Утопия-авеню - Митчелл Дэвид (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Все врут, – говорит Дин.
– Ага, – фыркает Рэй. – Зато ты у нас теперь бунтарь. А я вот – примерный семьянин.
«Ну да, потому что ненароком Ширли обрюхатил…»
Дин поднимает с пола оброненную Уэйном ложку.
– Дин очень переживал, когда его мама умерла, – говорит бабуля Мосс. – Ну, всем тяжело было. Отец Динов…
Билл ловит взгляд Дина и подхватывает:
– Он тогда совсем расклеился.
– Да-да, – продолжает бабуля Мосс. – Рэй был в училище, в Дагенеме, а Дин остался с отцом, на Пикок-стрит, но у них не заладилось. В общем, как Дин поступил в художественный колледж в Эббсфлите, так и переехал к нам с Биллом. Три года жил у нас. Мы им очень гордились.
– Вот только вместо того, чтобы стать новым Пикассо, – говорит Рэй, – он решил заделаться гениальным гитаристом. Но мы его все равно любим.
– Гениальный гитарист вон он, сидит. – Дин тычет пальцем в Джаспера. – Рэй, ты же был в «Марки».
– Я хорошо играю лишь потому, что все время учился, вместо того чтобы жить, – говорит Джаспер. – Но другим рекомендовать этого не стану.
– Чтобы чего-нибудь достичь, надо трудиться не покладая рук, – говорит Билл. – Одного таланта мало. Нужна еще и дисциплина.
– А Дин очень хорошо рисовал, – говорит тетя Мардж. – Вот его художество, над радиолой. – Все смотрят на картину: пристань в Уитстабле. – Но его всегда тянуло к музыке. Сидел у себя в спальне, упражнялся, пока все до последней нотки точно не сыграет.
– Он и сейчас такой, – говорит Джаспер, накалывая вилкой стручок фасоли. – Обычный басист играет просто, умпа-умпа, умпа-умпа, как на тубе. А у Дина такие плавные переборы… – он откладывает вилку, чтобы удобнее было показывать, – бам-бам-би-дамби-дамби, бам-бам-би-дамби-дам. На басу играет, будто на ритм-гитаре. Замечательно! – Джаспер жует стручок.
Дин смущается, слыша похвалу.
– А вот, видите? – Бабуля Мосс показывает на медную табличку в рамочке и декламирует выгравированные на табличке слова: – «„Могильщики“. Лучшая группа Грейвзенда, 1964 г.». Это Динова группа была. Мы вам потом альбомы с фотокарточками покажем.
Эльф жадно потирает руки:
– Ах, альбомы с фотокарточками!
По улице грохочет мотоцикл. В буфете звенят чашки.
– Джек Костелло снова за свое, – ворчит тетя Мардж. – Сажает Винни, сынишку своего, в мотоциклетную коляску и гоняет по городу как ненормальный. Ой, Джаспер, а можно я спрошу, только ты не обижайся… Вот ты так красиво говоришь, прям как диктор на Би-би-си. Ты, наверное, из обеспеченной семьи, да?
– До шести лет я жил с тетей, в Лайм-Риджисе. Она держала пансион, но с деньгами всегда было туго. А потом меня отправили учиться в частную школу, в Или. Там я и обзавелся благородным выговором. К сожалению, благородный выговор – это не деньги в банке.
– А как же тетя оплачивала твое обучение? – спрашивает Билл.
– Его оплатили мои голландские родственники. У меня отец – голландец.
Тетя Мардж поправляет вставную челюсть.
– Значит, они как раз и богатые, да?
– Может, не будем устраивать ему допрос с пристрастием? – говорит Дин.
– Так он ведь не возражает. Правда, Джаспер?
Джаспер не возражает.
– Я бы назвал зеландских де Зутов людьми состоятельными, но не богатыми.
– А разве состоятельный и богатый – не одно и то же? – спрашивает Ширли.
– Состоятельный человек точно знает, сколько у него денег. А у богатого их так много, что он об этом даже не задумывается.
– А как же твоя мама? – спрашивает тетя Мардж.
– Она умерла родами.
Женщины сочувственно переглядываются.
– Ох, бедненький, – вздыхает тетя Мардж. – Вот Рэй с Дином свою маму все-таки помнят… А тебе тяжело, наверное. Дин, что ж ты не сказал…
– Я же попросил не устраивать допрос с пристрастием.
Кукушка в настенных часах кукует семь раз.
– Уже семь часов? Не может быть! – восклицает Эльф.
– Время – странная штука, – говорит тетя Дот.
