Горец. Гром победы - Старицкий Дмитрий (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt, .fb2) 📗
– А что Молас?.. – спросил я, нарочито не конкретизируя вопрос.
– Молас стал генерал-лейтенантом и возглавил всю военную разведку империи. Как и его отец когда-то, – порадовал меня Ремидий. – Он теперь второй квартирмейстер имперского генерального штаба.
Ого… Считай, начальник ГРУ, если по-нашему. Рванул Саем вверх ракетным стартом.
Тут мы подъехали к отелю и по молчаливому соглашению прекратили разговор. Герцог напоследок попросил только не медлить с медицинской комиссией. Формальности должны быть соблюдены.
Пора нам пообедать, как самым обычным людям. Силы еще потребуются, впереди пара-тройка дней сплошной говорильни. И ее требуется выдержать. Быть лояльным, хотя бы внешне, ибо от этого зависит имперское финансирование моих проектов.
Для меня этот съезд важен не пленарными заседаниями, а кулуарами. Возможностью завести нужные связи среди промышленников. Я теперь не просто Савва с дикой горы, как это было в Будвице. За мной десяток труб зримо небо коптит. Промышленная империя из дюжины заводов.
С этими мыслями я вслед за Ремидием вошел в холл отеля.
Моего отеля, кстати…
Два дня в конференц-зале отеля «Экспресс» кукушки хвалили петуха, а петух раздавал комплименты кукушкам.
Если послушать патриотически настроенных ораторов не вдумываясь, так получается, что все у нас в империи безоблачно и гладко, несмотря на войну. Наоборот, война подстегнула развитие индустриализации и нивелировала многие связанные с ней социальные проблемы. Безработицу в городах и «лишних людей» на селе «съела» мобилизация. Наметился даже некоторый дефицит рабочих рук.
По сравнению с первым таким совещанием в оперном театре Будвица самые животрепещущие проблемы с пленарных заседаний ушли в кулуары. Каждый из фабрикантов предпочитал сам напрямую договариваться с правительством по расшивке узких мест своего бизнеса. Как показал опыт, так результативней. Да и чиновники, решающие вопросы, предпочитали теперь не уголовно наказуемые денежные откаты, а прямое свое вхождение в акционированный бизнес с анонимными акциями. Что тоже не терпит пленарности в обсуждениях.
Меня также осторожно прощупывали имперцы на предмет такого «сотрудничества», но отмазка у меня была железная – два электора в пайщиках. Договаривайтесь, ребята, сначала с ними. «Решалы» быстро поняли, что поляна занята большой рыбой, и ушли в тень.
Наметился также некоторый тренд к сращиванию банковского капитала с промышленным и образованию вокруг такого «материнского» банка разнопрофильных концернов. Горизонтальная интеграция, к которой поголовно стремились акулы имперского капитализма до войны, не оправдала себя. Трест оказался очень неуклюжей и малоповоротливой деловой машиной. А сил и средств, чтобы полностью монополизировать какую-либо отрасль промышленности в размерах всей империи и диктовать рынку свои цены, ни у кого еще не было.
Так что если кулуарные разговоры и давали пищу для ума, то не такую уж питательную. Но заседания в зале не давали и этого. Разве что там довели до бизнес-сообщества новую экономическую политику имперского правительства в условиях военного времени.
Гораздо интересней оказался статистический справочник, который был издан малым тиражом специально под этот съезд и роздан делегатам. Инфляция пока не зашкаливала, в среднем была пять-семь процентов в год. Терпимо. И далеко неравномерно распределялась по группам товаров. В основном дорожал импорт, большая часть которого попадала на рынок контрабандой. Понемногу дорожало продовольствие, но плавно и не настолько, чтобы вызывать открытое раздражение населения. Все больше посевных площадей отдавалось под технические культуры. В области товаров широкого потребления стало заметно оскудение ассортимента в текстильной промышленности, но еще не настолько, чтобы нечего было носить.
