Кровь и золото погон - Трифонов Сергей Дмитриевич (читать книги .TXT, .FB2) 📗
Прибыл нарочный с приказом генерала Ярославцева повернуть к северу от шоссе Нарва-Петроград и двигаться на Ропшу. В случае успеха городок взять и, закрепившись, ждать дальнейших указаний. Павловский собрал офицеров, объявил приказ. Подъесаул Тимофеев, командир резервной казачьей сотни, взмолился:
– Господин подполковник, дозвольте казакам поразмяться, в бой рвутся.
– Хорошо, – с минуту подумав, согласился Павловский, – возьмёте полусотню и пойдёте вместе со вторым эскадроном ротмистра Ковалёва. За вами разведка. Ротмистр Ковалёв, если у красных будут приличные силы, в бой не ввязываться, ждать нас. И еще, господа. В Ропше находится один из императорских дворцов. Если большевики не успели там всё разграбить, надо взять под охрану и не допустить мародёрства со стороны местных жителей, да и нашего воинства.
Ропшу оборонял сводный батальон в пятьсот штыков, состоявший из роты курсантов Новгородских пехотных курсов, роты балтийских моряков, коммунистического отряда ижорских рабочих и пулемётной команды. Командовал отрядом бывший подполковник царской армии Игнатьев, организовавший оборону грамотно, надёжно прикрыв пулемётами выгодные позиции с севера, запада и юга. Лишь восточная окраина городка оставалась незащищённой. Сил не хватило, да и некого было ждать со стороны Петрограда, кроме своих.
Бой за Ропшу оказался хотя и скоротечным, но яростным и жестоким. Красные пулемётным огнём отсекли казаков от эскадрона ротмистра Ковалёва и методично их расстреливали. Казаки с трудом вынесли раненого подъесаула Тимофеева. Ковалёвцы попытались прорваться к казакам и сами напоролись на засаду, потеряли около тридцати человек убитыми и ранеными и стали отходить. Тем временем, поразмыслив, Павловский вошёл в городок с востока. Не встретив сопротивления, эскадроны ударили с тылу, опрокинули красных, захватили центр и Ропшинский дворец. До самого вечера поручик Гуторов вместе с приданной ему командой казаков носился по улицам, вылавливая красных. Многие жители с энтузиазмом выдавали прятавшихся красноармейцев, а одна старушка сказала Гуторову:
– Пойдёмте, господин офицер, покажу, где матросня схоронилась.
Она привела белых к большой кирпичной конюшне дворцового комплекса, откуда немедленно раздались винтовочные выстрелы. Пятеро раненых балтийских матросов отстреливались до последнего, а затем, опираясь друг на друга, пошли в последнюю штыковую атаку. Казаки немедленно их изрубили.
Полк понёс большие потери. На ропшинском кладбище отец Михаил проводил в заоблачный путь пятьдесят четыре воина. Более ста кавалеристов было ранено. Красные потеряли убитыми и ранеными почти четыреста человек.
Среди сотни пленных оказались командир сводного батальона Игнатьев, батальонный комиссар и два ротных командира, один бывший поручик, другой – прапорщик. Поздним вечером Гуторов привёл их в жарко натопленное помещение волостного исполкома Советов, где разместился полковой штаб. Павловский спросил Игнатьева:
– Уж и не знаю, как к вам обращаться: товарищ командир или господин бывший подполковник? Да и к вам тоже, – он указал на ротных.
– Не ёрничайте, подполковник, – спокойно ответил Игнатьев. – К вам я служить не пойду, можете сразу вешать.
– А я и не собираюсь вас агитировать, Игнатьев. Как я понимаю, присяге вы изменили сознательно, за тридцать сребреников. Возьми вас обратно, вновь предадите. Ну а вы, господа-товарищи, – Павловский обратился к ротным, – что вы скажете?
Первым отозвался бывший поручик:
– Меня, господин подполковник, по всеобщей мобилизации взяли, роту дали, и в бой. Я ещё весной хотел к своим перейти, но не успел, вы быстро откатились на запад. Я не монархист. Я за Учредительное собрание. Большевиков ненавижу не менее вас.
– Воевали где?
– Витебский пехотный полк, ротным командиром до ноября семнадцатого был.
– Образование?
