История Авиации 2004 02 - Журнал История авиации (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
КП корпуса располагался на возвышенности у шахты Телешу, внизу в горах стояла техническая дивизия, почти напротив «кожедубовского» городка, напрямую до штаба дивизии около 8 км. Станцию разместили почти на КП корпуса, 300 метров от шахты Телешу, на сопке, а за сопкой находился батальон связи.
Река Ялу была недалеко, но ходить туда запрещалось категорически. Был какой- то случай, когда нашего офицера подкараулили и вывезли через реку на лодке, показать в ООН, что русские уже там, в Корее. Уж как тогда выкрутились, не знаю, но к реке ходить нам запретили.
Как бы там ни было, но, несмотря на все мыслимые меры секретности, американцы узнали о нас очень быстро, как только мы развернулись. Уже на второй день главный штурман корпуса — полковник Цыпляев вызвал меня на КП корпуса и сообщил: «американцы передали по радио, что на КП корпуса прибыла новая секретная РЛС, смотри в оба, чтобы тебя не рассекретили…»
Охрану нашей станции несли китайские солдаты, вооруженные трофейными японскими винтовками «Арисака» с длинными штыками. Они же охраняли аэродромы и другие объекты. Вокруг нашей позиции обычно было три поста. Мы полностью доверяли китайцам, так как охраняли они очень добросовестно, даже лучше, чем наши. Бывает, начинается налет, тревога, бежишь на станцию, часовой тебя видит, но молчит, а метрах в пяти выскакивает и штык на тебя. Так, что за охрану мы были спокойны. Но, видимо на всякий случай, решив перестраховаться, китайцы вскоре удвоили число постов, на которых появились автоматчики.
В любом деле китайцы были очень дотошны. Однажды ночью сбили В-29, который шел один, выполняя стратегическую разведку, оттуда посыпались парашютисты, так китайцы почти всех собрали, только одного не нашли, но проверили каждую кочку. Когда сбивали американцев днем, любой китаец мог пленного на штык посадить. Самосуд у них был страшнейший, как увидят парашют, все! «Трумен!..». А это почти тоже самое, что «Гитлер — капут!». Когда сбивали наших летчиков, то их стремились подобрать как можно быстрее, были случаи и наших убивали. Ведь для китайцев любой европеец «трумен».
При этом китайские солдаты были очень неприхотливые, питались очень скудно два раза в день. На человека им выдавали пиалу риса, потом туда же наливали чая, вот и все меню.
Нас же кормили просто замечательно. Продукты привозили из Хабаровска. Повара, официанты в столовых, все были китайцы, «Вани», готовили хорошо, каждый из нас мог заказать блюдо на выбор. Однажды, ради шутки, кто-то заказал яичницу из 12 яиц. Когда китайский официант принес блюдо, мы насчитали 12 желтков. Спиртное все время было на столе, без ограничений, но начальники следили, чтобы народ не спивался. Хорошо отмечались праздники. Китайцы старались угостить своими деликатесами, которые в этой местности в основном готовились из морепродуктов (трепангов и креветок).
Союзная зарплата у нас шла на сберкнижку, а мы получали командировочные. Я, как начальник станции получал два с половиной миллиона юаней. Как это выглядело на наши деньги? Хороший костюм стоил миллион, бутылка лучшего коньяка 12 тысяч, водка «харбинка» 9 тысяч. Я купил себе кожаный реглан на меху, за 900 тысяч, а в Союзе мне на такой зарплаты бы не хватило. Покупали английское сукно, костюмную ткань бостон, меховые изделия жёнам.
Климат переносили нормально. Зимой в Корее тепло, снег выпадал редко, а летом особой жары не ощущали. Зимой нам выдавали китайские шапки-ушанки, шинели, ботинки на меху. Форма у нас была китайская, у офицеров и солдат мало различалась между собой. Документы у нас были на китайском языке, я даже не помню, что было в них написано.
Жили мы в городках, я жил в комнате с офицерами своего экипажа. Деньги с собой мы не носили, держали в тумбочках.
В редкие минуты отдыха можно было послушать новости по радио.
