Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– Кузнец Ильмаринен, выкуй мне меч. Выкуй меч и напиши на нем мое имя.
Откуда эти слова взялись? Кто надоумил? А без них никак нельзя.
Он смотрит на тебя темными глазами (цвета не разобрать, но это и не важно) и говорит тихо, почти улыбаясь:
– А какое твое имя? Скажи, и будет по-твоему. Скажи!
И ты вдруг понимаешь, что теперь всегда и всюду будешь искать этот взгляд в толпе, искать, пока не найдешь, а не найдешь – беда.
– Выкуй мне меч и напиши мое имя, – просишь ты, отчаянно цепляясь за последний шанс всмотреться в это лицо, в эти глаза.
– Возвращайся через год в тот же день и в тот же час…
Сон тает, сон утекает, как вода меж пальцами, и ты просыпаешься, чтобы, едва проглотив горький ком в горле, глухо застонать от безнадеги и тоски.
А все Хийтола проклятая!
Прошка
Долго ли, коротко ли ехали они с Катькой и Тихим через Страну Нечисти, а однажды встали чародейские лоси на берегу неприметного ручейка, точно вкопанные – ни тпру ни ну. Не хотят дальше идти, и все тут! Оказалось, что это и есть граница Хийтолы с миром Божьим, куда тварям волшебным дорога заказана.
Ну и слава Богу, подумалось мальчишке. Оно, конечно, смешно, когда Катька от каждой коряги шарахается. Да и у сида после милования с ведьмой сил даже на гневные окрики не всегда хватает. А так – тишь да гладь, даром что вокруг одни упыри с лешими, но к ним привыкнуть можно.
– Приехали, – сказал Тихий и на Прохора сразу по-волчьи зыркнул. – Креститься, отрок, будешь на том берегу. И трижды «Богородицу» читать там же.
– А я ничего…
Али мысли читал, али просто знал, чего от православного человека ждать можно.
– Вот и славно.
Невеликую поклажу с лосей сняли быстро. Зверюгам не терпелось вернуться в родные чащи: они фыркали, ушами прядали и топтались на месте. Когда же Тихий заветное слово сказал, отпуская сохатых на волю, рванули с места и в мгновение ока скрылись в подлеске.
– А как мы вещи понесем? – спросила Катька, провожая тревожным взглядом «скакунов».
Вопрос, к слову, был вовсе не праздный. Пожитков немного, все больше тряпье, но ведь и книги есть, и какие-то непонятные, но явно ценные свертки.
– Как-как? – передразнил девку Диху. – На нашего Айвэнза нагрузим. В верблюда его заколдую. Он у нас парень крепкий, до Выборга дотянет. Верно говорю, Айвэнз?
Прошка сначала онемел от этакого нахальства, а потом понял: сид поднабрался силушек, и к нему возвращается обычная манера честным людям головы морочить. Шутки у него такие.
– Шибко маленький верблюд у тебя получится, господин чаровник. Засмеют, поди, выборжцы.
Диху задумчиво в затылке поскреб, придумывая новую каверзу.
– Твоя правда, Айвэнз. Тогда я Кайтлин превращу в молодого богатыря, раз уж все равно морок накладывать.
Но Катька на подначку не поддалась. Молодец!
– Выглядеть я могу как тебе угодно – хоть богатырем, хоть верблюдицей, но сил у меня больше, чем есть, все равно не станет. Закон сохранения энергии и материи Ломоносова – Лавуазье потому что.
И посмотрела на них свысока. Особенно на Диху, мол, знай наших. Тот ничего не ответил, но Прохор прям нюхом чуял, что от сидова чародейства жди подвоха. Он родичке своей еще не единожды припомнит этих ломоносовых-лавуазьев и вместе, и порознь.
– Подойди-ка сюда, дитя, – зловеще молвил он и пальцем Катьку поманил к себе. – Займемся теперь тобой. Как там ты говорила? Верблюдица?
Однако же ничего страшного сид с девкой не сотворил. Даже больно не сделал… наверное.
– Снимай рубаху, – приказал он. – А ты, отрок, отвернись, пока не скажу.
Прохор по-честному не стал подглядывать. Зачем Катьку срамить, когда она и так поди страху натерпелась. Чего он там не видел-то? Зато отчетливо слышал и сам колдовской наговор, и как сид воду из ручья черпал и девке рукой лицо обтирал.
А как повернулся, так и было уже чему дивиться.
