Хозяин дракона - Дроздов Анатолий Федорович (читать бесплатно полные книги txt) 📗

– Как?

– На смоке.

Лицо мое, видимо, изображает изумление, потому что Георгий смеется.

– Ты мечтал о лошади, но смок лучше. За день он пролетает столько, что конному не пройти и в три дня. Смок защитит тебя от врагов, да и вряд ли найдется безумец, который отважится напасть.

– Мне позволят его приручить?

– В письме я писал: берусь найти человека, который это сделает. Из Константинополя прислали повеление и копию свитка на греческом. Эпарх пытался найти желающего сам, но даже храбрые воины, услыхав о задании, не соблазнялись наградой. Перед их взором стоял огнедышащий змей. Они не читали свитка и не знали, что смоков ловят новорожденными. Эпарх вынужден согласиться со мной. Тем более что о тебе он слышал.

– От кого?

– От меня. Наши беседы не остались незамеченными. Меня вызвали и задали вопрос. Я ответил, что распознал в рабе русского княжича и хочу вызнать о русах.

– Зачем ты соврал?

– Простого раба, распивающего вино с чиновником, услали бы в другое место – Рим не приветствует такие связи. Княжич интересен. Не настолько, как тебе думается. Эпарх огорчился, узнав, что ты изгой и не имеешь возможности вернуть княжество. Тебя нельзя использовать в интересах Рима. Продолжить беседы, однако, мне разрешили. Я сказал эпарху, что ты смышлен, но недалек и более всего на свете жаждешь вернуть удел. Это понятно и не вызвало вопросов. Я сказал: надо обещать тебе военную помощь, и ты согласишься обучать смока.

– Мне дадут войско?

– Не будь наивным. Рим умеет хранить тайны. Писец, который перевел свиток на греческий, уже мертв; та же участь ждет и тебя. Как только опыт удастся… Нам важно не опоздать.

– Летим со мной!

– Я слишком стар, Иоанн! Не думай об этом. Вот! – Он кладет на стол чистый пергамент. – Сделай копию – это разрешили. Старый свиток не полон. В нем пишут, как воевать на смоках, но не сообщают, как их этому учить. Ты восполнишь пробел. Будешь растить смока и записывать. Мне поручено надзирать. Буду докладывать эпарху, свиток станет доказательством. Завтра мы переселяемся – смоки не живут в городах. Неподалеку от города есть дом с конюшней, рядом – Дунай, там и поселимся. Охотники отправлены искать яйцо смока – им посулили большую награду. Ты доволен, Иоанн?

– Да, Георгий!

– Я счастлив! Мои последние дни пройдут в умных беседах. Чего еще желать?..

Нашим планам не суждено сбыться – в провинцию вторглись половцы. Спешно присланный отряд катафрактов доставляет нас в город. Тот полон беженцами. Они плотно заселили дома; те, кто не поместился под крышей, разбили палатки на площадях, сидят кучками в двориках – не протолкнуться. Мою конуру заняли, но для меня ее освобождают. С улиц исчезли солдаты – они дежурят на стенах. Повсеместно пахнет потом, мочой, конским навозом, в воздухе разлито ощущение тревоги и ужаса. Я готовлюсь к худшему. Если половцы ворвутся в город… Оружия мне не позволено, есть только нож, а он плохая защита от мечей. Разгоряченному резней половцу не объяснишь, что ты не ромей, да ему на это плевать. Зарубит и побежит дальше… Георгий куда-то исчез, не знаю, что думать.

Он прибегает на третий день, потный, запыхавшийся. Становится в дверном проеме, закрыв его своим телом.

– Снимай хитон! Быстро! – говорит, хрипло дыша.

Лицо его такое, что спорить не хочется. Подчиняюсь.

– Вот! – Он бросает на стол два свитка. – Оберни их вокруг тела и обвяжи. Текстом наружу, не то пот разъест чернила. Спеши!

Заворачиваюсь в пергамент, стягиваю свитки кожаным ремешком. Они плотно прилегли к телу. Натягиваю хитон. Он просторный, сшит из грубой ткани и не позволяет разглядеть, что под одеждой.

– Хорошо! – одобряет Георгий, заставив меня повернуться. – Идем! Спеши!

