Не ангел - Винченци Пенни (читать полностью книгу без регистрации .TXT, .FB2) 📗
– К обеду из семи-восьми блюд дамы собирались в вечерних туалетах и, разумеется, с украшениями.
Как-то раз после обеда на Чейни-уок, слегка опьянев от превосходного кларета Оливера, леди Бекенхем объяснила, что такое «диспозиция спален» на домашних приемах.
– Всем должно быть известно, кто с кем рядом размещается. Карточка на двери предназначалась не только для того, чтобы каждый гость знал, где он будет спать, она служила намеком – если вы меня понимаете – еще кому-то, кто нуждался в такой информации.
Оливер вежливо кивнул, а Селия в ужасе замерла, ожидая дальнейших откровений, но они не последовали. Мать вдруг поняла, что сказала лишнее, и отправилась спать.
Признаком ее более теплого отношения к Оливеру стало то, что она вполне серьезно предложила представить его нескольким хозяевам знатных домов. Но называть себя по имени она ему пока не позволяла.
– Не могу вообразить, что кто-то, кроме отца, может назвать маму по имени, – призналась Селия, – а она до сих пор зовет его «мистер Бекенхем». Представляешь?
Однако сама леди Бекенхем постепенно стала обращаться к Оли веру по имени.
«Мне все же кажется, что он довольно странный муж для Селии, – писала леди Бекенхем мужу, – и весьма странный отец: слишком увлечен ребенком, хотя приходится признать, что предан Селии и Джайлзу и искренне старается сделать для них все, что в его силах. У него есть определенные навыки общения, он бывает весьма забавным, но меня беспокоят его политические взгляды. Он питает некоторые симпатии к идее профсоюзов. В этом, я полагаю, сказывается его происхождение, и тут уж ничем не поможешь. Я уверена, что со временем он поймет, что к чему».
Крестины Джайлза в Старой церкви в Челси прошли с некоторой долей той пышности, которой леди Бекенхем не хватало на венчании Селии. Ребенок был одет в фамильную крестильную рубашку Бекенхемов – ворох пенящихся кружев столетней давности. В подарок он получил фамильную серебряную ложку и колечко для зубов от своей бабушки по материнской линии, солидный чек – от дедушки по линии отцовской и обрел графа и графиню в числе пяти крестных родителей.
– Разве их требуется так много? – удивился Оливер, но Селия настояла на своем.
– У ребенка Каролины их было четверо, и я не хочу, чтобы она меня обошла еще и на крестинах, как уже случилось со свадьбой.
Оливер не стал напоминать Селии, что лишь по ее вине их свадьба превратилась в такое жалкое мероприятие. После рождения Джайлза Селия стала держаться более чопорно, и Оливер с опаской подумал, что причиной тому – приезд тещи.
Особенно понравились крестины Эдгару Литтону: бо́льшую часть церемонии он держал малыша на руках, давал ему пососать свой палец, качал его, когда тот хныкал, и на всех фотографиях просто лучился от счастья. Этот день доставил старику столько радости, что стал, как он сам признался ММ, одним из самых счастливых дней в его жизни. Но в ту же ночь с Эдгаром случился сердечный приступ, и, едва начало светать, он умер. Срочно вызванный ММ, Оливер еще застал отца живым, но никогда так и не смог простить себя за то, что, проводив Эдгара домой после крестин, не остался выпить с ним стаканчик бренди.
– Останься, пожалуйста, – просил тогда тот, – я не хочу, чтобы этот день закончился.
Но Оливер отказался, сославшись на то, что должен вернуться к Селии и ребенку. На самом деле домой его тянул не младенец, а Селия… обнаженная Селия: она шепнула ему, что будет ждать в постели его возвращения. Она только сейчас почувствовала, что готова вновь предаться любви после родовых травм. К взаимной радости супругов, в постели у них все было так же чудесно, как и раньше. Но прошло довольно много времени, прежде чем Оливер смог заниматься любовью без чувства вины и предательства.
После смерти Эдгара Оливер в назначенный срок получил наследство: он стал главой и владельцем издательского дома «Литтонс».
Глава 2
Селия схватила серебряный подсвечник – первое, что оказалось под рукой, – и запустила им в дверь детской, которую Оливер только что мягко затворил за собой.
– Вот скотина, – сказала она Джайлзу который безмятежно сидел в кроватке и ждал, когда его вынут оттуда и оденут, – нудная старомодная скотина!
