Кровь и золото погон - Трифонов Сергей Дмитриевич (читать книги .TXT, .FB2) 📗
– Ну и слава Богу!
Он подозвал официанта, расплатился, оставив чаевыми крупную хрустящую купюру новых эстонских крон.
На следующий день, в самый раз накануне Успения, в полк прибыл назначенный штатный священник. Сорокалетний отец Михаил вид имел внушительный: ростом с Павловского, косая сажень в плечах, кулаки, словно гири полупудовые. Аккуратно стриженные чёрные с проседью борода и усы, большой лоб и умные глаза. Голос его был низким, сильным, но приятным. Прибыл он как раз к обеду, и Павловский попросил его составить компанию за накрытым столом.
Согрешив накануне с Гуторовым, Павловский в последний день Успенского поста попросил принести с полевой кухни постных щей и пшённой каши с тыквой. Отец Михаил трапезничал с большим удовольствием. Павловский спросил:
– Вы, батюшка, где ранее служили?
– Я, господин полковник, считай профессиональный военный священник. Ещё в Японскую служил в отдельном гаубичном дивизионе. Затем – в уссурийских казачьих полках, перед Великой войной [19] перевели меня сюда, на Запад, в 70-й сибирский пехотный полк, с ним и наступать, и отступать пришлось. В семнадцатом, после исхода дьявола из ада, оказался в Ревеле, стал служить в храме Святителя Николая Чудотворца. Трудно было. – Отец Михаил минуту помолчал. – В конце декабря прошлого года городом завладели большевики. Захватили всего-то на 24 дня, а столько бед наделали, что на целый век хватит. В ночь с 14 на 15 января Ревель был освобождён белым воинством, но отступая, красные эстонские комиссары отобрали из пятисот арестованных ими 20 человек, отвели их в подвал и зверски убили. Мученическую смерть приняли его преосвященство епископ Ревельский Платон, протоиереи Михаил и Николай, ещё пять священников и диаконов.
Отец Михаил поднялся из-за стола, стал креститься, слезы катились по его щекам, усам и бороде.
– Я был в числе пятисот арестованных, но Господь не позволил мне оказаться рядом с владыкой и взойти вместе с ним на эшафот. Видимо, за грехи мои. – Он утёрся большим платком и продолжил: – На освободившуюся кафедру был переведен Порховский епископ Александр с возведением его в сан архиепископа. Он и благословил меня на продолжение духовной службы в войсках.
Павловский спросил, не запомнил ли он имена тех комиссаров, причастных к гибели владыки и священников.
– Вовек не забуду: Кулль, Рятсепп и Оттер. Только прошу вас, господин полковник, если при случае попадутся они к вам в руки, не убивайте. Не берите грех на душу. Бог им судья.
Павловский ничего не пообещал, но попросил батюшку после завтрашней успенской полковой молитвы рассказать офицерам и солдатам о гибели владыки Платона и священников.
– Пусть, отец Михаил, воинство знает, что воюет за человека против зверя, за человеческое право против звериной силы, что эта война – суд Божий.
Наступление началось в ночь на 10 октября. Северо-Западная армия, выстроившись с севера на юг семью колоннами, наносила удар собранными в кулак силами. Захватив переправы через Лугу, 11 октября армия прорвала фронт и овладела Ямбургом. Части армии в день проходили по 30–40 километров и 13 октября заняли Лугу, Плюссу, Серебрянку, 16 октября – Красное Село, 17 октября – Струги Белые и Гатчину. Главком генерал Юденич решил дать наступающим войскам сутки отдыха, так как все колонны выполнили свои задачи и достигли установленных приказом рубежей. Дивизии и бригады наладили между собой фланговые связи и расположились на линии Красное Село – Гатчина – Луга, юго-западнее Петрограда.
Перешла в наступление и Эстонская армия под командованием генерала Лайдонера, которая по общему плану союзного командования должна была прикрывать фланги Северо-Западной армии. Первая Эстонская дивизия наступала по фронту от Копорского залива до железной дороги Ямбург – Гатчина, примыкая своим правым флангом к левому флангу Северо-Западной армии. Вторая Эстонская дивизия должна была взять Псков, перерезать всё железнодорожное сообщение Петрограда с юго-запада и недопустить прорыва красных с юга.
