Курортный роман с продолжением - Полякова Галина Викторовна (читать книги txt) 📗
– А то, что он теперь без машины, в курсе?
Катя удивленно взглянула на подругу. Эта информация тоже не была ей известна.
– Куда же она подевалась?
– Продал. Он ведь сейчас без работы, а к тебе надо на что-то кататься? Неужели, скрыл? Он иногда позванивает, когда бывает в Москве, – с гордостью сказала Ленка. – Про Наполеона болтаем, Мюрата, Даву. Хороший он у тебя, доверчивый. Так и не понял, что я охмурить его хотела с этим Луи Бонапартом. А когда книжки привез, закладочки сделал. Добил он меня этими закладочками. Ты уж зла не держи на меня, подружка. Разинула рот на чужой каравай, вот и осталась при стиралке без отжима.
– А диссидентке он тоже позванивает?
– Не думаю. Он в таком ауте был от ее фортеля! А я про эту поганку вообще говорить не хочу. Мало ей своего подпольщика? Она-то куда полезла?
– Как куда? В постель к нему. Ты же к ней его ночевать отправила?
– Кать, я ж не такой наивняк, как твой Гошка. Понимала, что может произойти, если у себя его оставлю. Ты же знаешь – я заводная, а у меня после засранца Витька целый год никого не было. Хоть и давши была крепко, но совесть еще не всю пропила. Вот и решила Луизке его сплавить, подальше от греха. Раз Лу такая верная вся из себя делу революции, то у нее твоему китобою будет безопасней. Она ведь так распиналась о своей рыжей тыкве, которую только на одно единственное плечо может завалить.
– А почему ты не помешала этой интриганке?
– Ты бы видела, как она вцепилась в Гошку. На коленки взгромоздилась, за шею ухватила, трубку в ухо сунула. Он и встать-то не мог. Ну, и я рядом присела. Думаю, надо быть во всеоружии, в курсе, так сказать.
– И как Гоша все воспринял?
– Да никак. Сидел с нейтральной миной, несколько раз встать порывался. Но от Луизки разве вырвешься? Та еще прищепка. В институте сколько раз к моим парням пристраивалась, да мало что у нее выходило, хоть и вцеплялась в них мертвой хваткой. Ты уж прости меня, Катюха. Наважденье какое-то нашло на меня с этим Георгием Николаевичем.
Отношения они выяснили, Катя простила, но вывод сделала неутешительный нельзя доверять до конца даже лучшей подруге. К тому же оказалось, что не так-то легко задвинуть их общее детсадовское прошлое, сидение на соседних горшках и много еще чего. Взрослая женская жизнь требует осторожности. Не стоит одинокой, не очень везучей в личной жизни подруге лишний раз демонстрировать, как счастливы они с Георгием. Где гарантия, что она не попробует отбить его еще раз? И тогда придется распрощаться с ней окончательно. А так можно и совсем остаться одной. На всякий случай, в гости к ней с Георгием Катя больше не заезжала, скупо сообщая о его визитах по телефону.
Второй год пролетел незаметно. Ничто не нарушало их близости, они больше не ссорились, оставив позади все недоразумения и недоговоренности. Георгий звонил почти ежедневно и часто приезжал. Но прийти к общему знаменателю им по-прежнему не удавалось, хотя надежды договориться оба не теряли. Летом они планировали отдохнуть вместе на Русском Севере. Георгий хотел показать Кате места, где родился и вырос.
О потере работы он рассказал сам и вскоре обрадовал, что его опять приняли в спорткомитет, но понизили в должности. Георгий утверждал, что им это даже на руку – командировок стало больше, а значит, и свободы. Иногда он передавал приветы от Михаила, а однажды сообщил, что брат собрался жениться. Двадцативосьмилетняя невеста имела опыт неудачного брака и пятилетнего Сережу. Свадьба планировалась на конец сентября, а подача заявки – на начало августа. Сразу после этого Тарасович намеревался вывезти будущих домочадцев на море, чтобы приобщить к семейной традиции отдыха в Сочи.
В начале июня разразилась беда – отца забрали в больницу с сердечным приступом, и уже в реанимации у него развился тяжелый инфаркт. Катя переехала к матери. Она училась делать уколы, а по вечерам навещала отца. Баба Зоя приезжала помогать, а потом тоже перебралась к старым друзьям. Алешка отдыхал в лагере, и женсовет решил оставить его там на вторую, а, возможно, и на третью смену, чему тот по неопытности радовался.
