И нет любви иной… (Путеводная звезда) - Туманова Анастасия (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Тот улыбался в ответ, с готовностью ударял по струнам, пристраивался вторым голосом к Матрёне. Глядя на то, как гулящий кассир жмурится, вытирает слёзы и бьёт себя кулаками в волосатую грудь в разрыве рубахи, тоскливо думал: и когда всё это кончится? Уже третью ночь никто из цыган толком не спал: удавалось лишь подремать час-другой, когда пьяные гости сами падали головами на стол в коротком угарном забытьи. Кузьма за это время ни разу не сбегал домой и сейчас беспокойно думал: как там Данка? Не хуже ли ей? Совсем расхворалась в последние дни, даже петь в кабак не приходит. А может, и не хочет. Ну какая ей здесь радость после Питера? Мученье одно… Хмельных купцов да проезжих офицеров ублажать или вот такое разгулявшееся недоразумение казённое. Ещё и слава богу, что она на всё это не смотрит. А он и один заработать сможет, господа вон так деньгами и сыплют, словно у них червонцы в руках горят. Знамо дело, не жалко, коли не свои…
Едва успели довести до «Где моя девочка ночевать будет?», как Пётр Никитич сполз по плечу Кузьмы на стол, уронил голову прямо в лужу разлитого вина и захрапел с клёкотом и фырканьем. Кузьма со всей осторожностью усадил гостя поудобнее, чтобы тот не свалился под стол, встал, прислонил гитару к стене, устало потянулся:
– Тьфу ты, пропасть, вся спина трещит…
– Чудные люди, право слово… – вполголоса сказал за спиной Кузьмы гитарист Фёдор, пожилой невысокий цыган с курчавыми усами. – Этакие деньжищи, смотреть страшно. До самой заграницы доехать можно было бы, и полиция б не догнала… А они в нашей грязи сидят, половым сотенные кидают и ареста дожидаются, как второго пришествия! Не пойму, хоть режь, что в башке у людей? Вот ты, морэ, в Москве жил – они что, все там такие?
Кузьма пожал плечами. Помолчав, спросил:
– Второй-то где?
– А шут его ведает… До ветра, может, вышел. Что-то, правда, давно не видно.
– Вот козьи морды… – Кузьма поморщился и встал. – Ещё застудится спьяну-то, холодно на дворе. Пойду сыщу.
– Посмотри, денег-то он там не растерял? – озабоченно крикнул ему вслед Фёдор. Кузьма, кивнув, шагнул за тяжёлую, разбухшую дверь.
На улице в самом деле было холодно, ветрено. День клонился к вечеру, солнце садилось, и небо над городом покрылось красными тревожными полосами. Незапертая калитка хлопала на ветру. Кузьма спустился с крыльца. Ёжась от сквозняка, осмотрел темнеющий двор, позвал:
– Матвей Хрисанфыч! Эй! Голубь! Где ты?
Никто ему не ответил, но Кузьма продолжал звать, и после нескольких минут криков в дальнем углу двора зашевелилась бесформенная тень. Кузьма, шлёпая по лужам, перешёл двор.
– Ну-у-у, Матвей Хрисанфыч… Купеческое ли это дело – под забором валяться? Ну, вставай, вставай, барин, айда в кабак, согреешься… Да вставай же ты, чёртов сын, наваляю сейчас по загривку! Эй!
– Ты кто? – промычал стоящий на четвереньках человек в измазанном донельзя летнем пальто. Толстое небритое лицо пьяного было перепачкано рыжей глиной, свалявшиеся бакенбарды напоминали собачьи хвосты. – Кто, спрашиваю, докладай по форме…
– Кузьма я, ваша милость, цыган из кабака. А вы бы встали да ножками, ножками… Вот отстудите всю жизненную радость, и жена через это сбежит – чего хорошего? – Кузьма, пыхтя, потащил вяло перебирающего ногами гостя к кабацкому крыльцу. – Ну, шевелись, шевелись, твоё степенство, два шага осталось… Денежки-то не растеряли?
Они уже взобрались на крыльцо, и Кузьма подумывал о том, чтобы позвать на помощь кого-то из цыган: тащить дальше тяжеленного «купца» было ему не под силу. Но внезапно за спиной скрипнула и хлопнула калитка. Кузьма обернулся и увидел вбегающую во двор детскую фигурку.
– Дядя Кузьма, это ты? – послышался плачущий голосок.
Кузьма тут же бросил в глинистую лужу под крыльцом свою сопящую и плюющуюся ношу и поспешил навстречу босой девочке, закутанной с головой в красную ковровую шаль.
– Дочка! Ты чего босиком? – Он подхватил Наташку на руки, прижал к себе, заглянул в зарёванное личико. – Что стряслось?