Мы покидаем каморку и выбираемся на улицу. Георгий сворачивает в переулок. Он ведет меня какими-то окольными путями. Мы протискиваемся меж домов, пересекаем дворики, ныряем в калитки и подворотни. Впереди городская стена. К ней примыкает неприметное здание, какой-то сарай. Охраны нет, входим беспрепятственно. Внутри ломаные повозки, какой-то хлам. У дальней сены – куча мусора. Старые колеса, дышла, доски… Растаскиваем их. Вернее, растаскиваю я. Георгий тяжело дышит и наблюдает за мной, прислонившись к стене. Под мусором обнаруживается окованная железом дверь. Георгий достает из сумки ключ.

– Это потайной ход! За дверью – ступеньки. Спустишься, пройдешь шагов сто и окажешься в таком же сарае, но за стенами. Там нет двери, она привлекает внимание, открывать не придется. Я не захватил факела, пойдешь в темноте. Держись за стену! Ход прямой, не заблудишься.

– Что случилось?

– Приступившие к городу половцы потребовали отдать тебя, в этом случае обещали отступить. Говорят, их привели русы, думаю, это твои друзья. Их главного зовут Малыгой. Эпарх, узнав о требовании, повелел тебя убить. Я бежал со всех ног и успел опередить воинов. Спеши! Вот еще!

Он протягивает сумку. Открываю… Виталис – трава, дающая жизнь. Ее везли из-за Босфора, собирали в дальних горах. За этот сухой ком плачено золотом – в десять раз больше, чем он весит. У смоков нет мужчин и женщин, каждый змей носит в себе яйцо, но не откладывает, пока не съест виталис. Так написано в свитке. Прежде смоки летали за травой, но в горных долинах она исчезла – съели овцы. Им волшебная травка тоже понравилась. Ком в сумке Георгия собирали по былинке, потому он так дорог. Если не дать смоку виталиса, он снесет яйцо, умирая, а живут змеи по сто лет. Потому они так редки. Развести смоков без травы не получится, с ней они будут откладывать по два-три яйца ежегодно.

Этот комок сухой травы – приговор Георгию. Унесенный мной свиток можно списать на неразбериху, но виталис хранился в кладовой эпарха и взять его мог только спафарий…

– Идем вместе, Георгий! Тебе не простят!

– Я стар, Иоанн, и не вынесу дальней дороги. Юность этого не понимает. Лучше здесь…

– Георгий…

Его щека колючая и мокрая.

– Не надо! – бормочет он. – Я всего лишь старый спафарий… Обещай мне! Если уцелеешь, не веди смоков на Рим.

– Клянусь!

Замок скрипит – его давно не смазывали, – но поддается. Передо мной – черный проем. Ныряю, дверь за спиной с грохотом закрывается. Ключ проворачивается в замке, темнота…

23

За два месяца до описываемых событий Фока, логофет [8] дрома Ромейской империи, явился во Влахернский дворец. Миновав аркаду резиденции басилевса, логофет остановился у бокового входа. Выскочивший из дверей служитель поклонился и предложил следовать за ним. Фока подчинился. Они прошли коридором, поднялись по широкой лестнице. У высоких, инкрустированных золотом дверей проводник остановился.

– Басилевс ждет! – сказал громко и потянул за тяжелую бронзовую ручку.

Фока вошел и поклонился. Басилевс ромеев, император Венгерский, Хорватский, Сербский, Болгарский, Грузинский, Хазарский и Готский Мануил стоял у стола, разглядывая огромный лист бумаги. Увидев логофета, он некоторое время молча смотрел на чиновника. Фока не опустил взгляд. Свет из окна падал на лицо Мануила, выделяя тенями каждую морщинку. Опытным глазом царедворца Фока отметил: за время, прошедшее с их последней встречи, басилевс сдал. Мануил вступал в седьмой десяток лет. Возраст далекий от ветхости, но… Глубокие морщины на высоком лбу, синеватые мешки под глазами, обвисшие щеки… Сейчас Мануил нисколько не походил на того безумно отважного воина, единственного, кто уцелел в резне, устроенный турками близ замка Мириокефал. Это случилось внезапно. Авангард могучего войска ромеев, в котором находился и Фока, далеко оторвался от основного войска. Армия передвигалась без дозоров: упоенные своим могуществом, ромеи не опасались турок. Враг жестоко наказал за беспечность. Войско втянулось в Иврицкую долину, когда со склонов посыпались стрелы и камни, затем ринулись турки. Мануил и шурин Балдуин, императорская гвардия и лучшие полки катафрактариев бились насмерть, но турок было слишком много. Они катились со склонов, будто сама гора рождала их на погибель христианам. Пали все, уцелел лишь басилевс. Он прискакал в лагерь авангарда в проломленных доспехах, залитый своей и чужой кровью, со щитом, в котором застряло три десятка стрел…