Матрос с Гибралтара - Дюрас Маргерит (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Не хочу, – упрямилась она.
– Я буду с тобой разговаривать, – пообещал я, – по вечерам, в палатке, а где-то рядом будут рычать львы. Возьмем с собой Эпаминондаса?
– Нет.
– Я буду с тобой разговаривать, – еще раз пообещал я.
– Нет, – снова возразила она, – нет больше никаких куду.
– Да их полным-полно, куда ни глянь, кругом куду, – не согласился я, – просто ты в этом ничего не смыслишь, вот и все.
– Теперь, – призналась она, – я жду уже вовсе не его.
– Всегда чего-нибудь ждешь, – изрек я, – иначе не получается. А когда ожидание слишком затягивается, приходится менять цель и ждать того, кто явится поскорей. Вот куду, они как раз для того и существуют, чтобы не долго ждать, так сказать, скрашивать ожидание. Тебе бы не помешало к этому привыкнуть.
Она промолчала. Разговаривать было очень трудно, приходилось почти кричать. Через равные промежутки времени, отмеренные светофорами, на нас обрушивался настоящий шквал невообразимого шума. Сотрясались дома, обрывались все разговоры.
– Мне очень хочется с тобой поговорить, – продолжил я, – только ты все еще не можешь идти. