Дар юной княжны - Шкатула Лариса Олеговна (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Катерина с Герасимом шепотом переговаривались.

— Откуда у тебя этот рубец? — расспрашивала она, рассматривая его правую ладонь.

— Грехи молодости, — пошутил он, но, заметив, как по лицу любимой пробежала тень, посерьезнел. — Было дело: конные жандармы демонстрацию разгоняли. Нет-нет, я не революционер. Так, любопытный прохожий. Просто я увидел, что один из них уж больно лютует: шашкой машет, ровно обычной палкой. Друга моего рубанул. Ну, я и обозлился. Схватил шашку прямо за лезвие, да и сдернул этого рубаку с коня. Руку, конечно, здорово порезал. Врачи сказали: нервы повреждены. Мол, калекой останусь, пальцы больше работать не будут. Я подумал: как же так — рыбаку без пальцев? Да ещё правых. Справку мне тогда и выдали: к службе в действующей армии непригоден. Я и вовсе было духом пал, да мать посоветовала к бабке-знахарке сходить. Та руку мне стала парить, травы какие-то прикладывать. Сказала: будешь здоров, только вот так, да так пальцами работай, не ленись. И точно. Рука все чувствует, пальцы гнутся — ты не заметила?

Катерина покраснела.

— Хулиган!

— На судно свое, в Севастополь, я больше не вернулся. Воспользовался справкой: калека — так калека. Правда, не выдержал, к анархистам примкнул, — да это уже другой сказ. Теперь вот опять приходится калекой прикидываться…

— Удавальник!  [39] — хлопнула его по ладони Катерина. — Скилькы ж в тебе вады! [40]

— Значит, теперь ты меня любить не будешь? — шутливо пригорюнился атлет.

Загремели засовы, и дверь камеры с грохотом распахнулась. Солдат-охранник, грубо коверкая, позвал:

— Василий Аренский!

Директор труппы растерянно оглянулся на товарищей.

— Ничего страшного не будет, я чувствую, — ободряюще улыбнулась ему Ольга.

Аренский, будто именно этих слов ему и не хватало, приосанился и бодро последовал за конвоиром. Циркачи было притихли в ожидании возвращения Василия, как вдруг Алька, разглядевший, наконец, происходящее во дворе, который уже освещался электрическими фонарями, закричал:

— Нашу повозку грабят!

Артисты заволновались.

— Как так можно, грабить? — больше всех обеспокоилась хозяйственная Катерина. — Это армия але банда?

Ольга с Вадимом переглянулись; им одновременно пришла в голову мысль в повозке оружие!

Не сговариваясь, они вскочили, подбежали к двери и стали в неё барабанить. Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге камеры возникли два немецких офицера.

— Вас волен зи? [41] — холодно спросил один из них с погонами лейтенанта.

— Герр официр, дорт, им хов, штет унзере ваген [42], — взволнованно начал объяснять Вадим Зацепин.

— Ничего с вашей повозкой не сделается, — на чистом русском прервал его второй офицер в мундире обер-лейтенанта. — Производится обычный обыск. Мы проверяем, нет ли у вас оружия, взрывчатых веществ…

— Гельмут! — удивленно окликнула его Ольга.

— Княжна Лиговская. — не сразу узнал он. — Простите, здесь такой тусклый свет. Вот уж поистине, жизнь полна сюрпризов. Момент… Я смотрел документы, там нет вашей фамилии!

Дядя Николя говорил ей: если нельзя сказать правду и нельзя промолчать, — лучше все же сказать правду. Ольга так и решила, будь что будет! В любом случае, за собой на дно она товарищей не потащит.

— Дело в том, что я живу по чужому паспорту, — сказала она, ужасаясь собственной откровенности.

— Для всех окружающих я — цирковая артистка Наталья Соловьева. Никто не подозревал, что я — княжна. Вы, Шрайбер, раскрыли мое инкогнито. Я бы многое могла вам рассказать… в другой обстановке.

Ольга говорила и краем глаза отмечала на лицах артистов изумление её игрой и неприкрытым кокетством. А ведь она просто старалась изо всех сил отвести от них беду.

