Ангел ходит голым - Измайлов Андрей (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
А просто. Пришла к старушке. Пришла и говорит: говорите. Ни слова, говорит, не поправлю.
Знает наперёд. Откуда? Бог весть…
…Но хотя бы из почтения к моему возрасту…
Ах да, возраст! (Девочка, уже записываете? Вся аппаратура работает нормально?) Не скажу! Выгляжу хорошо. Я хорошо выгляжу? Не лгите. Да, не лжёте. Стаж болельщика «Зенита» — семьдесят пять лет.
Впервые пришла на стадион, «Петровский» нынче, когда восемнадцать исполнилось как раз.
Он оказался подлец. Я ради него — даже на стадион вместе с ним! Футбол какой-то! Один мячик, и вокруг него дрыгоножество и рукомашество!
Сразу беру свои слова обратно! Молодая была, глупая. Просто ничего не поняла. Старик Хоттабыч на матче «Шайба» — «Зубило». Чтоб вы все корью заболели, что ли!
Мне тогда важней было, что он меня с собой взял. Пусть не в «Асторию» на кофе с пломбиром, не на танцы в Дом культуры связи, не в Летний сад погулять, на худой конец. Но взял же! Пусть и на стадион… Я готова была ради него хоть на край света! Повторюсь: глупая была, молодая.
Всё! Про него больше ни слова! Забыла, вычеркнула! Не склероз, а дело принципа. Доказать, что не склероз? Пожалуйста! Ведь помню, что забыла и вычеркнула. Значит, не склероз! Не дождётесь!
А он был очень представительный — в шляпе, в реглане. Ответственный работник! «Фира, — говорил с хрипотцой, — ты прелесть, ты нежный цветок. Но у меня семья, и дочка почти твоя ровесница!»
Его расстреляли потом. Ни за что. Уж не за то, что у него семья, и дочка почти моя ровесница. Буквально через некоторое время после того, как мы с ним на стадионе были. Расстреляли, да. Но не за то, разумеется.
Из газеты узнала. Японский шпион. Распустила нюни, плакала в подушку. На следующую игру «Зенита» сама пошла, никто не тянул на аркане. Зачем? Просто он такой искренний был тогда, в первый раз. Вопил, подскакивал! Шляпу, кстати, потерял. Не потерял — запустил в небо, когда наши гол забили.
Я и пошла. И села. Чтобы, может быть, ещё раз испытать? То есть вот ту его искренность… Да расстреляли, но мысленно он со мной, на трибуне!
Всё-всё! Забыла, вычеркнула! Сказала же, подлец оказался. Оскорбил бездействием. Старая дева… Насчёт старости ещё поспорю. Но что дева, то дева. Прелесть и нежный цветок.
И никакой не маразм. На той, второй, игре неожиданно что-то внутри проснулось и… Как это?… Модное современное слово… Сублимация, вспомнила! (А вы говорите: маразм!) Я в него просто влюбилась! В «Зенит». Искренний он какой-то был, что ли. Как он.
Чего тогда всем нам не хватало — искренности, в первую очередь. Будете спорить? С кем? Со старушкой-каркушей, знаменитой драным зонтиком и непременным пребыванием на трибуне в день игры? С ровесниками я бы ещё подискутировала. Но иных уж нет, а тех долечат. И вообще не прекословьте талисману!
Да, я — талисман. Талисман — я. Не самозванка. Они меня сами так назвали. Сам Константин Сергеевич одобрил. Хоть горшком, лишь бы не в печь! Мы с ним почти дружили.
Я не о Станиславском! А то, знаете, устойчивые имя-отчество… Константин Сергеевич — сразу Станиславский. Никита Сергеевич — сразу Хрущёв. Владимир Владимирович — сразу… Маяковский. А вы о ком подумали? Тогда Никита Сергеевич почему не Михалков? Константин Сергеевич почему не Есенин?
Так и было — Есенин. Даже не однофамилец «золотой голове», «ангелу-тшорту», как Аська Дункан полюбовника называла. Костя-то не от их интимной связи народился, но таки да — официальный сын. Пошёл не в папу, стишками не грешил. Зато стал самым-самым футбольным статистиком Страны Советов. Знал всё!
Костя — это я ласково, постфактум, когда он во гробе давно. (А я вот всё живу…) Общались исключительно на вы: Константин Сергеевич, Эсфирь Марковна…
Фира, он меня называл (забыла, вычеркнула!), это я. Эсфирь Марковна Гребер. Ничего, да? Мечта антисемита! Внешность — сами видите. И сплошное грассирование. Не шокирую? Вы, девочка, тоже отчасти наших кровей, разве нет? По маме? Таки ведь решающе! Видите, всё вижу. Вы обещали наш разговор не править, да? Заранее вам моё да, если вот этот пассаж удалите. Мы друг дружку понимаем, да?
