Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака - Демина Карина (прочитать книгу .txt) 📗
Жертвовать Евдокия не привыкла.
Она и милостыню-то подавала с опаской, зная, что среди истинно обездоленных людей полно мошенников, гораздых притворяться несчастными.
«…орден Молчаливых сестер издревле славится тем, что дает приют женщинам любого рода и звания, позволяя им служить Иржене и сим искупать вину, свою ли, чужую ли.
Такоже в Закатном храме находили пристанище и особы королевской крови, зачастую против собственной воли, но по повелению государя. А потому прошу Вас, любезная супруга, не противиться неизбежному.
Как муж и господин Ваш, повелеваю отправиться с этими добрыми женщинами и смиренно принять свою судьбу».
— Хрена с два, — спокойно ответила Евдокия, складывая письмо.
— Что? — Богуслава нахмурилась.
— Ты и вправду думала, что я в это поверю? — Письмо отправилось в сумку, где уже лежала Лихославова рубаха. И Евдокия лишь порадовалась, что сумка сия, веселившая Лихо тем, что была вовсе не женских крохотных размеров, столь вместительна. — И если поверю, то… что? Разрыдаюсь? Брошусь тебе на шею? Или и вправду в монастырь уйду?
— Попытаться стоило, — равнодушно заметила Богуслава, которая вовсе не выглядела разочарованной. — С другой стороны… так даже веселей.
— Как?
— Так. Не уйдешь ты — уйдут тебя.
— Я не хочу в монастырь…
— А кто тебя спрашивает?
— Сейчас не смутные времена…
— Какие бы времена ни были, кое-что не меняется. Настоятельница монастыря — моя родственница. И она умеет обращаться со строптивыми послушницами. Поверь, очень скоро ты изменишь свое отношение к храму… к вере…
— Иди ты…
— Взять, — сказала Богуслава, и монахини, стоявшие неподвижно, словно вовсе не живые, качнулись.
— Не подходите. — Евдокия вытащила револьвер.
— Ай, как нехорошо… неужели ты, безбожница, будешь стрелять по святым сестрам?
— По святым сестрам, по святым братьям… — Евдокия отступала, — и святой матери, если понадобится, нимб поправлю. Стоять! Стреляю!
— Смирись, — низким голосом пророкотала самая крупная из монахинь. — В лоне Иржены найдешь ты счастье свое.
— Знаете, почтенная, — Евдокия опустила дуло револьвера, — не обижайтесь, но я лучше свое счастье где-нибудь в другом месте поищу…
Они, наверное, не поверили, что Евдокия способна выстрелить. Она и сама не верила до последнего. Но от монахинь вдруг пахнуло тленом, разрытою свежей могилой, тьмой склепа, самой близостью смерти. И палец надавил на спусковой крючок.
Громыхнуло.
И револьвер дернулся, точно пытаясь вырваться.
Засмеялась Богуслава:
— А у тебя, дорогая, нервы-то шалят…
Монахини же покачнулись, но не отступили.
— Не доводите. — Евдокия облизала разом пересохшие губы.
Не попала.
А ведь могла бы и насмерть… могла бы… насмерть… она не хочет убивать, но и позволить увести себя нельзя, потому как и вправду сгинет в монастыре ли, в каком ином месте.
— И что здесь происходит?
Услышав этот голос, Евдокия едва не разрыдалась от облегчения.
— Себастьян! — А вот Богуслава не обрадовалась совершенно. — Что ты здесь делаешь?
— Могу спросить тебя о том же.
Как он вошел? Не через парадную дверь точно… через кухню? Ей тоже надо было выбираться той дорогой, глядишь, обошлось бы без сердечных встреч.
— Мы пытаемся ей помочь.
— Не слушай! Они хотят меня увезти! В монастырь!
— Дуся, спокойно. — Себастьян, который вдруг оказался рядом — как замечательно, что в проклятом этом доме хоть кто-то оказался рядом, — заставил опустить руку. И револьвер изъял. — Какой монастырь? Извини, но ты по размеру бюста в монахини не подходишь.
И ей бы рассмеяться, только смеха нет, клекот в горле странный, который, того и гляди, выльется слезьми да истерикой.
— Богуслава, ядовитый мой цветочек, что за бредни?
— Твой брат ушел…
— В монастырь?
— И как ты догадался?!
— Думал много. Долго. Тщательно. Значит, Лихо скоропостижно сбег в монастырь, но там ему не понравилось, вот и прислал добрых сестер за женой…
Себастьян шагнул вперед, и Евдокия молча отступила.