Джайлз улыбнулся ей. Секунду она пристально смотрела на сына, затем улыбнулась в ответ. У малыша была немного странная, сияющая улыбка, преображавшая его серьезное маленькое личико. Джайлзу уже исполнился год, и хотя красивым он пока не стал, все же сделался миловидным, с большими темными глазками и каштановыми волосиками. Вел он себя прекрасно. По истечении первых капризных месяцев он вдруг стал идеальным ребенком: спал по ночам и между кормлениями, а проснувшись, молча лежал, разглядывая игрушки, которые Дженни, его няня, подвешивала над кроваткой. Здесь же висела и гирлянда крошечных картонных птичек, которую Селия сделала сама и натянула поперек кроватки, прочитав в одной книжке, что детей надо развивать с самых первых дней жизни.
Селии казалось, что малыш все же развивается немного медленно – слишком он был безмятежен и счастлив существующим порядком вещей. Однако в свои тринадцать месяцев Джайлз делал все, что полагалось по возрасту: стоял и ползал, говорил «мама», «па-па» и «на-на» – так он называл Дженни. Та с лихвой оправдала надежды: появившись в доме девятнадцатилетней девушкой и практически не имея опыта, она быстро стала образцовой няней. Обожая Джайлза, Дженни не баловала его попусту, выдерживала бессонные ночи и шумные дни с веселой самоотверженностью, умудряясь при этом с неиссякаемой энергией справляться с горами белья для стирки и глажки, что также входило в ее обязанности.
После смерти Эдгара Литтона, когда Оливер стал вполне состоятельным человеком, леди Бекенхем завела разговор о поисках достойной – в ее понимании – няни. Но Селия не согласилась, сказав, что лучше завести достойную кухарку и приличную горничную. Дженни была очень покладиста и приятна в общении. Во время первых трудных месяцев материнства Селия стала относиться к ней как к одной из ближайших подруг. Однако леди Бекенхем заявила, что Селия не должна совершать обычную по нынешним временам ошибку, обращаясь со слугами по-дружески. Уязвленная Селия возразила, что с момента рождения Джайлза Дженни сделала для нее больше, чем все остальные, и неизвестно, что бы с ней стало, не будь рядом Дженни.
– Что ж, ты играешь с огнем, – едко заметила леди Бекенхем. – Мне это знакомо. Я тоже была очень терпима к первым горничным Бекенхема и, можно сказать, сама себя наказала. Я даже собиралась выделить одной из них комнату в доме для ее младенца, отцом которого, как говорили сплетники, был мой муж. Разумеется, это была ложь, – добавила она. – Слугам следует указывать их место, Селия, и это место – на расстоянии и в буквальном, и в переносном смысле.
Селия больше ничего не сказала, но продолжала относиться к Дженни как к подруге. И когда в день своего двадцатилетия Дженни попросила звать ее Нэнни [2], Селию это задело.
– Но тебя же зовут Дженни. Я тебя так и называю, почему же ты вдруг захотела зваться Нэнни? – спросила Селия.
– Это из-за других девушек, леди Селия, из-за других нянь, которые гуляют в Кенсингтон-гарденс и носят униформу. Им кажется очень странным, что вы зовете меня по имени. Мне хотелось бы, чтобы меня звали Нэнни, я этим гордилась бы. Как будто у меня солидная работа и я не просто обычная няня, – пояснила Дженни.
– Что ж… ладно, – согласилась Селия. – Постараюсь запомнить.
Но это у Селии долго не получалось, и только когда Джайлз стал звать няню этим новым именем, Селия – после повторной просьбы Дженни – перешла на Нэнни, продолжая, однако, чувствовать обиду и считая, что Дженни недооценивает ее дружбу.
В то утро Селия швырнула подсвечником, получив повторный отказ Оливера разрешить ей принимать хотя бы скромное участие в делах издательства Литтонов. Селия скучала – домашняя жизнь и материнство совершенно не устраивали ее интеллектуально. Она была чрезвычайно способной молодой леди и знала об этом. Более того, Селия становилась все более начитанной. В течение долгих дней беременности она прочла груды книг Диккенса, Троллопа, Остин, Эллиотта, с жадностью глотала ежедневные выпуски «Таймс» и «Дейли телеграф» и убедила Оливера подписаться на «Спектейтор» и «Иллюстрированные лондонские новости», чтобы лучше разбираться в текущих событиях. Она покупала даже «Дейли миррор»: в числе прочего, что роднило их с Оливером, была некоторая склонность к социальному идеализму. Эту склонность Селия особенно любила в муже и считала ее на редкость притягательной.