— Понимаю, — медленно проговорил немец. — И все равно, я рад. Вы — моя гостья. К сожалению, ваши спутники пока останутся здесь. Вас я попрошу пойти со мной.

Он сделал приглашающий жест рукой и пропустил Ольгу вперед, на ходу бегло объясняя случившееся идущему рядом лейтенанту. Ольга знала немецкий язык достаточно хорошо, чтобы понять: Шрайбер говорил лейтенанту, что встретил знакомую девушку, из богатой русской семьи, которая волею обстоятельств вынуждена добираться в родной Петербург с цирковой труппой. О паспорте на чужую фамилию Гельмут благоразумно умолчал. Лейтенант молча дослушал, козырнул и скрылся за одной из дверей. Шрайбер провел Ольгу дальше по коридору в свой кабинет.

— Мне называть вас — господин обер-лейтенант? — пошутила Ольга, устраиваясь в большом кожаном кресле по другую сторону стола.

— А вы изменились, — Шрайбер сел в свое кресло, продолжая внимательно рассматривать девушку. — Стали проще и…

— Вульгарнее?

Он поморщился.

— Не передергивайте. Разве мы с вами по разные стороны баррикад? Вы стали другой, Ольга Лиговская, взрослой и самостоятельной. Вы не замужем?

Ольга покачала головой.

— И все же вас что-то беспокоит. Вы боитесь чего-то? Или кого-то?

— Послушайте, Гельмут, я действительно волнуюсь. И не за себя, бог с ними, с чужими документами. Хотя вы, верно, согласитесь, что в моем положении это не такое уж страшное преступление. Без них меня давно бы поставили к стенке, как чуждый революции элемент. Я иду из самой Одессы. Прибилась к цирковым артистам — без денег, без документов. Они меня приняли, обучили своему ремеслу…

— Кстати, а чьи у вас документы?

Шрайбер — есть Шрайбер, педант в любой ситуации!

— Одной цирковой артистки. Она умерла.

— Да-а, Ольга Лиговская — цирковая артистка. Мне никто не поверит!

— Вам и некому будет об этом сказать. Весь цвет Петербурга и Москвы в эмиграции… Между прочим, я нисколько не стыжусь своего ремесла, потому что считаю себя неплохой артисткой. Видели бы вы мой номер, я стреляю в мишень с завязанными глазами! Потому и боюсь: наверняка во время обыска вы найдете наши револьверы.

— Так их у вас несколько?

— Раньше был один, но недавно в Смоленке мы столкнулись с бандой Полины, ну и взяли кое-что. В качестве трофеев.

— Господи, неужели это вы разбили Полину?

— Скорее, не разбили, а добили. До нас они столкнулись с белым разъездом, и офицеры, говорят, здорово их пощипали.

— Пощипали… Не перестаю удивляться, как спокойно вы об этим говорите! Неужели под хрупкой личиной скрывалась такая воительница? На балу меня познакомили с робким, неземным существом. Не смейтесь, но в вас и правда было что-то эфирное: тоненькая фигурка, огромные глаза и облако русых волос, отсвечивающих золотом.

— Просто Агнесса мыла мне их ромашкой.

— Агнесса, кажется, ваша горничная?.. Как же все-таки случилось, что богатая аристократка, девушка из старинного княжеского рода, бродит по войне с цирковой труппой?

Ольга улыбнулась про себя выражению "бродит по войне". Русский бы так не сказал. Шрайбер много лет прожил в России, научился разговаривать по-русски без акцента, но в душе остался немцем.

Его отец Эрих во втором браке был женат на графине Бахметьевой, которая не жаловала пасынка. Потому его отправили учиться в Берлинский университет. В Петербург Гельмут ездил на каникулы.

— Видите, даже вы — мой знакомый — недоумеваете, почему я здесь? Другие просто заподозрили бы во мне шпионку, неважно, чью. Увы, я не настолько самоотверженна. Я не попала на пароход, увозящий дядю Николя, Агнессу, все наши деньги и драгоценности только по воле злого рока.

Она вкратце рассказала Гельмуту о случившемся.

— Значит, у вас не осталось никаких документов?

— Только диплом об окончании Смольного.

— Смешно. Горничная уехала за границу, а её госпожа осталась без средств к существованию в этом ужасном кровавом месиве.