В стране кораллового дерева - Каспари София (бесплатные версии книг .txt) 📗
Итак, Офелия регулярно ходила в церковь и на вечерние прогулки по площади, где проводило время высшее общество. Там на retreta — так называлась дорожка вокруг площади — дон Рикардо представился Офелии и ее матери. Именно сюда приходили, чтобы на других посмотреть и себя показать, обменяться комплиментами, обсудить последние сплетни. Офелия знала, что он опасен, все мужчины такие, но он был ее билетом в новую, лучшую жизнь, на которую нужно было просто решиться. Опустив взгляд, она наконец согласилась на такую вожделенную свадьбу. «Он же должен испытывать ко мне какие-то чувства», — говорила она себе. По крайней мере, так было в романах, которые она читала. Герой и героиня вступали в брак, когда испытывали друг к другу чувства. Конечно, Офелия с трудом представляла себя в этой роли. Прошли месяцы, прежде чем она осознала, что ошиблась: можно вступать в брак и не по любви. Рикардо Сантосу нужно было скорее ее имя и добрая репутация ее семьи, нежели она сама, иначе он никогда бы не стал водиться с грязными бабами.
Горечь разочарования стала еще сильнее оттого, что внезапно умерли ее родители, брат и сестра. Их жизни унесла лихорадка, эпидемия которой повторялась из года в год. В том же году родился Умберто, и донья Офелия наконец получила объект для любви, которая внезапно показалась ей такой необъятной. Она любила Умберто и хотела оградить его от всех бед, чего бы ей это ни стоило.
Просторы страны отличались бедными ландшафтами. Небо голубым куполом простиралось в бесконечную высь. Коричневые, охряные, желтые и зеленые краски смешивались и тянулись до самого горизонта. То тут, то там добавлялись коричневато-бурые пятна, иногда встречалась свежая зелень. Надо всем этим лежала серо-желтая пелерина пыли, которую ветер время от времени поднимал в воздух. Самыми высокими растениями здесь считались вездесущие «канделябровые» кактусы, к которым Виктория никак не могла привыкнуть. Издалека они иногда казались людьми. Поговаривали, что во времена войны за независимость солдаты надевали униформу цвета кактусов, чтобы их казалось больше. Виктория запрокинула голову и поднесла руку к глазам, защищаясь от солнца. Над ней выписывала круги какая-то птица, наверное, кондор. Виктория не знала, как она называется, потому что до сих пор никто не хотел отвечать на ее бесчисленные вопросы. Дама ведь не должна интересоваться такими вещами. Иногда у нее складывалось впечатление, будто в аргентинском высшем обществе женщине вообще нужно появляться на свет без головы.
Прищелкнув языком, Виктория пустила лошадь вперед. Хотя день клонился к вечеру, солнце все еще припекало. Она ни в коем случае не хотела, чтобы ее лицо потемнело. Не в первый раз девушка останавливала Дульцинею и осматривалась вокруг. Ландшафт действительно завораживал благодаря — или вопреки — своей скудости. Здесь, в глуши, можно было представить, что ты — последний человек на земле. Дульцинея фыркнула, и всадница успокаивающе похлопала ее по шее.
Далеко впереди, на горизонте, возвышались отроги Анд, но Виктория понимала, что доскакать до них нельзя. Она вновь пустила лошадь вперед, спрашивая себя, отыщет ли Дульцинея дорогу обратно. Сегодня она отъехала дальше, чем обычно.
Индейская деревня выросла перед Викторией внезапно, словно из-под земли, как будто ее наколдовал какой-то волшебник. Девушка так удивилась, что придержала кобылу, очутившись уже посреди домов. Когда Дульцинея остановилась, Виктория совсем рядом с собой заметила двух женщин. Их темные глаза были устремлены на нее. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. Черные волосы были аккуратно уложены под фетровыми шляпами. На каждой было надето по семь юбок, так, кажется, говорили Виктории. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не пялиться на местных жителей. Немного дальше, вдоль деревенской улицы, стояло несколько мужчин. Дети играли с куклой, сшитой из обрезков ткани. Лица у них были такие же бесстрастные, как и у женщин. Если раньше Виктории нравилась тишина, то теперь в один миг она показалась ей гнетущей.