– Дядя Кузьма, дядя Кузьма… – Наташка с новой силой залилась слезами. – Там ма-ама…
– Что?.. – внезапно севшим голосом спросил Кузьма. – Что с ней?
– Пла-чет… Идём к ней, дядя Кузьма, пожалуйста, пожалуйста!
В первую минуту Кузьма почувствовал невероятное облегчение: слава богу, жива. Но Наташка рыдала так отчаянно, с такой силой прижималась к его плечу, умоляя немедленно идти, что Кузьма понял: нужно действительно собираться. Не спуская с рук девочки, он перешагнул через валяющегося под крыльцом «купца», открыл дверь в кабак, крикнул:
– Я ухожу, гитару мою приберите! – и, не слушая полетевших ему в спину вопросов, быстро зашагал к калитке.
Грязная окраинная улочка была пуста: навстречу Кузьме не попалось ни одного человека. Вдоль разбитой дороги тянулись заполненные водой колеи, и ветер морщил их поверхность, разбивая отражения поникших вязов и вётел. На кресте маленькой церкви тоскливо орала ворона. Когда Кузьма подошёл к стоящему в конце улицы низкому домику с одним освещённым окном, ворона снялась с места и, продолжая монотонно каркать, полетела в затуманенное поле. Последний красный луч погас на куполе церкви, и стало темно. Кузьма опустил на землю девочку, толкнул калитку, и навстречу ему с крыльца опрометью сбежал Мишка.
– Ой, слава богу! Я уж думал – не явишься!
– Чего сам не пришёл за мной? – упрекнул его Кузьма. – Сестру вместо себя погнал, молодец лихой!
– Нечего ей тут смотреть… – по-взрослому вздохнул Мишка, шагнув в сторону и пропуская Кузьму в дом. Войдя в освещённую горницу, Кузьма понял, что мальчишка прав.
Растрёпанная Данка сидела на полу. Её нерасчёсанные волосы чёрной паклей висели по сторонам бледного лица, глаза были закрыты. Данка мерно раскачивалась из стороны в сторону и что-то бормотала. Время от времени на её потрескавшихся губах появлялась странная, почти безумная улыбка. Повернувшись к напряжённо дышащему ему в спину Мишке, Кузьма шёпотом велел:
– Бери сестру – и дуйте к соседям, к тёте Катерине. Скажи ей – завтра приду за вами.
Мишка вылетел в сени. Кузьма на мгновение закрыл глаза, переводя дыхание. И – шагнул к Данке.
– Что ты? Что с тобой?
Она вздрогнула. Перестала качаться. Не открывая глаз, произнесла:
– Поди прочь, ты пьян.
– Что ты… Мы работали как каторжные. – Кузьма сел рядом, взял её холодную руку, которую Данка тут же вырвала. – Что с тобой? Детей до смерти перепугала…
– Не трогай меня! – Данка помолчала, вздохнула, и снова кривая улыбка появилась на её губах. – Знаешь, я умру скоро. Я свою смерть видела.
– С ума сошла? – тихо проговорил Кузьма. Данка тихо рассмеялась, и одновременно из её глаз брызнули слёзы.
– Думаешь, вру? Думаешь, вру? Я… Я на двор вышла воды набрать, гляжу – прямо там, у калитки, где калина растёт, – кружится… Цыганочка кружится, молоденькая совсем, волосы распущены, босая… И бусы на ней красные. Я к ней подхожу, спрашиваю: «Чья ты, девочка, к кому пришла?» А она оборачивается, смеётся и дальше пляшет. Пригляделась – а это же я…
– Что?.. – Кузьма едва удержался от того, чтобы не перекреститься.
Данка смотрела на него в упор немигающими мокрыми глазами. Длинная прядь волос упала ей на лицо, но Данка не убрала её.
– Клянусь тебе… Это я была, только молодая, лет пятнадцати, когда ещё при отце с матерью жила. Даже бусы такие же, как у меня в юности, и юбка синяя. Стою, гляжу сама на себя, от страха ноги к земле примёрзли… А она покружилась, поплясала – и сгинула. Это смерть моя была, морэ…
Кузьма потрясённо смотрел на неё. Не зная, что сказать, обвёл глазами комнату, взглянул на стол, где стояла початая бутылка вина и лежал опрокинутый стакан. Украдкой потянув носом воздух, спросил:
– Ты опять пила?
– Да… – согласилась Данка, закрывая лицо руками. – Потом, когда домой пришла… Испугалась очень.
– Сколько говорить – нельзя тебе! – Кузьма не сдержал резкости в голосе, и Данка, подняв голову, изумлённо посмотрела на него. – Доигралась – уже смерть мерещится…
