И нет любви иной… (Путеводная звезда) - Туманова Анастасия (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Домой даже не возвращайся! – Роза непонятным для Ильи образом подпрыгивала в воде, потрясая кулаками. – Выдеру как сидорову козу! Навязался, дармоед, на мою голову! Чтоб не смел на Костецкую идти, подцепишь от этой Фануцы чего, я лечить не буду и Шлойме не дам! Отвалится всё ещё до свадьбы, узнаешь тогда, бессовестный!
Когда голова Митьки стала невидимой, Роза умолкла, развернулась и не торопясь поплыла к ещё покачивающейся шаланде. Наконец две загорелые исцарапанные руки ухватились за борт, а за ними показалось улыбающееся лицо. Илья открыл было рот, чтобы выругаться, но Чачанка деловито спросила:
– Таз, что ли, утоп?
– Утоп… – Илья посмотрел вниз, где на глубине десяти аршин, на голубоватом морском песке, покоился свалившийся от Митькиного прыжка таз.
– Жалко, – огорчилась Роза. – Почти новый. – И прежде чем Илья успел остановить её, с головой ушла под воду. Свесившись через борт, Илья глядел, как Чачанка, с силой расталкивая руками зелёную, насквозь высвеченную солнцем воду, погружается на дно. Курчавые волосы Розы встали столбом и напоминали куст причудливых чёрных водорослей. Любопытная стайка рыбок скользила рядом с ней, тёмно-коричневая от загара кожа Розы казалась в зелени воды нежно-золотистой. Провожая цыганку глазами, Илья с тревогой думал о том, что если Розе вдруг вздумается тонуть, а ему – её спасать, то на дно, скорее всего, пойдут оба: Илья, к стыду своему, плавал гораздо хуже Чачанки. В нём даже шевельнулась зависть, когда он увидел, как ловко, несколькими сильными гребками, Роза достигла дна, подцепила таз с раскисшей начинкой, спугнув золотых мальков, и, вытянувшись всем телом, поплавком выскочила на поверхность.
– Фу-у-у… – Таз полетел в шаланду. Осторожно, стараясь не черпнуть бортом воды, Илья помог Розе взобраться в лодку.
– Куда тебя понесло, дура? Зачем за Митькой помчалась?
– А ты знаешь, куда он ходит?! – Роза обеими руками отжимала волосы. – На Костецкую, где самые похабные дома срамные! Девчонка там живёт, молдаванка, Фануца, прошмань, каких поискать… Я ему не дозволяю, а он бегает! Такой же кобель, как и ты! Ладно, отвернись.
Илья послушался. Повернулся спиной, уставился на полосу берега вдали. Он слышал, как Роза с приглушённой руганью стягивает и выжимает тельняшку. Затем раздался мокрый шлепок: тельняшка отправилась сушиться на банку. Илья ждал шороха одежды (юбка и кофта Розы лежали рядом), но наступила тишина. Илья прождал, как ему казалось, целую вечность, честно таращась на песчаную косу и считая носящихся над ней чаек. Затем осторожно скосил глаза.
Роза лежала на влажном, облепленном песком и водорослями дне шаланды – вся залитая солнцем, раскинувшая руки, обнажённая. Медный крестик на шнуре сверкал между двумя небольшими грудями, покрытыми капельками воды. На животе и бёдрах уже застыла тонким налётом соль, в ложбинке живота ещё блестели капли. Волосы, курчавые, спутанные, с застрявшими в них водорослями, разметались по банке. Илья вздохнул, чувствуя, как разом вспотела спина. Протянул руку.
– Вот бессовестный… – не открывая глаз, с сонной улыбкой пробормотала Роза. – Сказано же было – не поворачивайся! Убери лапу свою!
Она, смеясь, приподнялась было, но Илья молча обхватил её, прижал к себе влажное, горячее тело, стиснул крепкую, как у девчонки, грудь. У него вырвалось не то рычание, не то стон, и Роза расхохоталась, запрокинувшись в его руках. Заботливо спросила:
– До берега не дотерпишь, что ли? Никак?
Илья дал понять, что не дотерпит.
– Ну, постой. Ну, минутку… – Роза, с трудом высвободив одну руку, протянула её к прикреплённой на носу, выцветшей до белизны иконке Николы Чудотворца и, продолжая другой рукой энергично отпихиваться от Ильи, перевернула святого лицом вниз.
