Открытие мира (Весь роман в одной книге) (СИ) - Смирнов Василий Александрович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Скажи Катька: «Пойдем!» — и драка состоялась бы и неизвестно чем закончилась. Но Катька затрясла косичками, и так сильно, что бантики запрыгали.
— Нет, — сказала она, не поняв, видимо, Шуркиного состояния. — Нет, это правда — куколок раскупят. И орешки и пряники раскупят. Сегодня у всех деньги есть. Айда на гулянье!
— Айда! — откликнулся облегченно Шурка и вновь стал богатым и счастливым.
Глава XXV
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТРЕХ СЧАСТЛИВЦЕВ
Чем ближе подходили Шурка и Катька к церковной роще, тем явственнее доносилась до них разноголосая, веселящая сердце музыка гулянья. Вначале это был гул, словно в роще бушевал ветер. Потом из гула выделились мерные зазывные удары барабана, звуки гармоники, вероятно, не одной — так громко слышались переборы кадрили. Стали долетать перезвон бубна, пронзительные ребячьи свистульки, хлопки, говор.
На обрывистом берегу Гремца, возле поповой бани, под тенью сосен уже отдыхали утомившиеся гуляки — мужики в суконных пиджаках внакидку, цветистые бабы с грудными ребятами, старушки, нищие, осматривавшие содержимое своих котомок и бранившиеся между собой. На примятой траве шелуха подсолнухов, кожура от колбасы, селедочные хвосты, яркие замусоленные бумажки от конфет и иная праздничная дрянь. А музыка все нарастала и нарастала.
Ребята не выдержали и побежали навстречу барабану, гармоникам, свисткам, говору толпы.
Они поднялись на пригорок, к дому просвирни, и остановились, тяжело дыша, завороженные необыкновенной картиной, возникшей перед ними.
Белая, сахарная церковь возвышалась над курчавой зеленью кладбищенских берез. Золотой крест колокольни, закинутый в небо, горел, как кусочек солнца. Вдоль ограды тянулись одним снежным полотнищем сказочные палатки торговцев. И точно радуга упала возле этих палаток на землю: то праздничная, гуляющая толпа народа кишела у палаток, обступала, приценялась, рассматривала возы с горшками, корытами, лаптями, кадушками, горы ситца, граблей и еще невесть чего. За церковью возле школы, в роще, была вторая радуга, круглая. Это на просторной лужайке чинно танцевали кадриль разряженные парни и девки, плотно окруженные любопытными матерями, отцами, бабушками, подростками и ребятней. Оттуда доносился гром барабана, звон бубна и басистые голоса гармоник.
В роще темнели тарантасы, бились на привязях распряженные лошади, одолеваемые оводами и мухами. Еще дальше, как бы на краю земли, в просветах сосен блестела Волга, и маленький, словно игрушечный, буксирный пароходик медленно поднимался вверх по реке, таща за собой две баржи.
А на всю эту красоту и благодать ласково взирало солнце, щедро оделяя светом и теплом палатки, церковь, березы, гуляющий народ. И небо голубело, и галки летали, и стрижи вились.
Вот картина так картина! На эту, картину Шурка согласен смотреть каждый день. Вытаращенными, бегающими от множества впечатлений и красок глазами он впивал в себя сияние живой радуги, глядел на гулянье — и не мог наглядеться, слушал музыку и шум — и не мог наслушаться. Вздрагивающие его ноздри ловили запахи мятных и медовых пряников, каленых и китайских орехов и сластей, можжевелового дыма от самовара квасника.
Боже мой, если бы Шурка был царем, он каждый день устраивал бы такие торжества и всем мальчишкам и девчонкам давал бы по серебряному полтиннику на гулянье! Почему он не царь и даже не Устин Павлыч Быков и не может оделять всех гостинцами, поить досыта клюквенным квасом? Подождите, друзья — приятели, знакомые и незнакомые ребята, бог даст — Шурка заведет вот такую белую палатку у церкви и только тем и будет заниматься, что устраивать гулянья и дарить вам, милые мои, все, что хочется.
Он ощупал напуск матроски, сжал его покрепче свободной рукой, а другой потянул за собой Катьку.
Вскоре они оглохли от приятного галдежа и, рискуя быть раздавленными, продрались к палаткам. На глаза им попались игрушки — лошадки на колесах, куклы в шляпках, с распущенными косами, точь — в–точь такие, как пел в канаве Саша Пупа, трубы и свистульки, пистолеты и прочие чудеса, которых у них не было. Разгоревшись, Катька и Шурка выбирали глазами, что им нравилось, толкаясь и смеясь, указывали пальцами на игрушки, как бы покупая, и кричали друг другу:
— Чур, это моя!
— Чур, это моя!