– В пятнадцатом году окончил Демидовский юридический лицей в Ярославле и добровольцем ушёл на фронт, начинал вольноопределяющимся. Имею Святого Станислава с бантом и мечами и солдатский Георгиевский крест.
Павловский многозначительно поглядел на Гуторова, тот согласно кивнул головой. Павловский спросил:
– На службу к белому воинству пойдёте?
– Так точно, господин подполковник. С радостью!
Бывший прапорщик оказался большевиком, с ним разговора не получилось.
В Покров утро выдалось холодным и ветреным, сыпал мокрый снег, превращавшийся в лужи. На центральной площади Ропши собралось около сотни местных жителей. Фонарных столбов не хватало, поэтому за ночь по приказу Павловского псковские староверы из 4-го эскадрона смастерили десяток виселиц.
Павловский взобрался на армейскую фуру, прокашлялся и, словно заправский оратор, обратился к горожанам:
– Уважаемые дамы и господа, дорогие ропшинцы! Я, подполковник Павловский, рад вас приветствовать от имени командования русской Северо-Западной армии. По божьему благословению, под белым чистым стягом и святым российским триколором мы вместе с армиями адмирала Колчака и генерала Деникина, под водительством генерала Юденича идём освобождать нашу многострадальную матушку-Россию от дьявольских большевистских полчищ. Недолго вам осталось страдать. Скоро мы освободим стольный град Петра, наши товарищи – первопрестольную, Казань, Екатеринбург… Дни жидо-большевистской власти сочтены. Создавайте в городе законные органы власти и управления, начинайте коммерцию. Тыловые службы нашей армии помогут вам хлебом и мануфактурой. К вам же, дорогие горожане, у меня две просьбы. Нашим бойцам не хватает тёплых вещей, а зима, по всем видам, предстоит ранняя. С благодарностью, – Павловский поклонился в пояс, – примем любую вашу помощь.
Толпа одобрительно загудела, задвигалась. Послышались выкрики:
– Знамо дело, помогем белому воинству!
– Благодарствуем за освобождение от кровавых супостатов!
– Ропшинки любят вас!
Павловский снова низко поклонился и продолжил:
– Вот этих красных, – он указал на стоявших босых, в исподнем, в большинстве раненых красноармейцев, – нам с вами вместе судить. Виновны ли они перед вами, перед народом русским?
Толпа вновь загудела. Некоторые робко произнесли:
– Простите их… Господь им судья… Будьте милостивы…
Но их заглушили:
– Виновны! Вешать их!
– Сжечь адское племя!
Павловский, подняв руки, успокоил толпу.
– Суд народный – праведный суд! Отец Михаил, приступайте.
Полковой священник предложил пленным исповедаться и причаститься. Большинство отказались. Но Игнатьев исповедался. Казнили тридцать пять человек.
На следующий день по приказу генерала Ярославцева полк выдвинулся в сторону Гатчины. Британские шинели совсем не грели. Благодарные ропшинцы обеспечили кавалеристов вязаными шарфами, шерстяными свитерами, душегрейками. Горожане натащили три воза овчинных тулупов, полушубков, шерстяных рукавиц, перчаток, тёплых портянок… Павловский был рад: его люди в эту зиму не замёрзнут.
В освобождённой от красных Гатчине Павловский узнал о производстве его в чин полковника. Его помощник, ротмистр фон Лемке, стал подполковником, подъесаул Тимофеев – есаулом, штабс-капитан Воронов-Богданов – капитаном, поручик Гуторов – штабс-капитаном. По случаю кратковременного отдыха и производства в чины офицеры полка вместе с командиром упились вусмерть.
9
Командование Северо-Западной армии 18 октября девятнадцатого года начало завершающий этап армейской операции – штурм Петрограда. Наступление на город через Царское Село – Пулково осуществляла 5-я колонна в составе 2-й дивизии генерала Ярославцева, через Стрельну – Лигово – 6-я колонна, сформированная из 5-й дивизии светлейшего князя Ливена и бронетанкового батальона. Колонна № 4 под командованием генерала Ветренко (тот самый Ветренко, от которого штаб Северного Псковского корпуса летом 1918 года не знал, как избавиться из-за своеволия и разгильдяйства) должна была перерезать Николаевскую железную дорогу в районе станции Тосно, тем самым лишить Петроградский гарнизон возможности получать подкрепления из Москвы.
