Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2 - Бэгшоу Тилли (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
– Дэниел Купер – наш главный подозреваемый. На этом этапе он только подозреваемый. Не могу достаточно сильно выразить, как важно, чтобы мы его нашли. Купер – блестящий, но извращенный и опасный ум.
Комиссар зевнул:
– Могу сказать, что желаю вам удачи. Обычно факт остается фактом: Купера нет в Севилье.
– Откуда вы знаете?
Дмитри самодовольно ухмыльнулся:
– Потому что, будь он здесь, мои люди нашли бы его.
Встреча Жана в «Антиквариуме» была более продуктивной. Магдалена Прието оказалась здравомыслящей, умной и вежливой – приятный контраст с отвратительным Дмитри.
– Он действительно такой тупой подонок? – спросил Жан. Он сидел в офисе Магдалены, где пил жизненно необходимый эспрессо, который любезно принесла ее секретарь.
– Да, – вздохнула Магдалена. – К тому же взбешен, потому что я позвонила в Интерпол. Думает, это подрывает его авторитет, и каким-то образом прав. Но я считаю своим долгом сделать все, чтобы защитить плащаницу. Не могу передать, как я была потрясена, найдя это письмо.
– Представляю.
– Тот, кто принес это письмо, мог повредить плащаницу или даже уничтожить ее. Подумать страшно!
– Но ее не уничтожили, – заметил Жан.
– Нет.
– Он не попытался и украсть. Или потребовать денег.
– Совершенно верно. Я действительно верю, что человек, оставивший письмо и звонивший, пытался предупредить меня. Думаю, он был искренен. Более того, был хорошо информирован. Мой персонал подтверждает, что они видели человека, о котором шла речь. Того, кто представился полицейским. Вы видели записи с камер?
Жан кивнул. Темноволосый мужчина в парке не был ему знаком. Если это новый сообщник Купера, то, вероятно, не имеет отношения к Элизабет Кеннеди, бывшего его партнера по преступлениям.
– Cудя по тому, как этот тип вломился… – восхищенно продолжала сеньора Прието. – Дело не в том, что он обошел нашу сигнализацию и камеру. Стекло пуленепробиваемое, и ключевые коды, предполагается, взломать невозможно. Но он точно знал, что делать. Даже позаботился о том, чтобы соблюдался атмосферный баланс аргона и кислорода. Кто способен на такое?
– Значит, он понимал необходимость сохранить плащаницу?
– Да. И как это сделать. Не знай я наверняка, могла бы посчитать, что это сам куратор. Или археолог.
Жан Риццо улыбнулся, подумав: «Американский эксперт по антиквариату, который может взламывать коды и обходить сигнализацию, со склонностью к театральности».
Магдалена с любопытством взглянула на него:
– Я что-то упустила?
– Мужчину, оставившего вам эту записку, зовут Джеф Стивенс. И нет, сеньора, вы ничего не упустили. В отличие от меня. И от комиссара Дмитри.
Магдалена явно ждала подробностей.
– Если Джеф Стивенс считает, что Дэниел Купер приехал в Севилью, чтобы украсть плащаницу, выходит, Дэниел Купер приехал в Севилью, чтобы украсть плащаницу. И вы ни при каких обстоятельствах не должны снижать бдительность.
– Хорошо. Так и будет, – пролепетала побледневшая Магдалена.
– И пришлите имейлом приметы второго мужчины.
– Сегодня же сделаю. Как по-вашему, инспектор, вы его найдете? Потому что, честно говоря, не думаю, что комиссар Дмитри хотя бы попытается.
– Найду, – мрачно пообещал Жан. – Придется. На карте стоит не только существование вашей плащаницы.
Жан вернулся в отель через парк Марии-Луизы. После дождя зелень выглядела свежей и зеленой. Ярко-розовые цветы лавра ослепляли красотой на весеннем солнышке. Как это контрастировало с его мрачным, унылым настроением!
Он думал о Стивенсе. О мастерстве и искусстве последней проделки, сопровождавшейся письмом Магдалене Прието. Мужчина должен обладать невероятным обаянием и харизмой, чтобы привлечь женщину вроде Трейси Уитни, и, очевидно, того и другого у Стивенса было в избытке.
Но было ясно также, что под внешностью и манерами супергероя скрывалось почти ощутимое одиночество.
Как и Жан, Джеф когда-то глубоко любил и потерял единственную в жизни любовь. Джеф заглушал боль с проститутками. Жану недоставало характера последовать его примеру. По-своему он об этом жалел. Но оба с головой ушли в работу, увлеклись каждый своими страстями как способом пережить потерю.
