Чужое сердце - Градова Ирина (читать книги регистрация TXT) 📗
– Какая ересь! – с восхищением пробормотала я. – Никогда не слышала большей чуши!
Слегка усмехнувшись, Зиненко тем не менее продолжил:
– Согласно средневековым представлениям, гомункул содержится в сперматозоиде, а при попадании в материнский организм преобразуется в человека. Иногда и сам сперматозоид отождествлялся с гомункулом. Подобные воззрения получили название анималькулизма; одним из приверженцев анималькулизма был, между прочим, Левенгук, создатель микроскопа! Гомункула обычно изображали как маленького человечка, попадающего в материнский организм и значительно увеличивающегося в размерах. Только в восемнадцатом веке теория о гомункуле была подвергнута острой критике, а до этого она считалась непреложной истиной. Кстати, само слово «гомункул» получило широкую известность благодаря Гете. Если помните, он появляется во второй части «Фауста». Считается, что в образе этого существа воплотилась идея бесконечного стремления к жизни и красоте. Гомункула также называет другим словом – голем. А вот верование в то, что в сосуды можно заключать различных духов, не говоря уже о человекоподобных существах, было распространено в Средние века. Например, папа Бенедикт Девятый утверждал, что держит в склянке семь заклятых им духов!
– Но, послушайте, Руслан Тимофеевич, – прервала я декана, – неужели профессор Немов, видный ученый, верил в такую белиберду?
– Да нет, конечно! – воскликнул он. – Гомункул – всего лишь, если можно так выразиться, кодовое слово для ряда исследований, которые он проводил в своей лаборатории под неусыпным контролем спецслужб. На самом деле речь шла о клонировании человека.
Я вздохнула с облегчением: столкнуться со средневековыми представлениями о физиологии в современном научном мире было бы более чем странно. Одно дело романы Александра Беляева, а другое – объективная реальность.
– Я впервые слышу о том, что в России проводились такие исследования, – пробормотала я. – Клонирование, насколько мне известно, берет начало на Западе, именно – в Англии и США?
– Вы правы – и не правы одновременно, – улыбнулся Зиненко. – В России также велись исследования по клонированию, однако в обстановке строгой секретности. Я точно это знаю, так как сам принимал в них участие. Именно благодаря профессору Немову я избрал свой путь в науке и сделал карьеру в этой области.
– Но вы отошли от проблемы клонирования, да? – спросила я. – Я провела небольшое исследование и выяснила, что вы занимаетесь довольно узкой проблемой наследования психических заболеваний.
– Это так, – кивнул декан. – Поймите меня правильно, Агния Кирилловна, во-первых, тут сыграл роль мой интерес к психиатрии, ну, а во-вторых, честно признаюсь – я не верю в клонирование как в будущее человечества. Заниматься тем, что не кажется мне важным, я просто не считаю нужным.
– Вы сказали, что Немова травили коллеги – почему? Ведь клонирование – вполне научная реалия?
– Это сейчас мы такие умные, Агния Кирилловна, – ухмыльнулся декан. – А тридцать лет назад то, о чем мечтал Борис Геннадьевич, казалось сказкой. Кроме того, из-за атмосферы секретности (мы все подписывали бумаги о неразглашении «государственной тайны») в научное сообщество просачивались лишь слухи. Представляете, что должны были думать маститые ученые, узнав, что в лаборатории Немова ведутся работы по созданию гомункула?
Это и в самом деле звучало не слишком здорово.
– Что ж, спасибо вам, Руслан Тимофеевич, за интересную беседу, – сказала я, поднимаясь.
– Ну что вы – это вам спасибо: если бы не вы, то у меня не появилась бы возможность отдать должное Прасковье Федоровне. Она была прекрасным человеком и могла бы стать замечательным ученым, если бы не посвятила всю себя Борису Геннадьевичу. Она, можно сказать, служила ему, как жрицы древних храмов служили своим богам. Она была скорее его рабыней – вернее, рабыней его гения, нежели самостоятельной величиной в науке. Тем не менее ее человеческие качества заслуживали всяческих похвал – мы все обожали ее. Не волнуйтесь, теперь я лично позабочусь о похоронах и, если хотите, сообщу вам, когда они состоятся.
– Да, я была бы вам признательна... Простите, еще один вопрос, – сказала я, разворачиваясь у двери.
– Пожалуйста-пожалуйста!
– Вам что-то известно о сыне профессора Немова?
Декан несколько изменился в лице, и мне показалось, что мой вопрос ему не понравился.
– Видите ли, Агния Кирилловна, – сказал он после короткой паузы, – я лично незнаком с этим человеком. Слышал о том, что в послеперестроечные времена он решила заняться коммерцией, открыл собственную клинику – не представляю, на какие средства! Дела шли плохо. А потом, через несколько лет, я снова услышал о нем. Как оказалось, парень стал процветать, представляете? Кто бы мог подумать!
– Вы не одобряете его деятельность? – уточнила я.
– Дело в том, что коммерциализация в нашем деле, на мой взгляд, невозможна. Если гнаться за длинным рублем, можно забыть, зачем именно стал заниматься своим делом.
– А зачем?
– Чтобы помогать людям, Агния Кирилловна, – совершенно серьезно пояснил декан. – И нам всегда следует об этом помнить.
И по его глазам я видела: этот человек действительно верит в то, что говорит.
Дома я сразу же полезла в компьютер. Действительно, существовало два понимания термина «гомункул»: один из них относился к нейрохирургии и упоминался вместе с именем Пенфилда, а второй, синонимичный слову «голем», означал именно то, что описал Зиненко. Я быстренько просмотрела «рецепты» выращивания этого мифического существа. Особенно заинтересовали меня два из них, и оба принадлежали перу Парацельса. Первый предлагал положить в реторту мужское семя и держать при температуре сорок градусов сорок дней. Появившуюся человеческую фигурку надлежало питать человечьей кровью сорок недель при температуре лошадиной внутренности, после чего она получает способность узнавать и передавать самые сокровенные вещи. Второй гласил, что из яйца черной курицы необходимо выпустить белок величиною в боб и дополнить мужским семенем, замазать отверстие, приложив «кусочек девственного пергамента», слегка смоченный. Положить яйцо в навоз в первый день мартовского новолуния, и через тридцать дней из него выйдет маленькое чудовище, сходное по виду с человеком. Его надо спрятать в тайное убежище и кормить семенем нарда (lavandula spica) и земляными червями. Пока гомункул жив, неизменное счастье будет сопровождать его владельца – так полагал Парацельс!
Сидя по-турецки на ковре с ноутбуком Шилова, я слегка покачивалась, размышляя. Вспомнилась маленькая, немного страшноватая картинка человечка из дневника Арамейченко – видимо, так она пыталась изобразить гомункула. Каким-то непостижимым образом покойная Прасковья Федоровна оказалась связана с человеком, в клинике которого делали операцию ЭКО женщинам, проходящим по делу ОМР. Такого я никак не могла ожидать. Однако какое отношение этот гомункул мог иметь к расследованию? Судя по всему, никакого. Единственное, что мне удалось получить наверняка, это характеристику сына Немова – не слишком лицеприятную, надо признать.
В коридоре хлопнула дверь, и я услышала громкое повизгивание Куси. Странное дело: три года моя собака даже не знала Шилова. Мы кормили ее, выгуливали, любили и лелеяли. Но, стоило появиться Олегу, как предательница-собака легко отдала ему свою безоговорочную любовь. Мама смеялась, говоря, что Куся – дама, а значит, главенство мужчины она принимает с большим желанием, нежели наше. Возможно, в чем-то мама и права: Куся всегда любила Дэна больше, чем меня или ее! И теперь, приходя в гости к нам с Шиловым, она оказывает явное предпочтение именно ему.
– Эй, есть кто дома?
Шилов заглянул в гостиную.
– Ты чего сидишь тут, как в пещере? – спросил он, включая свет. Я сощурилась, привыкая к его яркости.
– Искала кое-что в Интернете, – ответила я. – Прости, еда холодная. Я сейчас!
