Сад лжи. Книга первая - Гудж Эйлин (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Она не хочет обезболивания, притворства, будто все это ничего для нее не значит. Лежать на кресле, пока кто-то посторонний, напевая под радио, будет выскребать ее ребенка, как внутренности из рыбы. Ей было стыдно — пусть будет стыдно и Дэвиду! А иначе, как сможет она потом простить себя?
Сейчас, однако, ей было ясно, насколько она недооценила Дэвида. Он чем-то напоминал попавшее в капкан дикое животное: в глазах его светилась решимость отгрызть свою ногу, если это необходимо для того, чтобы выбраться из стальной ловушки. Он стоял в дальнем конце гостиной, красивое лицо было измученным, обычно ухоженные, хорошо уложенные волосы сейчас растрепаны и свисают мокрыми спутанными прядями, оставляя темные пятна на воротнике и плечах рубашки фирмы „Лакост".
Никогда раньше Рэйчел не видела такого странного выражения в его глазах. И тут до нее дошло: „Да он просто боится. От страха может в штаны наделать".
— Нет! — произнесли его губы, прежде чем само слово с надтреснутым звуком вылетело изо рта. — Это… аморально. Ты что, с ума сошла? Думать, что я смогу поступить так по отношению к своему собственному… — Он замолчал, заставив себя проглотить конец фразы.
— „Своему собственному"… кому, Дэвид?
„Скажи, черт возьми, по крайней мере, хоть скажи!" — кричало все у нее внутри.
— Не имеет значения. — Он достал платок и вытер вспотевший лоб. Никогда раньше не впадал он в такую панику, даже во время самых сложных операций, когда речь шла о жизни пациента. — Послушай, выкинь этот бредовый план из головы. Я доктор медицины, хирург, а не дерьмовый психиатр. Потому что только он тебе и нужен, крошка. Да-да! У тебя сейчас крыша поехала.
— Может, и так, — спокойно ответила она. — Но это ничего не меняет. Так или иначе, но нам придется расхлебывать это вдвоем.
— Что ты хочешь сказать? — Глаза Дэвида были прищуренными, подозрительными.
— Я хочу сказать, что если ты не сделаешь этот аборт, то его вообще не будет, и ребенка я тогда оставлю.
— Ты что, угрожаешьмне?
— Нет, — по голосу чувствовалось, что она говорит правду. — Для меня это единственно возможный вариант. Только при таком условии я могу жить дальше. А вариант, когда меня аккуратненько подчистит твой друг Келлехар, исключается.
Рэйчел внезапно охватил такой холод, что она подумала: вот как, должно быть, чувствуют себя мертвые, если они могут что-то чувствовать. И еще ей стало страшно.
Посмотрев на Дэвида, Рэйчел поймала себя на том, что невольно сравнивает его со своим отцом. „Он настоящий мужчина, не то что ты. Если бы сейчас он был на твоем месте, он бы никогда так не поступил по отношению к моей матери. Никогда не заставил бы ее так страдать".
Ничего не видя перед собой, Дэвид шагнул в сторону. При этом он зацепил ножку высокого табурета, с грохотом полетевшего на пол. Он наклонился, чтобы поднять его, — длинное тело напомнило ей изломанную линию башенного крана.
Выпрямившись, он взглянул на Рэйчел полубезумными глазами — вокруг радужной оболочки появились белые обводы. Он действительно выглядел так, будто готов перегрызть себе ногу, но понимает при этом, что все равно не выберется из капкана.
С побледневшим как мел лицом Дэвид опустился на составленные у стены картонные коробки и закрыл глаза.
— Ну хорошо, — наконец произнес он. — Твоя взяла, черт бы все это побрал. Не знаю, конечно, для чего тебе это понадобилось. Весь этот грязный спектакль. Надеюсь, ты-тохоть знаешь зачем? Господи, ты ведь должна знать!
Голова Рэйчел кружилась. Во всем теле чувствовалась страшная тяжесть. Должно быть, она действительно пьяна. Просто раньше она этого не осознавала.
Итак, победа! Выходит, надо теперь радоваться? По крайней мере быть довольной собой. Но почему-то ей просто холодно — и ничего больше. Рэйчел словно одеревенела. Продержаться! „Во что бы то ни стало продержаться", — твердила она себе. Покончить со всем этим делом. Так или иначе, но покончить.
Следующий час прошел в тумане.
Дэвид связывался с Келлехаром по телефону: тихим, напряженным от волнения голосом он объяснял, что намерен сделать, спрашивал, где может взять ключ от его кабинета. Затем они оба вышли из квартиры, молча спустились в лифте. На улице лил дождь, хлеща по лицу. Даже в такси, где было жарко, Рэйчел не переставала дрожать от холода.
Лишь когда они приехали по указанному адресу (увитое плющом небольшое кирпичное здание в районе нижней Пятой авеню имело слишком непрезентабельный вид — от номера дома на табличке оставалась только половина), до Рэйчел дошел весь ужас того, что она собиралась сделать. Боль словно ножом ударила в сердце. Вот Дэвид открыл дверь, включил свет, она увидела приемную: удобная мебель, эстампы на стенах, в углу на столе украшенная фигурками деревянных ангелов и тартановыми шариками рождественская елочка.
Я никогда не увижу своего ребенка. Никогда не смогу держать его на руках.
Потом они перешли в смотровую. Красивые занавеси в пастельных тонах, аисты на бордюре по всему потолку. И фото. Кажется, их здесь сотни. Моментальные снимки, приколотые к большой доске кнопками. На них — все дети, которым Келлехар помог появиться на свет.
Ей захотелось громко крикнуть. Крик готов был, кажется, заполнить все ее существо — ей стало даже трудно дышать. Ее же обманывают! Нет, еще хуже, она сама обманывает себя! Комната расплылась перед ее полными слез глазами.
„Нет, я не имею права распадаться сейчас на куски! — сказала она себе. — Потом, но не сейчас. Когда все кончится. Боже, я все равно никогда не смогу забыть всех этих детей. Крошечных, симпатичных…"
В глубине комнаты находился небольшой, отгороженный занавеской альков. На белом тростниковом кресле в углу был сложен мягкий ситцевый халат. Рэйчел быстро переоделась. Быстро, насколько могла: пальцы стали словно деревянные, и расстегнуть пуговицы было трудно.
Напротив кресла в стену было вделано большое, в рост человека, зеркало. В застегивающемся сзади полупрозрачном халатике Рэйчел на секунду застыла перед ним, рассматривая свое отражение. На нее глядело совершенно чужое лицо — обтянутые призрачно-бледной кожей скулы, глаза, провалившиеся, словно две вмятины на грубой глиняной скульптуре. Даже тело и то казалось не ее. Груди тяжелые и набухшие, сквозь тонкую ткань просвечивают темные соски. Живот мягко округлился, только лобок слегка выдается вперед.
Рэйчел приложила руки к животу и нежно погладила его. Глаза туманились от слез.
— Прости, — прошептала она. — Прости меня, пожалуйста.
Мертвящее одеревенение прошло — теперь по всей груди горячей волной растеклась боль. „Я не забуду тебя, малыш", — снова и снова повторяла она.
Выйдя из-за занавески, Рэйчел увидела, что Дэвид уже готов. Умыт, на руках перчатки, на металлическом столике рядом разложены необходимые инструменты.
Подпрыгнув, она села на смотровой стол, ощутив холодное, шершавое прикосновение к голому заду бумажной простыни, покрывавшей стол. Это сразу же, как ни странно, напомнило ей о матери, и в ушах зазвучали ее слова: „Смотри, никогда-никогда не забывай класть бумагу на сиденье унитаза. Ты себе не представляешь, какие микробы можно подхватить в общественном туалете".
Рэйчел буквально разрывалась между душившими ее рыданиями и безумным желанием расхохотаться. Она тщательно отводила глаза от Дэвида. Если она посмотрит на него, на то, что он держит сейчас в правой руке, она может закричать или сойти с ума.
— Еще есть время, — проплыл над ее ухом голос Дэвида. — Пока мы не начали, я могу позвонить Стиву и попросить его приехать.
Его слова сразу вернули Рэйчел к действительности, словно ее окатили ведром ледяной воды.
— Нет, — ответила она. — Начинай.
Напряженная, она легла на спину и усилием воли заставила свои дрожащие ноги раздвинуться. И тут же босые ступни почувствовали резкий холод металлических „стремян". Ее плоть сжалась в ожидании прикосновения Дэвида.