Они так увлеклись, что мешали другим, настоящим покупателям и, наверное, долго бы не отошли от игрушек, если бы сердитый бородатый продавец не прогнал их прочь.
Немного опомнившись, Шурка повел Катьку к кваснику. Они выпили по два стакана кислого, мутного и теплого кваса, выпили не торопясь, глоточек по глоточку, стараясь, насколько можно, продлить удовольствие. Шурка независимо и важно расплатился грошиками и копейками, не трогая серебряного капитала. Потом купил Катьке сахарную куколку, а себе сахарные часы. То и другое они съели тут же, не отходя от прилавка, и снова купили куколку и часы, хотя в них было больше картофельной муки и краски, чем сахара. Затем жених подарил своей невесте половину стакана китайских орешков, а остальную часть орехового запаса отправил себе в карман. Он собрался купить, как обещал, и фунт медовых, темных от патоки и изюма пряников, но они оказались очень дорогими, и Катька остановила щедрого жениха, сунувшего было руку за напуск матроски.
— Побереги, — тоненько сказала маленькая хозяйка. — Разменяешь полтинничек — и его не будет… Давай купим по одному пряничку.
Они так и сделали. И, жуя пряники, щелкая орехами, довольные и почти сытые, принялись толкаться возле палаток, возов, раскидных столиков, всему радуясь и всем наслаждаясь.
Бабка Ольга торговала красивую косынку, желтую, по полю голубыми цветочками, прямо как настоящие. В такой косынке молодухам в сенокос ходить. Ай да бабка Ольга, губа не дура! Она хотела померить косынку и уж накинула на голову, да продавец отнял, сказав, что товар нежный, изомнется. Бабка полаяла — поругала немного продавца, но косынку, однако, взяла, так она ей приглянулась, по душе пришлась. Носи на здоровье, бабка Ольга!
Чужой трезвый мужик выбирал грабли, звонкие, частые и острые, хоть волосы ими чеши. Мужик разворошил весь воз, требуя самых крепких и частых, наконец выбрал, которые сверху лежали: трое больших, двое поменьше и одни грабельки крохотные, на Шуркин и Катькин рост. Вот семья, скажите на милость, — целая деревня! Станет такая семьища с новыми граблями на лугу и как языком слизнет все сено.
Прошли со своей нянькой барчата из усадьбы, чистенькие, нарядные, а невеселые. Они скулили, чего?то выпрашивали у няньки, а та им отказывала.
Конечно, им хотелось отведать клюквенного квасу, орешков и сахарных куколок. Бедняги, зря вы по гривеннику за стакан выпитого молока получаете! Зачем деньги, если купить на них ничего не позволяют… Нет, слава тебе, разрешила сердитая нянька. Квас пьют, один стакашек на троих. Экая жалость, и не распробуют как следует… Ага, пряников кулек покупают, должно целый фунт. Ну, это подходяще!
Словом, было на что глядеть Шурке с Катькой. И ушам тоже хватало работы: слушай не переслушаешь.
— Ситчик вам к лицу. Чистый атлас. Не маркий, износу не будет! голосисто убеждала робкую бабу нотная, толстая торговка, и аршин летал над ее простоволосой, растрепанной головой, и трещал и стрелял, что твой пугач, раздираемый накрахмаленный ситец.
— Навались, навались, у кого гроши завелись! — кричал квасник, стоя в одном сапоге, а другим раздувая трехведерный самовар, сыпавший на траву искры.
— Мятные пряники, вяземские… Сам бы ел, да сыт покуда, съел полпуда. Захочу — пуд сворочу!.. Мятные, вяземские, на меду…
— Вот оно, счастье! Без проигрыша! Драгоценные вещи и предсказания судьбы… Только за три копейки!
— Да разве это горшок? Горшок должен звенеть колоколом!
— Сам ты колокол, пустобрех… Слушай! Али оглох?
Еле выбрались Шурка и Катька из месива баб, лаптей, мужиков, граблей, ситца.
У церковной ограды они увидели новое восхитительное зрелище. Щеголеватый парень с чубом, выбившимся из?под коричневого бархатного картуза, сдвинутого на правое ухо, стоял, прислонясь к ограде, и держал на ремне черный ящик. Под стеклом, на сиреневом плюше, ослепительно блестя, плотно лежали золотые и серебряные вещи — часы, портсигары, цепочки, кольца и брошки. Покуривая папиросу, парень искоса щурился на свое богатство, подкидывая на ладони малюсенькие костяные чурбашки с крапинками. Он никого не зазывал, а мужиков около него толпилось множество. Все рассматривали ящик, прищелкивали языками; иные сомневались — настоящее ли это золото и серебро, другие уверяли, что настоящее, облюбовывая вещи. Особенно нравились всем золотые часы. Парень вынул их из?под стекла и, щелкая крышкой, небрежно объяснил:
