История городов будущего - Брук Дэниэл (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Как и в Шанхае националистической эпохи или сталинском Ленинграде, новые индийские власти хотели создать альтернативный центр города вдали от впечатляющих, но унизительных для национального достоинства зданий колониального Бомбея. В 1964 году команда во главе с ведущим индийским архитектором своего поколения Чарльзом Корриа (свою романскую по звучанию фамилию он унаследовал от предков, живших в португальской колонии Гоа) опубликовала концепцию Нового Бомбея – «города-близнеца», который планировалось построить через бухту от первоначального urbs prima40. С появлением Нового Бомбея самый крупный мегаполис в стране должен был из острова у побережья Индии стать двойным городом, равноправная половина которого находилась бы на материке. По тому, как Корриа обосновывал свой проект, было очевидно, что практические соображения – «Освоение восточного берега залива является необходимым условием упорядоченного роста Бомбея» – были для него не менее важны, чем идеологические. Новый Бомбей, писал Корриа с соавторами, «придаст энергии жителям города и всей страны, заставит их по новому взглянуть на себя… Опыт показывает, что строительство новых столиц не только удовлетворяет практический запрос на создание эффективных административных центров, но и становится источником гордости для всего населения». Конечно, говоря о «новых столицах», градостроители подразумевали даже не столько Вашингтон или Бразилиа, сколько сам «Старый Бомбей». Не будучи политической столицей британского Раджа, Бомбей был его идеологической столицей, сооруженной в качестве не только административного центра, но и источника гордости. Чтобы окончательно изжить наследие колониальной империи, необходимо было построить совершенно новый Бомбей.
В соответствии с планом, исполнение которого контролировалось Государственной промышленной и инвестиционной корпорацией Махараштры, отвечавшей за рациональное распределение промышленности по всему региону, правительственные учреждения штата должны были первыми переехать из островного города в Новый Бомбей, чтобы подать тем самым пример остальным секторам экономики. Государственные органы в то время казались самыми перспективными клиентами; новая индийская бюрократия непрерывно разрасталась по мере того, как отрасли промышленности национализировались одна за другой и все больший процент населения работал в госсекторе. Архитекторы и градостроители послушно проектировали дороги, железнодорожные станции и офисные здания в духе дешевого панельного модернизма, выдававшего приверженность Индии эпохи Неру приземленным социалистическим идеалам позднего Советского Союза. Комплекс у нового вокзала – нагромождение белоснежного бетона посреди обширной парковки, которое выглядит собранным из гигантских кубиков Lego и страдает от острой нехватки оконных проемов, – получил громкое название «центрального делового района Белапур» («белапур» переводится с санскрита как «город лиан»), видимо, в память о закатанной под асфальт пышной тропической растительности. Однако правительство штата сюда так и не переехало, оставив Новый Бомбей до сих пор прозябать на вторых ролях.
Вместо этого чиновники присмотрели себе только что осушенный район Нариман-пойнт почти в самом сердце исторического Бомбея, в нескольких минутах ходьбы от Овального Майдана, где викторианская готика правительственных зданий сэра Бартла Фрера смотрит на жилые дома в стиле ар-деко. Правительство штата, постоянно твердившее о необходимости перераспределения инвестиций из центра Бомбея на материк, пошло на попятный, едва дело дошло до него самого. В Нариман-пойнте чиновники не жалели денег на первоклассную архитектуру. Штаб-квартира национализированной Air India, построенная в 1974 году, выглядит как гигантская белая перфокарта. Здание было спроектировано нью-йоркской фирмой Johnson/Burgee Architects, партнером в которой был Филип Джонсон – суперзвезда модернизма и куратор МоМА. Расположенный рядом Национальный центр исполнительских искусств Джонсон построил уже единолично.