— В принципе довольно логично… будь у меня такая жена, я бы ее тоже в монастырь забрал. Вдвоем там как-то веселей. Но знаешь, что меня смущает?
— Что?
— Я, конечно, невесть какой специалист, но казалось, что монастыри все ж для семейной жизни плохо подходят.
— Все веселишься…
— Будут похороны, всплакну. А так, отчего ж не повеселиться?
За широкими плечами его было спокойно. Безопасно.
Евдокия обеими руками вцепилась в сумку, приказывая себе не расслабляться. Себастьяну она верила, но он один, а монахинь три… и Богуслава… и, конечно, глупо думать, что Себастьян с монахинями драться станет, только не оставляло Евдокию ощущение, что не все так просто.
— А вы, любезные сестры, чем порадуете?
— Себастьян! — Голос Богуславы резанул по ушам.
— Не кричи, дорогая. — Ненаследный князь сунул палец в ухо. — Аж зазвенело… этак и оглохнуть недолго.
— Ты вмешиваешься не в свое дело!
— Почему?
— Это… это касается только семьи.
Богуслава попятилась к двери. Она просто так уйдет? Возьмет и…
— Дорогая, ты ничего не забыла? Я часть этой семьи… и все, что с нею происходит, меня касается. Поэтому будь любезна, ответь на вопрос… пока я спрашиваю, а не познаньская полиция. И вам, сестры, рекомендовал бы подумать…
— Она же больна!
— Дуся, ты больна?
— Здорова, — мрачно буркнула Евдокия, которая и вправду ощутила себя на редкость здоровой.
— Видишь, она с тобой не согласна.
— Да неужели? Посмотри на нее!
Себастьян обернулся, окинул Евдокию насмешливым взглядом и ручку поцеловал.
— Ты прелестна, даже растрепанная.
— Она сошла с ума! Богов всех ради, Себастьян! Ты не мог этого не заметить… нет, ты мог не заметить… эти ее перепады настроения… приступы ярости. Она едва меня не убила!
— Жаль, что не убила, — спокойно ответил Себастьян. — Глядишь, многие бы наши проблемы и разрешились бы… правда, пришлось бы с судом чего-нибудь думать. Да, незадача…
— Ей нужна помощь… а при монастыре хорошая лечебница…
С каждым словом она отступала на шаг.
— Богуслава, ты куда бежишь?
— Я?
— Стоять!
Монахини вдруг подхватили юбки и опрометью бросились к двери.
— Стоять, кому сказал!
Не остановились.
— Вот же. — Стрелять ненаследный князь не стал, только головой покачал. — Эк у тебя тут весело!
— Да уж. — Евдокия прижала руки к пылающим щекам. — Здесь… здесь не стоит оставаться… а ты…
— Не побегу ли за монашками? И как ты себе представляешь?
Евдокия честно попыталась представить Себастьяна, несколько взъерошенного, растерявшего обычный свой лоск, несущимся за почтенными сестрами с ее револьвером в руке. Пожалуй, люди не поймут-с.
— Их найти несложно. Если и вправду монашки…
— Думаешь…
— Здесь мне сложно думать, Дуся. Поэтому давай собирай там, чего тебе нужно, и поедем.
— А Богуслава…
— Поедем, — настойчиво повторил Себастьян. — К моему другу… ну, не совсем другу, но он точно не откажет. А заодно, может, объяснит, что произошло… здесь мне действительно тяжело находиться.
— Только, — Евдокии было несколько стыдно, — тут люди…
— Сообщу. Выведут.
— И наверх… ты не мог бы… — Она указала на лестницу. — Когда кто-то рядом, то легче…
Он ничего не стал говорить, но руку предложил. И поднялся.
В гардеробную Евдокии первым вошел, окинул взглядом, хмыкнул и, посторонившись, сказал:
— Надеюсь, это добро ты с собой не потащишь?
Платья. Утренние и дневные. Для прогулок. Для визитов. Для верховой езды… бальные и коктейльные… подходящие для чаепития. И те, в которых не стыдно появиться за ужином, пусть бы ужин этот проходит исключительно в кругу семьи, но дворецкий не поймет, если Евдокия нарушит древний распорядок, спустившись к столу в дневном наряде.
— Не потащу. — Она вдруг встрепенулась, вспомнив: — Вот. Она сказала, что это Лихо написал… но я не верю. Бумага наша. Почерк — его…
