Счастливо оставаться! (сборник) - Булатова Татьяна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
– Ни одной, ни одной. Все дети ломают, кричат, бегают. А этот сядет в уголок и сидит. Не то что эта…
Впрочем, «эту» свекровь отчаянно любила: одаривала и тискала. Особенно большое внимание Галина Петровна уделяла интеллектуальному развитию девочки. Делать это свекровь предпочитала в стихотворной форме:
– Она у тебя ни одного стишка не знает, – строго констатировала Галина Петровна пробелы в воспитании.
– Зна-а-аю! – орала Маруся и требовала внимания:
– Не могу накушаться, – продолжала Тамара.
– Откуда ты знаешь? – подозрительно вопрошала девочка. – Бабуля научила?
Мальцева отмалчивалась, возлагая надежды на детский сад и начальную школу. Напрасно! За три года в дошкольном заведении, гордо именуемом «Центр интеллектуального и творческого развития № 72». Маруся запомнила три стихотворения следующей тематики: «Осень», «Новый год», «8 Марта».
В начальной школе ситуация выглядела аналогично. Авторы программы по литературному чтению рассчитывали на плодотворное сотрудничество с родителями, а потому свои требования ограничили знанием не более трех-пяти стихотворений. И это в течение четырех лет!
Посетив подряд несколько школьных выступлений, Тамара пришла к неутешительной мысли о том, что поэзия для ее дочери являлась абсолютно чуждым явлением.
– Машка, – теребила Мальцева девочку. – Кто твой любимый поэт?
– Пушкин, – не сомневаясь, заявляла та, обливая дорогостоящим елеем материнскую душу.
– И что тебе у него нравится? – упорно лезла на рожон Тамара.
– «Смерть раба», – информировала ее дочь. – «И у-у-у-мер… бе-е-е-еднай… ра-а-б у но-о-ог, – подвывала Маруся, – не-по-бе-дит-нава владыки».
– А дальше?
– А дальше – нету.
– Чего нету?
– Ничего. Ни раба. Ни владыки.
– Неужели, Машуля, нельзя доучить до конца?
– А зачем? И так все ясно.
– Что тебе ясно?
– Главное зло, мамуля, сосредоточено в человеческой душе. И одна из его форм – это рабство. Своим стихотворением Пушкин заявляет о необходимости преодолеть раба в себе самом. Выдавить по капле! Истинная свобода – в нас самих, мамочка, – на память процитировала Маруся фрагмент материнской лекции.
Тамаре стало грустно. Она поделилась с мужем. Виктор расстроился и упрекнул ее в том, что ребенок оказался лишен детства и материнского внимания. Мальцева решила реабилитироваться, наверстать упущенное и привела дочь на работу – в храм просвещения и науки областного значения.
Машка, почувствовав значительность момента, явилась на кафедру литературы с томиком Блока в руках.
– Что ты читаешь? – поинтересовалась доброжелательная коллега Тамары.
– Вот, – скромно призналась Машка и протянула книгу.
– Блок?
– Блок, – подтвердила Маруся и опустила глаза.
– Неописуемо! – ахнула кафедра и взорвалась аплодисментами.
– Зачем ты Блока притащила? – пытала Тамара дочь по дороге домой. – Ты же его не читала.
– Не читала.
– Тогда зачем?
– Так просто, – незамысловато ответила девочка, всем своим видом показывая неуместность материнских вопросов.
«Так просто» Маруся прихватывала с собой не только Гоголя, Чехова и прочих классиков. Так же просто она обращалась со всей литературой, расположенной на пяти нижних полках огромного стеллажа с родительскими книгами, до которых могла легко дотянуться.
– Такая притворщица! – смеясь, удивлялась Тамарина мама, рассказывая дочери о Машкиных выкрутасах. – Вся в тебя! Ты тоже в детстве все время врала…
«Вся в тебя» – стало ответом на все вопросы.
– Ты как мама, – сердилась свекровь.
– Нет, точно, вылитая мать! – поднимал вверх указательный палец свекор.
– Что ты хочешь? – возмущался Виктор. – Она – копия ты.
