Контрольная схватка - Тамоников Александр (библиотека книг TXT, FB2) 📗
Самолет взлетел. К этому времени каждый член группы проверил собственное имущество. Я не знаю, когда и как Платов успел все это для нас подготовить: и оружие, и несколько смен белья, и сухой паек, и карту местности, куда нам предстояло лететь и где нам предстояло работать. Но думал я не о Платове, а о своих ребятах. И ведь прав Коган, прав в том, что на руках солдата-победителя должен быть ребенок. Для этого и воюем. За будущее! Победа над вражеским солдатом – еще не конец войне. Война заканчивается не тогда, когда разгромлена вражеская армия. Она заканчивается тогда, когда в стране бывшего врага вырастают дети, которые думают по-новому, которым чужда старая идеология отцов. Борьба идет не против, а за. За детей, за мир, за будущее всех народов, которые хлебнули и еще хлебнут горя от этой войны.
Штурман разбудил меня за пятнадцать минут до посадки, сообщив, что группу встречает представитель Смерша. Ночь в месте посадки безлунная и тихая. Садиться будут по подсветке фонарей на полосе. Задача не из простых, поэтому пассажирам лучше пристегнуться. Пришлось будить ребят. Посадка в прифронтовой зоне, да еще ночью – дело не простое. Тем более что обстановка меняется ежечасно, возможны прорывы вражеских танков, а то и выброска десанта в тылу советских войск. Мои ребята тоже это понимали, и каждый первым делом проверил и зарядил оружие. Платов поступил правильно, снабдив оперативников немецкими «шмайсерами». Неизвестно, где и как придется сражаться и с кем, но бегать оперативнику с ППШ было бы тяжеловато и неудобно. Кроме автоматов каждый имел по пистолету ТТ и несколько запасных обойм.
– Ребята, высадка по схеме «Один, один, два», – приказал я своим оперативникам. – Мы не знаем, что там творится!
– Понял, – кивнул Буторин, надевая на ремень подсумки с запасными магазинами к автомату.
Коган сунул под кресло свой вещмешок и прижал его ногами, чтобы во время посадки тот не вылетел. Сосновский посмотрел на меня и тоже кивнул. Каждый знал, что делать и в каком порядке. Высадку из самолета по такой схеме мы отрабатывали заранее и уже использовали. Когда самолет остановится и откроется люк, первый из оперативников, в данном случае Виктор Буторин, прыгает вниз, не дожидаясь установки лестницы трапа. Он прыгает и сразу откатывается в сторону от люка, занимая лежа положение «к бою». Если на земле засада, если там группу ждут и атакуют или попытаются взять живьем, Буторин сразу открывает шквальный огонь, принимая весь огонь врага на себя и давая возможность прыгнуть Когану. Вдвоем они прикрывают мою высадку и Сосновского. Оставаться в самолете в любом случае бесполезно. Ему просто не дадут взлететь и расстреляют на земле. Когда штурман меня будил перед посадкой, я проинструктировал его и велел передать командиру экипажа, чтобы прорывались с личным оружием и уходили в лес, если мы завяжем бой.
Я хлопнул Виктора по плечу, и он прыгнул вниз в черноту ночи, когда самолет еще не остановился до конца. Фонари подсветки посадочной полосы погасли, вокруг была только непроглядная ночь, но неподалеку все же угадывались какие-то строения. Самолет сделал дугу и остановился. Коган прыгнул вниз и сразу исчез. Тишина! Я чувствовал, что нервы у меня сейчас сжаты до предела, как стальная пружина, но голова работала четко и ясно. Я был готов к бою, я понимал, чувствовал, что группа тоже готова к любому развитию событий. Война! Не время думать о постороннем, копаться в себе. Только боевая задача, только твой долг.
Впереди вдруг мелькнули узкие полоски света. Светомаскировочные щелевидные накладки на фары. Самодельные. Многие водители додумались, как максимально скрывать свой автомобиль от врага по ночам и все же хоть немного освещать дорогу.
– Видишь машину? – спросил я Сосновского, указав рукой вперед. – Прикрой, я выдвинусь ей навстречу.