Интересно, срабатывает ли подобная стратегия у Стивенса лучше, чем у него, Жана? У него, по крайней мере, есть дети. Он действительно не знал бы, как выжить без Клеманс и Люка. Но у Стивенса есть сын, прекрасный сын, о существовании которого тот не подозревает. И эта мысль невыразимо печалила Жана.
После встречи с Магдаленой Прието он отправился к витрине с плащаницей, слушая ту же запись аудиогида, что и таинственный сообщник Дэниела Купера. Интересно, но жутко. Мысль о том, что кто-то замучил до смерти невинного, чтобы подделать погребальное облачение Иисуса, что кто-то озаботился, чтобы найти человека, отрекшегося от мира, избить его и распять, представлялась невероятной. Тот факт, что это, возможно, было сделало ради денег, только усугублял ситуацию.
Жан Риццо подумал: «Неужели я трачу время зря? Предположим, узнаю, что Купер – это действительно Библейский Убийца, найду его, остановлю и отдам в руки правосудия. Так ли уж это важно с точки зрения времен? Не появится ли после него очередной серийный убийца, а потом еще и еще? Разве человечество не охвачено болезнью врожденной необратимой жестокости?»
И сам ответил на свой вопрос: «Нет. Мир полон доброты. Это извращенцы вроде Купера насилуют и зверски убивают женщин. И то, что подобные извращенцы в Средневековье с наслаждением пытали и убивали, чтобы воспроизвести библейскую сцену, еще не означает…» Он остановился. В голове начала зарождаться мысль, вернее, теория: «Дэниел Купер. Пытка и убийство. Библия. Туринская плащаница – не просто священная реликвия. Это свидетельство преступления. Убийства. Убийства, окруженного тайной».
Жан Риццо добежал до отеля. Перескакивая через ступеньку, поднялся в номер, включил ноутбук и нетерпеливо пристукивал ногой, пока открывался его почтовый ящик.
«Ну же. Будь там, будь там, будь там».
И оно было. Самый последний имейл. Магдалена, должно быть, отослала его, как только он ушел из музея. Жан кликнул на приложение, всматриваясь в лицо человека. Широкий лоб. Крючковатый римский нос. Темные упругие завитки волос, стоявшие дыбом, как пружины, вырвавшиеся из старого матраца.
Он увеличил изображение. И еще увеличил.
Только на третий раз он разглядел стык лба с париком. И крошечные бугорки на латексе, в местах, где был приклеен искусственный нос. Даже его тренированный глаз не сразу это заметил. Но как только Жан увидел, все понял – никакого сообщника не было.
Мужчина в зеленой парке вернулся в отель. «Касас де ла Жудерия» представлял собой странное смешение комнат и двориков, соединенных подземными коридорами, в старом еврейском квартале Севильи. Вклинившийся между двумя церквями в глубине красивой, но темной, вымощенной булыжником улицы, он казался напоминанием о былой, в основном навеки потерянной Испании.
Интерьеры были мрачными, покрытыми плесенью. Преобладали темно-коричневые, постоянно сдвинутые шторы и тяжелая мебель красного дерева. Запах воскового полироля смешивался с ароматами древесного дыма и благовоний из соседней церкви. Обстановка была простой, комнаты – маленькими. Прекрасные резные ворота отделяли отель от улицы. Здесь не было ни телевизоров, ни других признаков современной цивилизации. Закутанные в пледы старики целыми днями просиживали во дворах, курили трубки, пили кофе и читали романы Игнасио Альдекоа. Вдова в черной мантилье с бахромой, замершая во времени, перебирала четки у незажженного камина в салоне.
Вернувшись к себе, мужчина в зеленой парке запер дверь. Снял куртку, носки и туфли и сел в изножье кровати. Он старался не думать о бесчисленных поколениях евреев, спавших в этой комнате до него. Мужчина не любил евреев. Евреи распяли Господа нашего.
Этот отель был выбран потому, что он располагался в центре, был уединенным и не слишком дорогим. Мужчина прекрасно сознавал иронию в том, что спит в бывшем еврейском гетто. Ощущая себя грязным и переполненным грехом, он разделся и приготовил обжигающе горячую ванну. Процесс снятия фальшивого носа и латекса, который делал его лоб более широким и выпуклым, был болезненным и отнимающим много времени, но он вынес все без жалоб и стонов. Он заслуживал боли. Даже наслаждался ею.