Отца выписали только в середине июля, но чувствовал он себя неважно и в основном лежал, листая газеты и просматривая все телепрограммы подряд. Женщины дружно ухаживали за ним, успокаивая и подбадривая, а он ощущал себя виноватым, что так не вовремя сошел с дистанции.
Георгий волновался о намеченной поездке. Он передвинул ее на август, но в это время погода на Севере становилась непредсказуемой. Его отпуск уже должен был начаться, а Катя все не решалась оставить родителей. Она уговаривала Георгия съездить на родину без нее. Но он не хотел отдыхать в одиночестве и решил примкнуть к брату, условившись встретиться с ним у знакомой хозяйки.
Катя тоже взяла отпуск, но проводила его в родительской квартире, по выходным навещая сына. Она ездила в лагерь на электричке. Евгений пропал и не подавал признаков жизни.
Дождливым августовским вечером Катя и баба Зоя сидели на кухне. На плите мирно закипал чайник. В родительской спальне затихли звуки телевизора, и под дверью погасла полоска света. Старушка углубилась в пасьянс, разложив карты на цветастой клеенке. По темному стеклу стекали капли, дразня доверчивые фиалки, раскрасившие подоконник фиолетово-белым салютом. Катя подсчитывала дни, которые Георгий уже купался в море. Он еще ни разу не звонил. «Очевидно, наслаждается общением с будущей родней», – мрачно размышляла она, отковыривая от клеенки засохшую крошку.
Тишину разрушили частые немелодичные звонки. Катя схватила трубку, баба Зоя оторвалась от пасьянса. Из трубки послышался треск, как на старой пластинке, и откуда-то издалека донесся хрипловатый голос:
– Каждая веточка над головой… каждый цветок… каждая трещинка на асфальте…
– Ты?! – Катя задохнулась. – Это ты?
– …Напоминают здесь о тебе, любовь моя…
– Наконец-то! Как ты? Почему не звонил? – Катя прижалась к трубке, не вытирая хлынувших слез. Этот далекий голос, эта неповторимая интонация взорвали кухонно-цветочную благодать. – Гошенька, любимый…
– Этот город все потерял без тебя. Он другой. Он совсем не такой. Без тебя мне тут нечего делать.
– Хочешь, я прилечу к тебе? Хочешь, завтра? На пару дней.
Она сама не поняла, как вырвалась эта фраза, и испуганно взглянула на бабу Зою. Старушка моргала слезящимися глазами, утвердительно махая рукой и головой.
– А это реально? Ты сможешь? – голос прерывался от волнения.
Катя еще раз всмотрелась в жестикуляцию бабы Зои и уверенно произнесла:
– Смогу! Завтра. В крайнем случае – послезавтра. Прилечу.
Жди!
Она положила трубку и уронила голову на руки.
– Ну, чего ты? Не реви. – Баба Зоя вытирала морщинистое лицо рукавом байкового халата. – Езжай, ни о чем не думай. Я справлюсь. Матери лучше, отец вставать начал. Поезжай, не сомневайся.
– Я ненадолго, баба Зоя. Всего два дня – туда и обратно. Мне только повидать его, – подняла она заплаканное лицо.
– Чего уж из-за двух дней огород городить? Езжай на неделю. Неделю я выдержу. Уколы соседку попрошу делать, не откажет. А чтоб старики зря не волновались, скажи, что едешь к подружке на дачу. Мол, отпуск проходит, отдохнуть и тебе надо. Они обрадуются. И так переживают, что из-за них все лето в Москве проторчала. Езжай! – закончила она, решительно хлопнув по столу, и боязливо оглянулась на дверь спальни. – Деньжат подкинуть? У меня пенсия с собой.
– Спасибо, баба Зоя. У меня же все отпускные целы.
Глава 11. Сочи через два года
Ей повезло в первой же кассе аэрофлота – кто-то отказался от брони, и со счастливым билетом в руках Катя поехала к себе собрать дорожную сумку. Лететь предстояло завтра, но вечером Георгий не позвонил, и предупредить его о рейсе она не сумела.
В аэропорту ее никто не встречал. Солнце клонилось к закату, и до темноты оставалось недолго. Катя села в автобус и повернулась к окну, надеясь заменить переполняющие ее чувства радостью встречи с морем. И оно вскоре показалось слева по ходу движения – огромное, величественное, переливающееся перламутром в розовато серебристых лучах заката. Но она поймала себя на мысли, что вся эта величавость и перламутровая переливчатость совсем ее не трогают. Сияющие родные глаза затмили закатное великолепие.
