Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи - Песков Василий Михайлович (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Семена елок — не единственная пища «северных попугаев». Летом они питаются насекомыми, семенами других деревьев. И все же еловые семена (есть еще клест-сосновик) являются основой их жизни. Старый, много поживший клест, тело которого пропитано смолистыми веществами, не подвержен быстрому тленью. Однажды, обнаружив в еловнике мертвую птицу, для опыта я оставил ее на месте и год спустя увидел снова без следов разложенья.
Брем пишет, что видел 20-летнюю мумию птицы — такова сила еловых бальзамов.
Обилием корма объясняется феномен зимнего гнездованья клестов. К моменту (в марте), когда еловые шишки, раскрывшись, пустят по ветру свои семена, клесты успевают вывести и выкормить потомство. В суровое время, когда все в лесу замирает и утихает, клесты празднуют свадьбы, вьют гнезда и в период самых лютых морозов выводят потомство.
Гнездо клеста — прочное и теплое сооружение из лыка, травинок, перьев и мха — обычно расположено наверху ели и так, что нависшие ветки защищают его от ветра и снега.
Положив в гнездо первое яичко, клест-мама уже привязана к гнезду накрепко. Корм ей в зобу приносит самец, корм калорийный, и самочка неподвижным своим сиденьем «отапливает» гнездо: мороз в еловнике — 35, а в гнезде — 38 тепла. Брем и вслед за ним все орнитологи пишут, что, положив одно яичко, самка гнездо уже не покидает ни на минуту. Но это оказалось только логичным предположеньем. Биолог Д. В. Терновский в прекрасной своей студенческих лет работе, посвященной клестам, установил: да, в гнезде мама-клест сидит плотно, но все же изредка ненадолго и в относительно теплые дни его покидает. Птенцы остаются одни. Их согревают добротная пуховая одежонка, близость друг к другу и очевидная стойкость к морозу — окоченевшие с виду птенцы оживали, как только мать накрывала их теплым телом.
В отличие от птенцов всех других птиц, кормом которым служат исключительно насекомые, птенцы клеста вырастают на каше из еловых семян. Корма им надо много. И клест-отец в семейных своих заботах придерживается разумной тактики: пока самка сидит на яйцах и пищи ей надо немного, клест ближайшие к гнезду шишки не тронет, он успевает слетать за пищей подальше. Но когда число едоков возрастает в пять раз, в ход идут заповеданные запасы.
Через три недели после появления из яиц клесты покидают гнездо. Клюв у них пока что прямой, форму изогнутых щипчиков он примет позже. Но как раз в это время чешуйки у шишек от весеннего солнца топорщатся — семена достать просто, да и родители еще продолжают подкармливать.
Клесты — птицы веселые, доверчивые, не очень голосистые, но говорливо-песенные. Их метко назвали «птицы-цыгане». Они появляются вдруг неизвестно откуда, живут, выводят потомство и потом исчезают неизвестно куда, чтобы в год хорошего урожая еловых шишек вновь появиться и образом своей жизни напомнить: чудеса существуют!
Фото читателя Н. Калинина (из архива В. Пескова).
26 января 1985 г.
Рядом с маршалом
Я познакомился с ними на премьере идущего сейчас фильма «Маршал Жуков». Рядом сидели люди нескольких поколений. Внук Жукова, шестилетний Георгий, в момент, когда дед его в Берлине подписывал акт, означавший конец войны, горячим шепотом выспрашивал у меня: чем отличается заяц русак от зайца беляка? — передача «В мире животных» его пока интересовала больше, чем биография деда. Младшая дочь маршала призналась: «Только теперь по-настоящему начала понимать, что такое война и какая ноша досталась отцу».
Еще два человека, сидевшие рядом, не отрывали глаз от экрана. Для них война была частью их биографии, а Жукова они знали не по газетным снимкам. В течение всей войны до последнего дня они были с маршалом рядом. Один был шофером, на другом лежала обязанность офицера для поручений Жукова.
В 1970 году я беседовал с маршалом. Жуков был интересен мне не только как полководец, но и как человек. Однако многие из вопросов задать не пришлось — Жуков был болен, говорили о самом главном.