Все больше увеличивалась доля готового фабричного платья и обуви. Фабрики по производству военной формы первыми освоили этот бизнес для тыла. Тут мой патент на иголку с ушком у острия стал золотым. Отчисления за его использование переплюнули даже пресловутые пояса для женских чулок. Конструкции швейных машинок поражали разнообразием, в которых общим местом был только швейный узел: подвижная лапка, иголка с отверстием около острия и возвратная шпулька. Все патенты мои. Как вместе, так и по отдельности. И первыми оценили эту новацию именно производители военной униформы.
Население империи стало больше пить. Но тут, скорее всего, сказалась обязательная выдача «наркомовских» в окопах. Продажи спиртного в тылу выросли всего на двенадцать процентов. Проблема самогоноварения остро не стояла. Гнать самогон в империи мог любой, но только для себя. Продавать же не имел права без лицензии. Нарушителей карали строго. Виноградного вина это не касалось. Под раздачу в Реции попала только виноградная водка – чача, ракия или граппа, как ее ни назови. Но если в старые добрые времена гнали ее из излишков сухого вина, то с началом войны, особенно с момента армейских закупок крепких напитков, гнать виноградную водку стали из жмыха и прочих отходов виноделия. Так выходило дешевле по себестоимости, но страдало качество. Интендантов качество интересовало мало, им бы лишь числом поболее да ценою подешевле. В окопах все сойдет за первый сорт.
Ударный труд военнопленных не давал задирать заработную плату, но и здесь, несмотря на всю централизованную заморозку цен и тарифов «до самого конца войны», стоимость квалифицированного труда неуклонно росла. За счет премий, которые не относились напрямую к тарифам. К тому же премии позволяли фабрикантам меньше развлекаться раздражающими рабочих штрафами. Лишение премии самими рабочими не рассматривалось еще как покушение капиталиста на их законный заработок. Премия – это награда. А награду заслужить надо.
Женский труд уже не вызывал такого активного морально-патриархального отторжения у фабрикантов, единственное, чего они хотели, так это права платить женщине меньше за одинаковый ее труд с мужчинами. Тут в ход шло все – и то, что женщина физически слабее мужчины, менее образована в массе своей, и даже их пресловутые критические дни, во время которых их до работы не допускали.
Народонаселение империи немного сократилось за счет военных потерь, абсолютная цифра которых не раскрывалась. Но рождаемость от этого в целом по стране не упала, хотя основной ее удельный вес приходился на село. Регулярные отпуска фронтовиков домой, хоть и краткие, делали свое благое дело. Демографическая яма в будущем если и случится, то мелкая.
Правительство и фабриканты пели в унисон, что «жить стало лучше, жить стало веселее». Возрос процент промышленных инноваций, а уж как возросли прибыли…
Рост прибыли я заметил по себе. Но из обращения постепенно стала исчезать золотая монета. Серебра еще хватало. Но предприятия между собой все чаще расплачивались векселями и банковскими нотами. Внутри своей промышленной империи я уже полгода как пользовался расчетными чеками «Бадон-банка» (не видели пока тут люди денежности в простой записи на счет) и банкнотами того же банка между работниками моих предприятий. Наш отдел рабочего снабжения работал с этими денежными суррогатами очень активно. Вплоть до того, что в лавках, торгующих некоторым дефицитом, брали в оплату только банкноты «Бадон-банка», как чеки в советской «Березке».
Для ударно работающих военнопленных мы с Альтой выпускали особые боны, которые можно было отоварить только в лагерных лавках.
В Калуге банкноты нашего банка номиналом 1, 3, 5, 10, 20 и 50 серебряных кройцеров спокойно ходили по рукам, потому как в любой момент мы их меняли на реальное серебро по желанию, что не давало нам самим борзеть с печатным станком. Ибо банкнота – это не казначейский билет, а всего лишь фиксированное анонимное обязательство банка. Такая финансовая политика высвобождала нам много наличного серебра для расчетов со сторонними партнерами. Опыт показал, что для свободного обмена достаточно держать в звонкой монете десять-пятнадцать процентов от выпуска бумажной эмиссии.