– Вот так. Нечего ему смотреть. Святому нельзя… Ай! Илья! Ну, с ума сошёл! Шаланда перевернётся! Я-то до берега доплыву, а ты-то… ах… утонешь… И рыба протухнет… Илья! Илья! Илья…
Он уже ничего не слышал. Полуденное солнце жгло спину. Море плескалось о борт раскачивающейся шаланды, поскрипывали уключины, пронзительно вскрикивали чайки, смеялась, откидываясь назад, Роза, солёная от морской воды, и капли, бегущие с её волос, щекотали руки Ильи, обжигая горьковатым вкусом его губы. Таз на корме опять накренился, и Роза, обнимая Илью за плечи, всё-таки успела пяткой сбросить его под банку.
Было уже два часа пополудни и солнце висело высоко над Одессой, когда шаланда Розы с шуршанием ткнулась в прибрежную гальку. Роза, подобрав подол, спрыгнула в воду, первым делом вытащила корзину с бычками, заботливо укрытую тельняшкой, затем выбросила на берег вёсла. Илья молча тянул шаланду подальше на берег, не поднимая глаз. Ему уже было неловко за то, что произошло в лодке, он не понимал, что вдруг накатило на него, не мальчик ведь семнадцати лет, что теперь Розка подумает… Роза заметила это:
– Посмотрите на него – отворачивается! Ой, паскудное ваше племя, Илья!
– Ладно, замолчи.
– А что – вру?!
Он не ответил. Роза вытерла лицо рукавом, запрокинула голову, глядя на солнце. Затем подняла на плечо корзину с бычками побольше и объявила:
– Я в город. Уже поздно, и так по бросовой цене рыбу сдам. Всё утро коту под хвост пошло… Из-за тебя!
– Мелочь стухнет, – буркнул Илья, глядя на вторую корзину.
– Стухнет, – согласилась Роза. – Если к Лазарю не отнесёшь.
– Я не нанимался.
– Ну и леший с вами. Мне некогда.
Сказала – и ушла. Стоя у лодки, Илья несколько минут провожал глазами её удаляющуюся синюю юбку. Затем посмотрел на корзину с бычками. Внезапно рассердившись, пнул её ногой. Посмотрел на то, как чёрные рыбки беспомощно бьются на мокром, выглаженном волнами песке, выругался, быстро, одного за другим, покидал бычков в море, швырнул корзину в шаланду и, поглядывая на солнце, зашагал в сторону Одессы.
На Староконном рынке ударила в нос привычная, знакомая, любимая вонь. Пахло навозом, прелым овсом, кислыми рогожами, конским и человеческим потом. Под палящим солнцем оглушительно вопили, спорили, торговались, били друг друга по рукам покупатели и продавцы. Кричали, отчаянно крестились русские барышники и хохлы. Дико вопили, скаля зубы и хлопая кнутами, цыгане. Певуче и важно переговаривались чёрные молдаване в грязных белых рубахах и высоких шапках. Визжали пронзительными голосами татары. Тише всех вели себя лошади: степные неуки, крестьянские рабочие савраски, солидные тяжеловозы, породистые бессарабские и донские жеребцы. Они стояли в рядах спокойно, жевали овёс из подвешенных на морды торб, позволяли вездесущим цыганам раскрывать себе пасть и влезать туда чуть не с головой, выворачивать кулаком язык и лазить под животом. Над всем этим роился жужжащий выводок мух и слепней. Жёлтая раскалённая пыль под ногами лошадей была перемешана с овсом, соломой и навозом. Илья любил сутолоку, суету и запах конных базаров, чувствуя себя здесь как рыба в воде. Так же, как и все, ругаясь, крича и размахивая кнутом, он неторопливо продвигался сквозь потную, пёструю, грязную толпу. Перед глазами проплывали меланхоличные лошадиные морды, воспалённые, мокрые от пота лица, мешки, телеги, задранные оглобли, арбы с огромными колёсами. Наконец ряды кончились, и впереди замелькал табор татар, прибывших этой ночью из буджакских степей.
Татар оказалось немного. Человек десять в засаленных халатах, с грязными малахаями на бритых головах сидели и лежали прямо на солнце, подставив горячим лучам плоские узкоглазые лица. Поодаль стояли спутанные кони – дикие, невысокие, лохматые, с мелькающими в углах глаз белками, все как один бурые, со свисающими почти до земли гривами. Вокруг толпился любопытный народ. Люди разглядывали неподвижных, как статуи, татар, смеялись, что-то спрашивали, но широкоскулые изваяния не удостаивали базарную публику даже поворота головы: у татар здесь были свои покупатели.
Илья в последний раз раздвинул плечом толпу, подошёл к татарскому становищу и сразу же с величайшей досадой увидел, что всё-таки опоздал. Перед низеньким, кривоногим, пузатым, невозмутимым, как каменный идол, Малаем уже стоял барышник с Ближних Мельниц, одноглазый Остап. До Ильи донёсся привычный рыночный разговор на смеси русского, цыганского и татарского языков, бывшей в ходу на любом южном конном базаре.