Для красных сложилась катастрофическая ситуация. В сентябре, после того как провалилось первое наступление белых на Петроград и Красная армия загнала их в Эстонию, Реввоенсовет РСФСР снял многие части с Западного фронта и перебросил их на борьбу с Деникиным, Колчаком и поляками. Петроград второй раз за год остался незащищённым. Войска 7-й армии РККА, раздетые и разутые, с суточной пайкой хлеба в четверть фунта, отступали в полнейшем хаосе и панике. Части, отрезанные друг от друга колоннами белых и потерявшие связь с командованием армии, бежали, даже не имея соприкосновения с противником.
Тыла как такового не существовало. Задавленные продразвёрсткой и постоянными репрессиями продотрядов и отрядов ЧОН, крестьяне относились к красноармейцам враждебно, хлеба и фуража не давали, зачастую оказывали вооружённое сопротивление. Три четверти личного состава запасных полков, набранных по всеобщей мобилизации и в спешном порядке направленных на фронт, дезертировало. Малая часть перешла на сторону белых, основная же масса разбежалась по лесам, пополнив многочисленные банды «зелёных».
В целом генерал Юденич пока был удовлетворён – армия за неделю расчленила и разгромила 7-ю армию РККА. Можно было начинать решительный штурм Петрограда.
8
Полк Павловского действовал на острие наступления 2-й пехотной дивизии генерал-майора М. В. Ярославцева в составе 5-й колонны армии. Боевые действия носили подвижный характер, об удержании сплошной линии фронта не могло быть и речи, на это просто не было сил. Полк тараном проходил по населённым пунктам, разгоняя редкие и деморализованные части красных, которые и не пытались сопротивляться. За ним следовали полки 2-й пехотной дивизии, подбиравшие пленных, брошенное оружие и боеприпасы.
Впервые в настоящий бой кавалеристы Павловского вступили у небольшой деревни Кемполово, на перекрестке дорог. В деревне оборону держали рота красных эстонских стрелков и отряд ЧОН, всего около двухсот человек при двух пулемётах. Красные окопов не вырыли, засели в жилых домах и хозяйственных постройках. Павловский приказал артиллеристам уничтожить все очаги сопротивления, что и было сделано за полчаса. Все десять деревенских хозяйств превратились в горящие головешки. Когда красные стали в беспорядке отступать, два эскадрона полка их окружили и всех поголовно вырубили шашками.
Командир 1-го эскадрона ротмистр Дрезер привёл к командиру полка трёх окровавленных пленных.
– Господин подполковник, взяли живьём трёх эстонцев. Вон тот, – ротмистр указал плёткой на высокого военного, придерживавшего одной рукой посечённую шашкой другую, – утверждает, что он комиссар Оттер.
Павловский подъехал к раненому. За ним встал поручик Гуторов, накануне переведённый в полк начальником контрразведывательного пункта.
– Ты комиссар Оттер?
– Да, – превозмогая мучительную боль, зло выдавил из себя эстонец, – вешать будете или что поинтереснее придумаете?
– Ты был в январе в Ревеле?
– Был, и что из того?
– Тебе знакомы комиссары Рятсепп и Кулль?
– Я слышал о них, но не знаком.
– Ты участвовал в расстреле епископа Ревельского Платона и других священников?
– Нет, я не чекист, а комиссар стрелкового батальона. Мы такими вещами не занимались.
Гуторов, прикрывая рот ладонью, тихо сказал:
– Господин полковник, похоже, он не врёт. Оттер – достаточно распространённая эстонская фамилия, ну, как у нас Сидоров или Никитин.
Павловский, не оборачиваясь, ответил:
– Пусть лучше одним комиссаром будет меньше, чем мы ошибёмся, поверив его вранью. Повесить! И других тоже.
На железнодорожной станции Волосово движение полка задержало упорное сопротивление сводного отряда петроградской милиции. Рабочие, составлявшие костяк отряда в тридцать человек, бились самоотверженно, до последнего патрона. Одиннадцать оставшихся в живых, в том числе и командира, отказавшегося дать сведения о наличии красных частей в сторону Гатчины, Павловский приказал повесить.
