Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн (версия книг .txt) 📗
– Ваши слова донельзя ободряющи, господа. Если я правильно поняла, нам предстоит нести все расходы, нанимать новых специалистов с их детворой, расхваливать, набивать шишки, как говорится, а потом или мы разоримся, или разделим прибыль от наших усилий и нашей профессиональной тайны с теми, кто ничего не сделал, чтобы помочь нам?
– Наоборот, которые сделают все, красавица, приняв вас и не препятствуя вашему делу!
– Короче, вы требуете что-то вроде пошлины?
Молодой человек искренне старался успокоить Анжелику:
– Не забывайте, что гильдии серьезно нуждаются в деньгах. Вам, деловой женщине, должно быть известно, что каждая новая война, победа или появление новорожденного в королевской семье или даже у принцев вынуждает нас заново покупать у короля свои с таким трудом приобретенные привилегии. Вдобавок король разоряет нас, по каждому поводу или без повода изобретая то новые налоги, то пошлины, то патенты вроде того, что вы представляете сейчас от имени господина Шайу.
– Господин Шайу – это я, – заметил поваренок. – Или, по крайней мере, мой покойный отец. И уверяю вас, он очень дорого заплатил за свой патент!
– Вот именно, молодой человек, именно потому вы и не соответствуете нашим требованиям. Прежде всего, вы не являетесь и никогда станете бакалейным мастером, и наша гильдия не имеет к вам никакого отношения.
– Но его отец принес свою находку в вашу гильдию… – начала Анжелика.
– Тогда сначала докажите нам это за ваш счет. А потом позаботьтесь о том, чтобы мы получали прибыль от оной находки.
Анжелике казалось, что у нее сейчас расколется голова. Она тяжело вздохнула.
Прощаясь, она сказала, что подумает над тайнами купеческих учреждений, однако убеждена, что в следующий раз эти господа найдут еще один великолепный повод, чтобы помешать ей предпринять что-то новое.
На обратном пути Анжелика упрекала себя в том, что ей не хватило предусмотрительности, чтобы не показывать своего раздражения. Однако она уже поняла, что, даже улыбаясь, ничего не добилась бы от этих людей.
Одиже прав, когда говорит, что, имея разрешение от самого короля, он обойдется без покровительства гильдий, отчего ему будет только лучше.
Но он богат и имеет мощную поддержку, а Анжелика и бедный Давид безоружны перед враждебностью гильдий.
Просить покровительства у короля на этот первый патент, выданный пять лет назад, казалось Анжелике делом столь же деликатным, сколь и затруднительным.
Она принялась искать способ договориться с Одиже. Не лучше ли, вместо того чтобы соперничать, объединить усилия и разделить тяготы? Например, Анжелика со своим патентом и оборудованием для шоколадного производства могла бы взять на себя доставку бобов какао и готовить их для использования, то есть до производства порошка с добавлением сахара, корицы или ванили. А метрдотель превращал бы порошок в напиток и всякого рода сласти.
Во время их первого разговора Анжелика сделала вывод, что молодой человек еще не задумывался всерьез об источниках снабжения своего производства. Он небрежно ответил, что «это не представляет никаких трудностей», что «об этом всегда будет время поразмышлять», что он всегда сможет раздобыть сырье «через друзей».
Но благодаря карлице королевы Анжелика знала, что доставка во Францию нескольких мешков бобов какао для ее величества представляет собой настоящую дипломатическую задачу и требует множества посредников, а также связей при дворах Испании или Флоренции… Таким способом наладить постоянные поставки бобов какао не представлялось возможным.
Похоже, прежде об этом задумывался лишь покойный отец Давида Шайу.
Одиже частенько наведывался в таверну «Красная Маска». Как прожорливый сарацин, он усаживался за дальний стол и заметно старался избегать других посетителей. Начав со смелых и игривых разговоров, он внезапно сделался молчаливым, и Анжелика не могла не чувствовать себя уязвленной: этот уже признанный коллега совсем перестал хвалить ее стряпню. Впрочем, теперь он ел как бы нехотя, но по-прежнему не спускал глаз со снующей по залу молодой женщины. Упорный взгляд этого красивого, хорошо одетого и уверенного в себе парня смущал Анжелику. Она с сожалением вспоминала их шутливую болтовню в первый день и не знала, как завести разговор на интересующую ее тему.
