Воспитан рыцарем - О'Санчес (Александр Чесноков) (прочитать книгу TXT) 📗
— А точно! О-ах-х… А я и не подумала! Самой богине Погоды Лин угодил! Вот как! Вот счастье-то!
— Цыц. Мотона, ты в сто раз краше, когда молчишь. К сказанному не возвращаемся, но — что ты сейчас-то мальчишке голову дурью забиваешь? Кому нужна благосклонность этой шкуры? Богиня… Какая она богиня? Самая пустая из богинь, шалава.
Мотона укоризненно закачала щеками, и Снег сбавил тон:
— Никогда в жизни… Ни единого раза в своей жизни я не пытался добиться ее благосклонности дарами или молитвами. Во-первых — бесполезно, а во-вторых суетно, ибо я не барышник, не наемник, не игрок и не простит… Гм… Но — пусть стоит. Мелкую пользу приносит, а пересудов я не боюсь.
Еще через две недели Мотона пришла печь хлеб, а за работой и сообщила, что «все опять поменялось». Дескать, начав лепить погодников, люди потянулись было носить дары и жертвы в полуразрушенный храм богини Погоды, в соседнее село, да занесли туда забаву: погодников по дворам лепить. А сами-то потаскали дары, да и устали жертвовать, потому что никакого толку от тех даров не обнаружилось. Вот и брошены погодники — одним только детям на игру и потеху, а дети только ломать горазды, сберегать не научены еще, и в сохранности поэтому осталось на всю деревню идолов едва ли на пальцах одной руки перечесть, все остальные — опять в снег раскиданы.
— Ну а сколько их, тетя Мотона? Четыре или пять? Я же тебя учил. Покажи на пальцах?
— Откуда я знаю? Что люди сказали — то и повторяю. На пальцах одной руки, — говорят.
— Тогда — пять. Вот смотри, тетя Мотона… Да ты на руку смотри: один, два, три… четыре пять. Кому я показываю? — Лин весь в досаде: никакие попытки передать Мотоне хотя бы часть усвоенных им знаний к успеху не приводят.
— Некогда, Лин, да и руки — видишь в чем… Тесто доходит, передержать боюсь. Ты мне потом покажешь. А только люди правильно говорят: тысячу лет все без грамоты жили, да еще и получше нашего получалось. Вон ведь какой весь бледный от своей учебы. Старый-то скоро вернется? Когда обещал? На-ка, съешь хворостинку, пока горячая.
Хворостинками Мотона и Лин зовут потеки и длинные брызги от сдобного теста, которые всегда образуются на противне во время выпечки хлеба. Хлебу еще доходить в очаге, а хворостинки уж готовы: золотая корочка потрескивает, словно говорит: добывай скорее, не то уголечком стану!
Все лучшие хворостинки достаются, конечно же, Лину, перепадает и Мотоне, а случается, что и Гвоздику. Мяса и жира в хворостинках нет, но Гвоздику почему-то нравится ими хрумкать. Снег же никогда не присутствует в доме, когда хлеб печется: считается в народе, что если хлебы женщина печет, то мужчинам старше пятнадцати нельзя на это смотреть, иначе хлеб вкус утратит.
— И чего, спрашивается, ребятенка ерундой мучить? Лучше бы на охоту с собой взял, ножей-то свободных в доме полно!..
Лин вздыхает: да, конечно, взрослым быть хорошо! Снег встал себе на лыжи, никого не спросясь, — и в лес, за зимними ягодами, а может быть и поохотиться, а ему как маленькому на лавке сидеть да заклинания зубрить. И того хуже — названия трав запоминать, коих великое множество в здешних лесах и полях, и почти все образцы в пещере имеются, в темной сухой кладовке, в виде засушенных пучков. Хорошо хоть Гвоздик не бросил друга в беде, рядом вертится, а ведь любит леса и охоту — пуще, чем Лин! Гвоздик очень вырос за полгода, почти со взрослого волка в холке стал, а в длину — и обогнал бы любого из них. Да только Гвоздик не волк, ему еще расти и расти, а созревают охи-охи медленно, взрослыми становятся на четвертый год. Зато и живут, не в пример волкам, по пятьдесят лет и долее. Лапы у охи-охи мощные, толстые, кажутся коротковаты в сравнении с туловищем, но в скорости бега охи-охи не уступят ни волкам, ни церапторам. А уж свирепостью в битве — и не тягайся: бегите быстро, волки, оборотни и церапторы, спасайте шкуры, клыки и когти, охи-охи на охоту вышли! Ого, какие клыки у Гвоздика, даром что малыш!
Кончилась зима, со всех сторон талая вода бежит, вниз, к речке торопится, а та — к реке побольше, а та к морю. Странная путешественница — река: бежит, бежит, а всегда на месте, где оставил — там и найдешь в следующий раз. Всегда на месте, а до моря добегает. Голова в море спрятана, туловище наружу, всем взорам видно, а хвоста и не найдешь. Вернее сказать, хвостов-то много, да какой настоящий — поди пойми? Старый отшельник оказался прав: Погодник съежился и растаял, растеряв нос, глаза и зубы, одна копенка снега от него осталась, и от той уже почти ничего…
Снег очень внимательно следит за тем, как растет Гвоздик, изо дня в день наблюдает его характер… И тоже безмерно удивлен:
— Никогда бы не предположил, что охи-охи может быть таким веселым и общительным. Никакой свирепости к нам, никакого коварства. Может быть, это щенячье не выветрилось? Или испортила зверя жизнь среди людей?
Лин в ответ убежденно мотает головой:
— Нет! Я чую Гвоздика, он по-настоящему такой! Ха-ароший Гвоздик, замечательный Гвоздик!
Гвоздику очень нравится, когда его хвалят, от избытка чувств он хватает метлу: показать и доказать, что не зря его хвалят, такого хорошего — а вместо новых похвал истошный крик!
— Батюшки-матушки! Да что же это такое! Я только отвернулась! Снег, Лин, что смеетесь, как… эти… Зачем ты метлу перекусил, обормот! Вот теперь сами все подметайте, а я — все, вот уже как устала от его измывательств, по горлышко! Сил моих больше нет! Сами и подметайте! А я домой пойду, у меня и дома дел полно!
— Ну, что раскрякалась, Мотона? Чего орешь? Ты уже полдня собираешься, уйти никак не можешь. Раньше послезавтра я тебя не жду, отдыхай. Деньги взяла, не забыла? Метлу я новую сделаю, а остатками от прежней — в твою честь этого сорванца отхлещу. И Лина с ним заодно, чтобы не распускал питомца!
Снег вроде бы угрожает, но ухмылка в седой бороде яснее Погодника подсказывает Лину и Гвоздику, что бояться нечего: Снег благодушен. Кстати, и метла свой срок давно отслужила, новую же сделать — работы на два чиха.
— Поди, прутьев наломай, да хороших, живых. Заодно нашу крикушу проводите. Только не наломай, — это я небрежно сказал, не подумав, — нарежь, конечно же. Палка для метлы есть, я заранее припас.