– Как? Как я выгляжу? – испуганно спросила Кайтлин, ощупывая свое лицо. – Сильно страшная?
– Да как тебе сказать… Девкой ты все же краше.
А чего такого? Правду чистую сказал, как на духу. Паренек из Кати вышел неказистый, с лицом малоприметным, только бровастый и чуть лопоухий. Да еще и в плечах неширок.
– Зато на тебя никто внимания не обратит, – быстро нашелся с утешением Прошка. – Так-то оно безопаснее выйдет.
– Дело речет наш отрок, – подтвердил Диху. – И в воду можешь не глядеть, и в зеркало, ежели таковое сыщется, тоже без толку. Себя ты видишь такой как ты есть, а остальные – обманную личину.
– А ходишь ты все равно не по-девичьи, – встрял Прохор. – Никакой в тебе плавности, как на ходулях топаешь.
– Очень верно подмечено. А чтобы все по правилам было, вот тебе два простеньких гейса: как только ручей перейдем, в носу не ковырять и молчать.
– Как молчать? Совсем? – удивилась девка.
– Да, грусть моя. Теперь ты мой ученик и подмастерье по имени Килху, и ты у меня, горюшко, немой от рождения, – объявил злопамятный сид.
Вот тебе, Катюха, и Лавуазье! Замстился Диху знатно. Где это видано, чтобы баба сумела рот на замке держать, хотя б от рассвета до заката?
– Килху? – с подозрением переспросила девка.
– Угу, – безмятежно кивнул колдун.
Новонареченная Килху раскрыла было рот, чтобы высказать все свое негодование сидовым самоуправством, но потом передумала. По ее разобиженному лицу было видно: что-то ей это эринское имечко напоминает, что-то из ее мира. Навроде приснопамятного Северуса Снейпа.
– Я смотрю, ты уже начала исполнять гейс, – ухмыльнулся сид. – Похвально.
Вещички он разделил на троих, чтобы каждому ноша нашлась по силам, сам же нагрузился почище верблюда. Прошка даже испугался за здоровье Тихого:
– Господин мой, а пупок у тебя не развяжется?
Диху одарил его таким презрительным взглядом, что, казалось, того и гляди плюнет, как горбатый зверь.
Первым пограничный ручеек, бережно прижимая к груди узелок с книгами, перешел Прохор, затем Диху, а последней – убитая горем Катерина. И все они разом шагнули из вечного летнего безвременья Хийтолы в сырой и мрачный мартовский лес.
– Не грусти, – шепнул мальчишка. – Немому парню на корабле живется всяко лучше, чем девке. А береженого Бог бережет! А у тебя там, в твоем мире, Выборг есть? – тут же поинтересовался он и осекся под гневным взглядом сида. – Тьфу ты! Само вырвалось. Ты молчи-молчи, не обращай внимания.
Очень скоро выяснилось, что гейс, наложенный Диху на своевольную родственницу, ударил и по ни в чем не повинному отроку. Некому стало задавать бесчисленные вопросы про чудесные механизмусы иных миров, не с кем было спорить и некого дразнить. Опять же, с кем обсудить угрюмых охотников-карелов, встреченных на берегу Вуоксы? Не с Диху же! А так хотелось, что аж язык чесался.
Но в Выборге Прошкины мучения тотчас закончились. Вотчине королевского зятя до стольной Твери было далеко, однако город боярскому байстрюку очень понравился. Ганзейцы завели здесь свои порядки, взяв под крыло мастеров из разных гильдий, а те, в свою очередь, подсобили, чем могли, купцам. А иначе как пробивать во льду проходы для кораблей? Без Алатырьской Силы, почитай, никак! А на случай, если с Новгородом опять что-то не поделят, торговый город был окружен добротной каменной стеной с земляным валом и рвом. Прохор насчитал целых девять башен.
– Ого! – похвалил он выборжцев. – Развязали мошну и вложились знатно. Уважаю.
Бог весть, что там у Катьки делается, а в мире, где жил Прошка, без толстых стен, войска и пушек никак нельзя обойтись. Ганзейские торгаши быстро обрастают жирком из злата-серебра, и всегда найдется тот, кто пожелает чужого добра: и дом, и скот, и рабов, и жен. Славен же тот господин, который потратит нажитое с толком. Как, скажем, наместник шведского короля, отстроивший Выборгский замок краше прежнего. Башню Олафа Святого отовсюду в городе видать, да и сам замок куда как могуч и грозен.