Болели энцефалитом, у солдат случалось бывала дизентерия, когда они набирали себе земляных орехов. Каких-то других болезней я не помню.
Население относилось к нам дружелюбно. По-русски обычно понимали и военные и население, особенно на базаре.
В Мукдене встретили русских, из числа эмигрантов и детей эмигрантов. Многие из них потом уехали. Им разрешили возвращаться в СССР, где выдавали «розовые» паспорта и расселяли в районе целинных земель.
Но вернёмся к нашему подразделению. Подчинялись мы непосредственно командованию 64-го авиакорпуса, в основном главному штурману, полковнику Цыпляеву, а также отделу связи. Другие РЛС были в дивизиях, а мы подчинялись напрямую командованию корпуса. Станция сантиметрового диапазона была одна, и ею очень дорожили. У нас и командир корпуса часто бывал, и начальник штаба. Работа на станции была организована дежурствами, по 12 часов. На вахту заступал дежурный офицер и смена — операторы на станции и на выносной командный пункт, дизелисты. Наиболее активно работали ночью, чаще в плохую погоду. Тут мы не просто были в готовности, а всю ночь напролет крутили антенну. Во время налетов включались, как только бомбардировщики взлетали и работали до тех пор, пока их не посадим.
Днем в хорошую погоду работали только на наведение. Если где-то появлялась пара или четверка «Сейбров», поступала команда с КП, мы включались. Обнаружили цель, штурманы навели наши «МиГи», и мы отключились. Время включения составляло 5 минут. Днем также эпизодически включались на полчаса — час. Обычно работали часов по 8 в день. Техника работала надежно, устойчиво. Отказы аппаратуры были редким явлением и быстро устранялись, поскольку материальную часть мы знали хорошо.
Нашей задачей было обнаружение, найти цель, определить каким курсом идет, какая у нее высота и скорость. Траекторию наведения истребителей определял один штурманов наведения, которых корпусе было не меньше дюжины. Их набирали из списанных летчиков. Все были в звании капитанов, только один — майор. На КП днем дежурили три — четыре человека и ночью столько же. Один из них был, «на побегушках», направлялся ко мне на станцию, садился за ИКО. На КП три стола для штурманов и планшет.
Бои между истребителями были практически каждый день, в основном пара на пару или между звеньями. Наведение — до визуального обнаружения, дальше летчики работали самостоятельно. После доклада пилотов об окончании боя штурман опять принимал управление боевыми группами.
И всё же истребители и лёгкие тактические ударные машины были для нас отнюдь не главными объектами наблюдения. Причина заключалась в том, что они появлялись только в хорошую погоду, а потому за ними с успехом следили посты ВНОС. В то же время американские стратегические бомбардировщики В-29 действовали практически в любую погоду и по своей боевой мощи являлись практически основой ударной мощи ООН-овской авиации в Корее. Одной из задач, возложенной на их экипажи, были удары по мостам через реку Ялу, по которым шли подкрепления. Другой важной целью стала корейская ГЭС в Супхуне. Станция была мощная, полуторамегаваттная, освещала всю Корею и Северо-Восточный Китай, и ей очень дорожили. А перед нами стояла задача любым путем эти объекты защитить, поэтому там количество зениток и прожекторов постоянно увеличивалось, и в некоторых местах они стояли буквально одна к одной.
До появления РЛС «Перископ» В-29 ходили на бомбежки свободно — идут по маршруту, бомбят и улетают. Ведь с РЛС метрового диапазона перехватчики наводились приблизительно, с большой ошибкой по дальности и высоте. В ясные ночи летчик мог обнаружить бомбардировщик в свете луны или в лучах прожекторов, если же погода портилась, встреча истребителя с целью становилась случайной, так как основным средством обнаружения становились глаза наших лётчиков. С использованием нашей станции стало возможным точное наведение «МиГов» вплоть до рубежа открытия огня — 800 метров, поэтому В-29 стали появляться только в плохую погоду: сплошной туман, облачность, ливень, т. е. когда они знали, что свои истребители с ближайших аэродромов мы не поднимем. Но тут нам на помощь приходил Мукден — вызывали истребители оттуда.