Из-за маленького дома, похожего на куб, появились еще две женщины. Они перешептывались. У одной из них были седые волосы. Когда седовласая женщина посмотрела на Викторию, та содрогнулась и чуть не вскрикнула от ужаса. Глаза женщины оказались молочно-белыми. Она была слепая, но все же уставилась на Викторию, словно заглядывала ей глубоко в душу. Дульцинея фыркнула, видимо, почувствовав беспокойство наездницы, и загарцевала.
Из приземистых домов высыпало еще больше народу. Низкорослые, темнокожие, черноволосые люди собирались вокруг незнакомки. Виктории казалось, что с каждой секундой толпа становилась все плотнее и плотнее… Теперь девушка могла различить их голоса — вокруг слышалось непонятное бормотание на чужом языке. Она сидела на лошади, словно парализованная. Разве ей не советовали держаться подальше от таких деревень? Если не принимать во внимание домашнюю прислугу, Виктория никогда не сталкивалась с индейцами, даже с девушками из Санта-Селии она не обменялась и парой слов. Дульцинея беспокойно мотнула головой.
Виктория все же мужественно решилась заговорить с индейцами, но тут из толпы вышел человек и схватил Дульцинею под уздцы.
— Что вы здесь делаете, сеньора Сантос?
— Сеньор Кабезас!
Виктория уставилась на старшего рабочего семьи Сантос. Он не стал тратить время на приветствия. Мужчина строго взглянул на нее. «Никакого почтения в голосе», — пришло на ум Виктории. Он говорил как человек, в дом которого вошли без разрешения, и ждал объяснений. Неуверенно и немного обиженно Виктория пожала плечами.
— Я думала, мне позволено осматривать владения Сантосов.
— Эта деревня не принадлежит Сантосам.
Голос Педро звучал настойчиво, злобно. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он испытующе посмотрел на нее. У Виктории по спине побежали мурашки. Неужели она чувствовала какую-то связь с этим человеком? Неужели она видела в нем возможного друга? Должно быть, у нее помутился рассудок! Виктория глубоко вздохнула и помолилась, чтобы ее голос не задрожал.
— Я об этом не знала, сеньор Кабезас.
Если он забыл о том, где его место, то она ему напомнит и объяснит, как следует себя вести. Виктория крепче сжала поводья и попыталась вырвать их у него из рук. Неожиданно Кабезас отпустил их, но Виктория ловко удержала лошадь, чтобы та не дернулась. Какое-то время девушка даже гордилась собой.
— А что вы здесь делаете, сеньор Кабезас?
Он снова взглянул на нее. Виктория уж было подумала, что он ей не ответит.
— Моя мать родом отсюда, — наконец произнес он и немного приветливее добавил: — Подождите! Я провожу вас. Уже поздно и может быть опасно, если вы поедете одна.
— Я не боюсь, сеньор Кабезас.
— Я знаю. — Его темные глаза казались непроницаемыми. — Но только тот, кто попадал в опасную ситуацию, знает, как правильно себя вести.
«Какую опасную ситуацию?» — подумала Виктория.
Она вновь почувствовала, как в ее душе закипает злость, но решила не переспрашивать. Если Педро Кабезас считает ее одной из тех кукол, которые появлялись на приемах у Сантосов, то она ему покажет, как умеет ездить верхом. И докажет, что ничего не боится.
Немного позже Педро вывел с маленького заднего двора своего коня, буланого жеребца с темным хвостом и гривой, и поставил его рядом с Дульцинеей.
— Это дом вашей матери? — спросила Виктория и тут же прокляла себя за излишнее любопытство.
Педро не сразу, но ответил:
— Да, она здесь жила. Моя мать умерла.
— Мне очень жаль.
В ее голосе прозвучало искреннее сочувствие. Сеньор Кабезас вновь внимательно взглянул на Викторию. Очевидно, ему понравилось то, что он увидел, и он кивнул, резко, но вполне дружелюбно.
— Спасибо, — сказал он. — Это случилось давно. Я был тогда еще мальчиком.
Некоторое время они ехали молча друг возле друга. Иногда Педро вырывался немного вперед, на полкорпуса лошади. «Он слишком большой для индейца, которые живут в этой местности», — впервые подумала Виктория. Но он не выглядел и одним из белых. Если его мать была индианкой, то отец точно был белым, в этом Виктория не сомневалась.