Новый «интернациональный стиль» – термин, введенный Джонсоном для описания лишенных каких-либо отсылов к своему географическому положению строгих модернистских параллелепипедов, в середине ХХ столетия выраставших по всему миру, – соответствовал стремлению Неру начать строительство независимой Индии с чистого листа. Вместо того чтобы опираться на местные архитектурные традиции, которые были присвоены – и по распространенному мнению скомпрометированы – насаждавшими индо-сарацинский стиль британцами, Неру призывал создать современную Индию, «не скованную традициями прошлого, но выражающую веру нации в будущее»41. Однако очень многих возмущало высокомерие государственных должностных лиц, которые облюбовали себе самые престижные кварталы и расположились там в зданиях, спроектированных наиболее заметными мировыми архитекторами, в то же самое время уговаривая остальных перебираться в далекие новостройки. В конечном итоге печальная участь проектов вроде Белапура и вялый рост индийской экономики привели к тому, что все больше индийцев стало задаваться вопросом, не является ли предлагаемый Неру путь к современной Индии дорогой в никуда.
Хотя в первые годы независимости в Индии не существовало сколько-нибудь заметной политической оппозиции, способной побороться с лицензионным раджем, противники государственной, основанной на ручном управлении стратегии экономического развития были всегда. В 1950-х годах два бомбейских экономиста предлагали решить проблему безработицы, заняв население на не требовавшем больших вложений и высокой квалификации производстве потребительских товаров для мирового рынка, вместо того чтобы воплощать мечты Неру о национальной тяжелой промышленности. В 1961 году юный Манмохан Сингх, который в конечном счете и выведет Индию на новый экономический путь, защитил в Оксфорде диссертацию, где доказывал, что рост индийской промышленности должен в первую очередь опираться на экспорт.
Вдали от кабинетов, где кипели высокоученые дискуссии, самыми серьезными идеологическими противниками Неру оказались болливудские студии. Чтобы расти вопреки национальной экономической политике, направлявшей инвестиции государственных банков не в шоу-бизнес, а в серьезные отрасли типа сталелитейного производства, киностудии были вынуждены искать финансирования у бомбейских спекулянтов и криминальных авторитетов, что защитило их от вируса государственной бюрократической волокиты. Хоть некоторые продюсеры и отзывались на политический заказ, прославляя социализм Неру утомительными документальными фильмами, к примеру, об открытии цементного завода в глубинке, другие демонстрировали своим зрителям яркую картину Бомбея как альтернативы официальной пропаганде рассудительного нестяжательства, которая в лучшем случае игнорировала мегаполис, а в худшем – проклинала его. В отсутствие бескрайних возможностей голливудских студий болливудские фильмы часто снимались не в декорациях, а прямо на улицах Бомбея.
В таких фильмах Бомбей представал не городом лицензионного раджа, офисных клерков и государственных служащих, но гламурным мегаполисом эпохи джаза. Создать эту иллюзию не составляло большого труда, поскольку физически Бомбей застыл в том состоянии, в котором он встретил 1947 год. Те же законы о регулировании рынка недвижимости, что сохраняли городской жилой фонд в нетронутом, но сильно запущенном состоянии и постепенно превращали престижные многоквартирные дома в своеобразные чоулы, обеспечивали транснациональным корпорациям условия аренды, от которых они были просто не силах отказаться. Голливудская студия Paramount Pictures с 1933 года и до сегодняшнего дня платит за свой офис в центре города одну и ту же практически символическую сумму. Туристическая компания Thomas Cook все так же работает на Хорнби-роуд, переименованной за это время в честь индийского националиста Дадабхая Наороджи. При этом какую бы экономическую программу ни осуществляло правительство, права граждан на критику его политики оставались защищены; вместе с независимостью индийский народ обрел полновесную свободу слова, которой раньше пользовались только англичане в своей метрополии. По крайней мере в болливудских фильмах Бомбей оставался «майя-нагри» – городом иллюзий, куда крестьянские дети приезжают, чтобы в корне изменить свою жизнь и сделаться бизнес-магнатами или боссами мафии. В традиционной индийской философии цель мудрой души – разглядеть высшую духовную реальность сквозь иллюзии («майя») этого мира, но бомбейские режиссеры, напротив, упивались иллюзиям и фальшивым блеском. Для деятелей Болливуда это прозвище города было знаком отличия, который они гордо несли, несмотря на насмешки остальной Индии, чтящей аскетические заветы Махатмы Ганди.