Теперь передо мной сидят люди, которые были спутниками Жукова на войне, проехали с ним многие тысячи километров, ночевали рядом с ним в блиндажах, знают его характер, знают военные будни маршала.
Шофера зовут Бучин Александр Николаевич. Я поразился, узнав, что он шофером работает до сих пор — в зарубежные рейсы водит громадные автовагоны. Шоферу — шестьдесят семь. Рейсы длятся по две недели.
«Не тяжело?» Улыбается: «Закален…» В начале войны ему было двадцать четыре. На давнем снимке — чернявый подтянутый лейтенант. Присмотрел шофера Жуков под Ельней. И, увидев его в работе, уже не отпускал от себя всю войну и даже после войны.
Александр Николаевич награжден орденами и медалями. С особой гордостью показал он книгу воспоминаний Жукова с надписью «Уважаемому Александру Николаевичу Бучину, моему лучшему шоферу, безупречно прошедшему со мной все дороги фронтов Великой Отечественной войны».
Николай Харлампиевич Бедов постарше своего друга. Он уже вышел на пенсию, жалуется на нездоровье. Но не утрачено главное — память.
Я подивился его способности с ходу называть даты, города и местечки, имена людей, номера частей, связанных с пребыванием Жукова.
Обязанности у майора Бедова были не из простых. Он был начальником охраны маршала и офицером для поручений. Он обязан был сопровождать Жукова всюду, быть с ним рядом в любую минуту. Так и было. Везде. Вот один из самых последних снимков: Жуков, Монтгомери, Эйзенхауэр и тут же рядом с Жуковым — Бедов. В кочевом быте войны на человека, охранявшего маршала, ложилось и много житейских обязанностей: ночлег, еда, срочные поручения…
Выполнял Николай Харлампиевич и еще одну добровольную миссию: был хроникером не только с записной книжкой, но и с фотокамерой. Он снимал Жукова в такой обстановке, в таких местах, где никто другой снимать не мог. Все пленки у этого фотографа-любителя целы. И они представляют громадную ценность. В фильме о Жукове использовано пятьдесят его снимков.
Можно сказать с уверенностью: без этих непритязательных человеческих документов образ маршала в фильме был бы неполным.
Воспоминания Бучина и Бедова о дорогах войны чем-то схожи с этими любительскими снимками. Это штрихи к портрету, по которым маршала мы видим не в парадном мундире, а в полевой одежде войны, это хорошее дополнение ко всему, что мы знаем о Жукове по документам, по его книге воспоминаний, по воспоминаниям его соратников-полководцев. Беседуя с военными спутниками маршала, я получил ответы на вопросы, которые мне хотелось в свое время задать маршалу.
В записи этой беседы ответы шофера Александра Николаевича Бучина для краткости помечены инициалами А. Н., Николая Харлампиевича Бедова инициалами Н. X.
1943 год, Воронежский фронт. Маршал Г. К. Жуков наблюдает за полем боя.
* * *
— Самый первый вопрос. Большая дорога от Москвы до Берлина с ответвлениями, с возвращениями в Ставку, с переездами с одного участка фронта к другому… На чем ездили, как ездили?
А. Н.: — За войну износили несколько очень крепких машин: «Эмку», «Бьюик»… Дольше всех послужил «Хорьх». Ездили так скоро, как позволяли дороги. А они часто были в воронках от бомб. Кроме того, ночью едешь всегда без света. Николай Харлампиевич, бывали случаи, ложился на крыло автомобиля и освещал дорогу короткими вспышками фонарика…
— Умел ли Жуков водить машину?
А. Н.: — Нет. И не пробовал. Садился он всегда впереди, рядом с шофером. Был молчалив, озабочен. Всегда спешил. Всегда хотел возможно более короткой дороги. А мы обязаны были думать о минах. Путь выбирали более безопасный… Жуков нередко был «в помощниках» у меня. Он великолепно ориентировался и безошибочно говорил: сюда! Езду любил ровную, скорую. Но была опасность, особенно ночью, особенно под Москвой в 41-м проскочить линию фронта, оказаться в расположении немцев. Я находился между двух огней: Жуков толкал ногой — «нажми!», а Николай Харлампиевич сзади незаметно, но твердо клал на плечо руку-«потише!».