Очевидно, Одиже осознал, что избавиться от нее будет сложнее, чем он предполагал. Во всяком случае, он внимательно наблюдал за ней.
Он даже расширил наблюдение, потому что неоднократно во время прогулок, когда вся семья по воскресеньям отправлялась за город, Одиже неожиданно появлялся верхом и, изобразив удивление, охотно присаживался на траву, чтобы разделить трапезу с близкими Анжелики. Как бы случайно в седельной сумке у него оказывался заячий паштет и бутылка шампанского.
Еще его можно было встретить на галеоте, идущем в Шайо по реке, или в рыдване в Сен-Клу, где странно выглядели его банты, перья и наряды из тонкого сукна.
Летом по воскресеньям все дороги на целое лье вокруг Парижа с самого утра были заполнены гуляющими пешком, верхом или в каретах. Все спешили вдохнуть свежего воздуха и порадоваться голубому небу. Кто-то в своих загородных домах, а кто-то – в окрестных деревнях.
Отстояв мессу в маленькой деревенской церквушке, горожане шли вместе с крестьянами танцевать под вязами, пили белые вина с виноградников Со, клареты из Ванва, Исси и Сюрени.
А Грязный Поэт, менее желчный по случаю погожего денька, воспел вечное стремление парижан к бегству из города:
Папаша Буржю и его семья последовали общему примеру.
– В Шайо! В Шайо! По одному су с каждого! – кричали лодочники.
Судно проплывало мимо Кур-ла-Рен и францисканского монастыря Бонзом. Затем пассажиры сходили на берег и устраивали пикники в Булонском лесу.
Иногда лодки подвозили отдыхающих в Сен-Клу. И тогда все бежали в Версаль посмотреть, как обедает король. Но Анжелика отказывалась от такой прогулки. Она решила, что отправится в Версаль только по приглашению его величества. И поклялась себе в этом. А значит, она никогда не отправится в Версаль. Так что она оставалась на берегу Сены со своими опьяненными чистым воздухом сыновьями.
Приближался вечер.
– В Париж! В Париж! По одному су с каждого! – кричали лодочники.
Давид и сын кабатчика, ухажер Розины, за которого она осенью собиралась замуж, брали детей к себе на плечи. У городских ворот их встречали подвыпившие компании.
На следующий день после увеселительной прогулки Одиже неожиданно прервал молчание и сказал Анжелике:
– Чем больше я за вами наблюдаю, милый друг, тем больше недоумеваю. В вас есть что-то, что вызывает у меня досаду.
– Вы про свой шоколад?
– Нет… впрочем, да… в некотором роде. Поначалу я подумал, что вы созданы для любовных утех и даже для души. А потом заметил, что на самом деле вы очень практичны, даже меркантильны и никогда не теряете головы…
«Очень надеюсь», – подумала Анжелика. Но ограничилась лишь одной из своих обворожительных улыбок.
– Знаете ли, – сказала она, – в жизни бывают периоды, когда вы обязаны делать одно, потом другое. Иногда преобладает любовь, особенно если жизнь легка. В другое время это труд, цель, которой надо достигнуть. Так что не стану скрывать, для меня сейчас самое важное – это заработать денег для своих детей… их отец умер.
– Мне бы не хотелось показаться нескромным, но раз уж вы заговорили о детях… Неужели вы думаете, что, занимаясь коммерцией, столь же изнуряющей, сколь и рискованной, а главное, так плохо сочетающейся с семейной жизнью, вам удастся воспитать их и сделать счастливыми?
– У меня нет выбора, – твердо ответила Анжелика. – Впрочем, я не могу жаловаться на господина Буржю. У него я нашла неожиданную поддержку, на что никак не могла рассчитывать в своем безысходном положении.
