя на все это великолепие, Елизавета бы не удержалась от вопроса, кто своей заботливой рукой сумел отгладить стрелки на брюках и манжеты на рубашке? Но, что удивительно, внешность адвоката тоже претерпела некоторые изменения. Лицо Лещинского украшала аккуратно оформленная бородка, которую невесть когда он успел отрастить и взлелеять. В общем, его облик приобрел еще больше солидности и основательности, несомненных достоинств для мужчин его возраста. Глядя на него, трудно было вообразить что-то более нелепое, чем обвинение его в убийстве женщины.
Прокурор Немиров, давний противник Лещинского, только жмурился, раскладывая на столе свои записи. Он удостоил Дубровскую коротким сухим кивком, давая понять, что ее присутствие он заметил, вот только серьезно его заботит сейчас лишь тот, кто находится прямо за ее спиной. Ему не нравился сам вид его процессуального оппонента – эта дурацкая бородка, в самом наличии которой он уже угадывал угрозу своему делу. Понятно, что Лещинский опять готовился к спектаклю, сценарий которого заранее прочесть не удастся никому. И, судя по тому, что на этот раз известный адвокат выступит в новой для себя роли подсудимого, играть он будет так, как не играл до этого никогда. Немиров сжимал и разжимал пальцы, словно разминая их перед поединком. Он отдал бы многое за то, чтобы узнать тактику своего противника. Но лицо Лещинского, за тонированной гладью стекла, было непроницаемо и загадочно, как тот приговор, который прозвучит в этом зале в недалеком будущем…
Когда Елизавета увидела присяжных, входящих в зал через специальную боковую дверь, ей едва не сделалось плохо. Их было много, очень много. Поначалу ей показалось, что они пестрой толпой заполонили весь зал, не оставив и пятачка свободного места. Правда, потом она вспомнила, что кандидатов в присяжные приглашают всегда больше для того, чтобы стороны путем долгого и тщательного отбора сформировали окончательный состав – двенадцать человек основных и два запасных заседателя.
Они шумно расселись по своим местам и, удобно устроившись, принялись изучать зал и участников процесса. Дубровская заметила, что наибольший их интерес вызвал сам подсудимый, что было естественно. Второе место разделили прокурор и судья. Присяжные, по всей видимости, отдали должное их «сценическим костюмам» – черной мантии и мундиру с погонами. Елизавете же достались крошки с общего стола. Увидев ее, присяжные долго соображали, что это за птица, путая ее, должно быть, с секретарем судебного заседания. Но, переведя взгляд на бойкую темноволосую девушку за компьютером, они поняли, что напротив прокурора сидит, скорее всего, адвокат. Вид скромной мышки их интересовал не особенно, и поэтому взгляды присяжных пускались в дальнейшее путешествие по залу, отдавая должное судебным приставам, службе конвоя и, наконец, техническому оснащению зала.
– Нас интересует интеллигенция, – сказал Лизе на ухо Лещинский, которому в этой стадии процесса позволили сесть рядом со своим адвокатом. – Оставляем всех, умеющих свободно думать или думать вообще. Библиотекари, врачи, учителя – наш контингент.
Дубровская в этом мало что понимала, поэтому безропотно отдала инициативу в руки матерого адвоката. Присяжным задавали вопросы, интересуясь, казалось, самыми посторонними вещами. Как вы относитесь к смертной казни? Есть ли у вас судимые родственники? Любите ли читать детективы? Но Елизавета знала, что за этими вопросами, которые судья оглашал спокойным, даже равнодушным тоном, скрывался огромный интерес участников процесса к присяжным. Кто они? Что это за люди? Чем они живут? Что они думают? Способны ли они к состраданию или понятия «подсудимый» и «преступник» для них равнозначны?
Прокурор желал видеть на скамье присяжных своих единомышленников, людей жестких и бескомпромиссных, верящих в магическую фразу, звучащую теперь как заклинание: «Дыма без огня не бывает!» Адвокату и подсудимому были милее те, кто, подумав неспешно, изрекал вечное: «От сумы да от тюрьмы…»
Все шло, как по маслу, без суеты и лишней нервозности. Дубровской даже удалось справиться со своим волнением. Она чувствовала себя надежно, находясь в тени Лещинского. Он отлично знал свое дело, и Елизавета была рада возможности получить у него практический урок.