Я прыгнул вниз, мягко приземлился на траву и перекатился через плечо в сторону. Рядом мелькнула темная фигура Сосновского. Вскочив, я пробежал, пригибаясь, несколько метров, снова упал и откатился в сторону. Выстрелов не было, не было криков команд, топота ног. Летчики остановили моторы, и теперь только легкий ветерок и звук автомобильного мотора нарушали тишину этой ночи. Сделав еще несколько перебежек, я замер, прикрываясь небольшим кустом рядом с чем-то, напоминающим колею от автомобильных колес. Главное – вовремя заметить, что кроме этой машины могли приближаться и другие или пешие враги. Машина могла быть отвлекающим фактором, а группу хотели взять живьем.
«Ну вот, командир, и снова тебе принимать решение», – подумал я с холодной решимостью. Страха не было, было лишь сожаление, что мы могли не выполнить задание, подвести Платова. «Давай, Максим, теперь многое зависит от тебя», – снова сказал я себе. Когда до машины оставалось всего метров двадцать, я встал в полный рост с опущенным в левой руке автоматом и поднял правую руку с зажатой в ней гранатой. В темноте вряд ли кто мог ее разглядеть. Машина остановилась, не доехав до меня метров пять. Это был открытый ГАЗ-64, и я подумал, что если удачно бросить гранату, а те в машине не сообразят, что означал этот мой взмах, то четверых можно будет не считать. А Михаил прикроет меня после броска. Главное – уйти самим, если начнется бой, исчезнуть в лесу, а летчиков увести с собой.
– Кто старший? – с переднего сиденья машины на траву спрыгнул офицер.
Я хорошо видел его фуражку, портупею на гимнастерке. Свет фар освещал хромовые офицерские сапоги. Чисто машинально я отмечал важные моменты. В его руках оружия нет, кобура с пистолетом, как и положено, сзади, чуть справа на ремне. За рулем машины молодой худенький боец, руки держит на руле. На заднем сиденье двое в фуражках. Это я видел даже в темноте. Значит, офицеры. Их рук я не видел. Или спокойно лежат на коленях, или сжимают оружие, стараясь не показать его мне. Пока не факт, что свои.
– Подойдите ко мне! – приказал я, чувствуя, как рука, в которой зажата граната, стала влажной.
Не от того, что я ожидал боя, смерти, не от того, что я намеревался бросить ее. Скорее от того, что я держу ее с выдернутой чекой и не готов бросить. Интуиция подсказывала мне, что это все же свои. Немцы, диверсанты не стали бы так себя вести. У них времени нет на долгие разговоры, соблюдение формальностей. Диверсанты такие операции по захвату планируют иначе. Либо сразу удается обмануть «гостя», либо скоротечный огневой контакт – перебить всех, захватив старшего живым. Диверсанты будут «разговаривать» от силы еще минуту, потом откроют огонь на поражение. Если через минуту я не услышу ответа на пароль, бросаю гранату. Но я его услышу. Этот парень волнуется, но волнуется он как надо. Он волнуется из-за того, что может сорвать операцию, которую проводит Москва, а не потому, что он предатель или боится пули в затылок, если оплошает, если его просто заставили захватить нас под страхом смерти.
Офицер с готовностью пошел мне навстречу и остановился в трех шагах не доходя до меня.
– В Свердловске сегодня ветрено, – сказал он, понизив голос, – пять – семь метров в секунду.
– В Куйбышеве порывами до семнадцати, – ответил я условной фразой, – ожидается дождь.
– Здравствуйте, – заулыбался особист и шагнул навстречу, протягивая руку, – лейтенант Званцев! Поступаю в ваше распоряжение!
Теперь я разглядел погоны лейтенанта и обветренное молодое лицо с внимательными смеющимися глазами. Он протянул мне свое служебное удостоверение оперативного сотрудника контрразведки. И когда он начал рассказывать о поставленной ему задаче, я снова понял, насколько Платов осторожен и насколько он горазд строить такие операции не повторяясь, сохраняя конспирацию даже в своем тылу.
Через пятнадцать минут к самолету подъехала полуторка для нашей группы и тягач для самолета, чтобы оттащить его в укрытие и замаскировать. На рассвете он должен был улететь назад с ранеными на борту. В машине на ходу я коротко обрисовал ребятам ситуацию.
– Армейское командование знает, что контрразведка проводит какую-то операцию в прифронтовой полосе. Но ее сути не знает. Даже начальство Званцева не знает подробностей, кроме того, что нам нужно было выделить сотрудника для помощи и связи с командованием. Так что детали может узнать только этот лейтенант. Парень он, кажется, толковый, энергичный и боевой.