Ещё и с вечным зонтиком!
А зонтик тот самый, с которым тогда была на стадионе — с ним. Солнце палило нещадно. А у меня — кожа. Он всё подсмеивался: «Закрой ты свой зонтик — никто за нами не следит!» А у меня просто кожа… И, кстати, следили. Уже тогда следили. Потом расстреляли…
Меня миновало. Хотя очень даже могло и. Эсфирь Марковна Гребер — уже достаточно! До борьбы с безродными космополитами ещё лет двадцать. Но — когда она не велась?! Вы, молодые, вспомните? Я — нет. И это не склероз!.. Тут тоже смело удаляйте… Что-то меня в сторону повело… Не дождётесь! Просто такая… рамочная композиция. Но я всё помню — про Константина Сергеевича. И не Станиславского! Для кого-то и старушка-каркуша, но не до такой же степени! Тот же Станиславский сказал бы сакраментальное: «Не верю!»
Про Есенина-сына. Да, мы почти дружили, письмами обменивались. Ничего личного, как теперь говорят. Всё на почве футбола. И когда он в Питер приезжал (в основном на игры РККА и «Сатрапа» — с «Зенитом»), всегда после — ко мне в «однушку» на Зверинской. До «Красной стрелы» — час, другой, третий. Чаёвничали. Он чем-то похож был, похож. Тоже представительный, в шляпе. Но — ничего личного!
На минуточку! Прекрасно отдаю себе отчёт в том, как выглядит со стороны. Помешавшийся на футболе сын маститого поэта — на детях гениев природа отдыхает. И маромойка, для которой смысл жизни — «Зенит». Чаёвничали, рогаликами хрустели! Что-то не то, что-то не так!
Всё то, всё так, молодые. Вам просто не понять…
Вот интересно мне! Когда кутюрье — мужчины, то никого не смущает. Хотя нам, дамам, всегда лучше знать, что нам, дамам, идёт или не идёт… И какие они мужчины?! Ликбез для профанов: couturie — портниха, а портной — tailleur. Извините за мой французский.
Папа, Марк Захерович, был настоящим tailleur. Весь «Аквариум» на Каменноостровском обшивал. И как обшивал! Ах да, «Аквариум»… Ещё в позапрошлом веке «Аквариум». Потом — фабрика синематографических лент «Омниум-кино». И только потом, с 1934 года — «Ленфильм», старейшая кинофабрика. И папа — tailleur. Камзол Петра Первого, заячий тулупчик Пугачёва, бурка Чапаева. Исто-ория! А вы говорите couturie!
Все они, якобы мужчины, couturie. Они все — couturie, радетели за маскулинизацию в новом сезоне. А когда Фира болеет футболом, она юродивая. Ладно, признаю, опять в сторону.
Батарейка садится? Что ж вы так!.. Нет-нет, я не настаиваю. Давайте перерыв — до следующего раза. Приходите ещё, приходите… Это вам спасибо, девочка. Мне поговорить не с кем, а тут вы…
Ну, кого не проняло, того, значит, не проняло.
Умеет Лилька, умеет.
Всего-то «КАРКУША». Эсфирь Марковна против названия не возразила, даже приветствовала. Ещё потом продолжение в двух номерах. Долгий разговор. О футболе? Да на кой он сдался! Но — попадание.
Ничего особенного. Текст и текст. Нам не дано предугадать. Когда б вы знали из какого. И прочие полуцитаты. Ещё и Каркуша спустя год отошла в лучший из миров. Как ни бодрись, но — возраст. Прощание получилось такое… общегородское. Талисман, «Зенит». Питер, детка. Плюс мужики, пусть и футболисты, сентиментальны до розовых соплей. Проняло. Почему-то.
И Лилька стала у них своей. Изначально в планах (sic! в её планах!) не было. Старушка-каркушка колоритна. Почему нет? Издательскому дому на пользу: футбол-зенит-питер-подписчики-охват.
И, да, у нас получилось! Но так уж получилось, что получилось и у нас. Лилька с Каркушей как-то так крепко-накрепко задружилась. Эффект бабушка — внучка. Довольно частый приём, когда надо. (См. методичку. Но не перепут! Строго по гендеру! Эффект дедушка — внучек срабатывает через раз, а то и с точностью до наборот. Дедушки непредсказуемы, то есть как раз предсказуемы. А уж внучата! Там даже сноска, звёздочка, курсив: применимо только к жен., к муж. неприменимо! И целый абзац — почему: синдром «Акела промахнулся». Да знаем, знаем! Давно живём!)