Дину было пятнадцать. Маму разъедал рак, растушевывал морфий. Дин страшился приходить в больницу, хотя чувствовал себя из-за этого самым неблагодарным сыном на свете. Смерть превращала все разговоры на любые другие темы в обычный треп, но как тому, кто не умирает, говорить о смерти с тем, кому жить осталось совсем недолго? Было воскресенье. Рэй остался в Дагенеме, отец отрабатывал сверхурочную смену на цементном заводе, бабуля Мосс и тетки ушли в церковь. Дин не видел смысла в вере. Заявлять, что пути Господни неисповедимы, – то же самое, что выбирать, орел или решка. Если бы от молитв был хоть какой-то толк, то мама бы давно выздоровела. В больницу Дин пришел со своей «футурамой». Мама спала, поэтому Дин решил поупражняться, тихонечко. Он отрабатывал сложный перебор в «Теннессийском вальсе», а когда дошел до конца, еле слышный голос прошептал:
– Очень красиво, сынок.
Дин перевел взгляд на маму:
– Я старался.
Призрачная улыбка:
– Молодец.
– Извини, я тебя разбудил.
– Всегда приятно просыпаться под музыку.
– Хочешь, я еще что-нибудь сыграю?
– «Сыграй это еще раз, Сэм!»
Пришлось играть «Теннессийский вальс» снова. Дин сосредоточенно уткнулся в лады и не заметил, как мама перестала дышать…
Джаспер заканчивает «Вдребезги» зажигательным соло. Эльф извлекает из «хаммонда» сияющие каскады звука. Гриффовы барабаны исторгают громы и молнии. Пальцы Дина уверенно перебирают струны, а сам Дин глядит в зал «Капитана Марло» поверх двух сотен голов. Сюда пришли друзья, которые желают ему успеха; завистники, которые надеются, что ему удачи не будет; люди постарше, которые видят в «Утопия-авеню» то, что у них когда-то было или могло быть; парни, которым лишь бы выпить и снять девчонок; девчонки с сигаретами и с бокалами кампари или грушевого сидра «Бэбишам». Дин смотрит на них и думает: «Вот, Грейвзенд, сколько ты меня ни бил, сколько ты меня ни пинал, сколько ни говорил, что от меня толку не будет, сколько ни обзывал бестолочью, никчемным неудачником и педиком, а теперь разуй уши и слушай. СЛУШАЙ НАС. Мы – „Утопия-авеню“. Мы – классная группа, а станем еще лучше, и ты об этом догадываешься, хоть и прикрываешься кривой ухмылкой». И дружки Гарри Моффата наверняка пришли. «Вот и расскажите ему, как мы здесь отожгли». Джаспер завершает первый виток соло. Дин смотрит на него, и, как и следовало ожидать, Джаспер не отводит взгляда от грифа «стратокастера» – просит дать ему возможность повторить. Мало кто из присутствующих слышал, как вживую звучит педаль вау-вау, она же квакушка, а Джаспер великолепно ею пользуется. «Зато главное, что песня – моя, спасибо за внимание». На одной из репетиций Эльф предложила поменять слова в строчке «все мечты разбиваются вдребезги» на «из того, что разбито вдребезги, вырастают мечты». Дин попробовал, и грустная песня внезапно стала воодушевляющей. Джаспер заметил, что неплохо бы Эльф подпеть на строке «вырастают мечты», и все в клубе «Зед», включая Павла, застонали от удовольствия. Когда Дин играл в «Броненосце „Потемкин“», то не хотел ни с кем делить свои песни – они становились только хуже. А вот «Утопия-авеню» могла улучшить любую песню.
Джаспер заканчивает соло. Дин смотрит на Гриффа, тот кивает; осталось четыре такта… три такта… два… один… и Эльф смотрит на него… и Джаспер выдерживает паузу… и все мысленно отсчитывают, как на общих часах – раз, два, три, четыре, – и взрывом звучит финальный аккорд, разлетается на молекулы…
«Аплодисменты – чистейший наркотик», – думает Дин, утирает лицо барным полотенцем и отпивает глоток эля «Смитуикс».
– За вас!
Аплодисменты не умолкают. Здесь меньше людей в плиссе и бархате, чем на лондонских выступлениях, больше рабочих рубах, джинсов и кепок. Как ни странно, паб «Капитан Марло» – и рыба и мясо. Он – первое питейное заведение на пути работников цементного завода «Блю сёркл», в двух шагах от городского рабочего клуба. Клиентура классом повыше – по грейвзендским понятиям – приходит в паб поиграть в пинбол, послушать музыкальный автомат или (два раза в месяц) выступление какой-нибудь группы. Левон стоит в сторонке с каким-то типом, которого Дин не знает. «Если это – его дружок, то им надо быть осторожнее». Аплодисменты стихают, и Дин подается к микрофону:
