Воды слонам! - Груэн Сара (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
– Мистер Янковский… – начинает сиделка, скрещивая руки на груди и глубоко вздыхая.
Из бокового вестибюля, словно ангел небесный, появляется Розмари.
– В чем дело? – спрашивает она, переводя взгляд с меня на девушку с лошадиным лицом и обратно.
– Я просил ходунки, а она отказалась их принести.
– Я не отказалась. Я только сказала…
Розмари останавливает ее жестом.
– Мистер Янковский любит, чтобы ходунки были рядом. Всегда так было. Раз он просит, вы уж ему принесите.
– Но…
– Никаких «но». Принесите ему ходунки.
Лошадиное лицо сиделки оскорблено вспыхивает, но тут же оскорбление сменяется враждебной покорностью. Она бросает на меня убийственный взгляд и отправляется за ходунками. Проносится по вестибюлю, демонстративно неся их перед собой, и с грохотом швыряет рядом с моим креслом. Жаль, что на ходунках резиновые наконечники, а то приземлились бы они сейчас не с жалким визгом, а со звоном. А так совсем не то впечатление.
Я ухмыляюсь. Ничего не могу с собой поделать.
Она стоит рядом, подбоченясь, и глядит на меня в упор. Ждет, чтобы я сказал ей спасибо, не иначе. Я медленно поворачиваю голову, подняв подбородок, что тот египетский фараон, и нахожу взглядом пурпурно-белый полосатый купол шапито.
Полоски меня раздражают: в мое время в полоску были только торговые палатки. Купол шапито должен быть белого цвета – по крайней мере, в начале сезона. Потом, конечно, шатер постепенно покрывался грязью и травяными пятнами, но полосатым не бывал никогда. Похоже, продают они все то же самое: воздушную кукурузу, леденцы, шарики. Впрочем, в руках у детей я замечаю сверкающие мечи и еще какие-то движущиеся и мигающие игрушки, но до них слишком далеко, и я не разберу, что это такое. Догадываюсь, что родители выложили за них целое состояние. Кое-что не меняется. Лохи остаются лохами, а артиста всегда можно отличить от разнорабочего.
– Мистер Янковский!
Надо мной склоняется Розмари. Наши глаза встречаются.
– А?
– Поедете на ланч, мистер Янковский?
– А что, уже пора? Не может быть! Я здесь совсем недавно.
Она смотрит на часы – на настоящие часы, со стрелками. Слава богу, электронные часы как появились, так и исчезли. И как только люди не понимают, что «можно» далеко не всегда означает «нужно».
– Сейчас без трех минут двенадцать, – говорит она.
– Что ж, коли так. А какой сегодня день?
– Воскресенье, мистер Янковский. День Господень. День, когда вас приходят навещать.
– Я знаю. Я хотел спросить, чем нас сегодня кормят.
– Уверена, ничем из того, что вам понравилось бы, – отвечает она.
Я поднимаю голову, готовясь рассердиться.
– Ну, что вы, мистер Янковский, – смеется она. – Я пошутила.
– Знаю, – говорю я. – Что, теперь мне не хватает еще и чувства юмора?
Может, и не хватает: чего бы я иначе брюзжал? Я уже не понимаю. Настолько привык, что со мной обращаются, как со скотом – ругают, усмиряют, загоняют в хлев, держат в узде, что уж и не знаю, как себя вести, когда во мне видят человека.
Розмари везет меня к столу, где я обычно сижу, но я и слышать об этом не желаю. Ведь там этот старый хрыч Макгинти. Снова нацепил клоунский колпак – должно быть, с утра пораньше попросил его у сиделок, как последний идиот, а может, даже и спал в нем. А на спинке его кресла до сих пор болтаются воздушные шарики. Правда, они уже начали сдуваться и больше не парят, а скорее напоминают поникшие цветочные головки.
Когда Розмари разворачивает кресло в его сторону, я огрызаюсь.
– Э, нет. Не сюда. Вон туда! – я указываю на пустой стол в самом углу. Он дальше всего от моего прежнего стола, и есть надежда, что я ничего не услышу.
– Ну, перестаньте, мистер Янковский, – говорит Розмари и обходит кресло, чтобы оказаться ко мне лицом. – Так не может продолжаться вечно.
– Почему это не может? А что, если «вечно» закончится для меня на той неделе?
Она упирает руки в боки:
– Да вы хоть помните, из-за чего сердитесь?
– Еще как помню. Он врал.
– Вы снова о слонах?
Вместо ответа я поджимаю губы.
– Но ему-то так не кажется.
– Что за вздор! Уж если человек врет, то он врет.
– Он старый человек.
– Он лет на десять моложе меня, – отвечаю я, возмущенно выпрямляясь.
– Ох, мистер Янковский… – Розмари вздыхает и возводит очи горе, как будто взывая о помощи, а потом садится на корточки и накрывает мою ладонь своей. – А я-то думала, мы с вами друг друга понимаем.
Я хмурюсь. Она играет явно не по правилам.
– Может быть, он в чем-то и не прав, но он не врет, – произносит Розмари. – Он действительно верит, что носил воду для слонов. В самом деле.
Я не отвечаю.
– Когда вы становитесь старше – я не о вас, а вообще, ведь все стареют в разное время – то, о чем вы думаете и к чему стремитесь, начинает казаться частью вашей жизни. Вы начинаете верить в свои фантазии, сами того не ведая. Они становятся частью вашего прошлого, и если кто-то говорит вам, что вы врете, вас это не может не оскорбить. Ведь вы даже не помните, с чего все началось. А вас вдруг ни с того, ни с сего обзывают лжецом. Может, вы и правы относительно подробностей, но теперь-то вы понимаете, почему мистер Макгинти так обиделся?
Я сердито утыкаюсь взглядом в колени.
– Мистер Янковский, – мягко продолжает она, – давайте я вас все-таки отвезу за тот стол, где сидят ваши друзья. Ну, пожалуйста. Сделайте милость.
Ну, не восхитительно ли? Впервые за столько лет женщина просит меня сделать милость, а меня мутит от самой этой мысли?
– Мистер Янковский!
Я гляжу на ее нежное лицо, отделенное от моего всего двумя футами. Она смотрит прямо мне в глаза и ждет ответа.
– Ну, так уж и быть. Но только не просите, чтобы я с ними разговаривал, – говорю я, с отвращением отмахиваясь.
И я ни с кем не разговариваю. Сижу и слушаю, как Старый Врун Макгинти вещает о чудесах цирка и о том, как мальчиком помогал циркачам, а седовласые старушки внимают, склоняясь к нему все ближе, и глаза их затуманиваются от восхищения. Я просто-таки впадаю в неистовство.
Едва открыв рот, чтобы возразить, я встречаюсь взглядом с Розмари. Она заправляет салфетку за воротничок какой-то старухе в противоположном конце столовой. Но смотрит при этом на меня.
Я снова закрываю рот. Надеюсь, она заметила, как я стараюсь.
Она заметила. Подойдя ко мне, чтобы отвезти обратно после того, как мне принесли (и вскоре унесли обратно) коричневый пудинг, политый сверху растительным маслом, она наклоняется и шепчет:
– Я знала, что у вас получится, мистер Янковский. Знала.
– Да-да. Но мне было нелегко.
– Но ведь так лучше, чем сидеть за столом одному, правда?
– Возможно.
Она вновь возводит очи горе.
– Ну ладно, вы правы, – нехотя говорю я. – Так лучше, чем сидеть одному.
ГЛАВА 14
Уже шесть дней прошло с тех пор, как Марлена повредила ноги, но ее до сих пор не видно. Август тоже больше не приходит обедать на кухню, так что я сижу за столом один как перст. Когда я натыкаюсь на него во время обхода в зверинце, он вежлив, но отчужден.
Что касается Рози, то ее в каждом новом городе возят во время циркового парада в фургоне для бегемота, а потом показывают в зверинце. Она научилась переходить за Августом из слоновьего вагона в зверинец, а он, в свою очередь, перестал лупить ее почем зря. Она трусит рядом с ним, он же ведет ее, загнав ей поглубже крюк под переднюю ногу. В зверинце она стоит за веревочным заграждением, очаровывая толпу и принимая угощение. Дядюшка Эл не говорит ничего определенного, но, судя по всему, пока больше не собирается вводить номер со слоном.
Чем дальше, тем больше я беспокоюсь о Марлене. Каждый божий день, подходя к кухне, я надеюсь, что мы с ней наконец увидимся. И сердце сжимается всякий раз, когда ее там вновь не оказывается.
Еще один долгий день где-то у черта на куличках подходит к концу – когда катишься по железной дороге, все города на одно лицо – и Передовой отряд готовится отчаливать. Я валяюсь на постели, почитывая «Отелло», а Уолтер на своей раскладушке читает Вордсворта. Рядом с ним примостилась Дамка.