И только Лялька искренне радовалась, обнаруживая в племяннице черты родной сестры.
– Посмотри, – призывала она Тамару. – Посмотри, какие у Машки черты лица. Нет, – не успокаивалась Лялька, – ты только посмотри!
– Лицо как лицо, – суеверно бурчала Мальцева.
– Сама ты лицо! Ангел, а не девочка! А кожа?! Вить, ты посмотри, какая у Машки кожа!
Виктор щурился и многозначительно поддакивал:
– Да… кожа.
– Красиво?! – ненавязчиво принуждала к ответу Лялька.
– Красиво, – соглашался Мальцев и гордо поводил плечами.
В этот момент он любил бестолковую свояченицу бесконечно, ибо похвалу дочери воспринимал как грамоту самому себе.
– Гордись, папаша, – торжественно оглашала приговор Лялька и хлопала по спине растрогавшегося зятя.
– Да я и горжусь!
– Как говорит наш с Томкой папа: «От красивой любви рождаются красивые дети!»
И тут все. Снаряд достигал намеченной цели. Виктор забывал все обиды на жену, злую на язык Ляльку и заключал долгожданное перемирие:
– Я же без нее никуда! Без Томки. И без Машки!
Видимо, в определенном состоянии им просто утрачивалась способность к дифференциации, а посему и дочь, и жена были просто на одно лицо.
Вот и сейчас, стоя по пояс в прогретой солнцем воде, на десятый день своего пребывания в Абхазии Виктор Сергеевич Мальцев неожиданно остро ощутил подкравшееся одиночество и заволновался. В волнении он становился совершенно невосприимчивым к сигналам, поступающим из внешнего мира, поэтому, как правило, не реагировал ни на томные взгляды, ни на соблазнительные позы красавиц самых разных возрастов.
Зато Тамара задыхалась от долетавших до нее феромонов, но на вещи смотрела объективно и присутствия духа не теряла. Просто, улыбаясь, поворачивала мужа лицом к истекающей соком красавице и по-дружески говорила:
– Красивая тетка, но но-о-о-оги!
– А что ноги? – интересовался Виктор.
– Неудобно говорить, – пожимала плечиками жена, изображая смущение. – Волосатые… Все-таки в ее возрасте… Это так элементарно…
И даже если на ногах у пляжной дивы не было ни единого волоска, они отрастали прямо на глазах у Мальцева. А красавица превращалась в омерзительного сатира (к счастью, Виктор не знал, что сатиры бывают исключительно мужского пола), ноги которого были покрыты дремучей растительностью. Стоит ли говорить, что красавица молниеносно утрачивала свою привлекательность.
– Жалко девочку, Витюша, – доверчиво прижималась Тамара к супругу. – Мама, видимо, не объяснила… – ставила Мальцева жирную точку в деле уничтожения противницы.
Виктор Сергеевич с пониманием смотрел в бездонные глаза супруги, видел свое отражение и искренно радовался. В радости, как и в волнении, Мальцев терялся, начинал нервничать и успокаивался только тогда, когда касался Тамары и становился с ней одним целым до атомной нерасчленимости.
Тоска по испарившимся, пусть даже и в известном направлении, девочкам вытолкнула Виктора из воды и погнала в горы, к заветной монастырской тропе, обрамленной кипарисами.
У подножия Новоафонской горы Мальцева кто-то окликнул: мол, купи-купи-купи! И это купи, и то… Сделав вид, что не слышит, Виктор стремительно зашагал по направлению к монастырю, ловко лавируя между туристами и паломниками. В этот момент не существовало такой силы, которая могла бы помешать его продвижению к конечной цели. Подъем казался Мальцеву на удивление легким, потому что вел его к счастью. Улыбаясь, Виктор поймал себя на мысли о том, что ему нравится! Все нравится: и этот горьковатый кипарисовый дух, и скользкие камни под ногами, и гортанные крики торговцев, и даже неожиданно образовавшееся одиночество. Последнее было особенно приятным, потому что существовать ему осталось недолго. Как думал Мальцев, от силы пару минут. Не больше.
– Больше не хочу! – сдалась Маруся и протянула матери бутылку с водой. – Пей!
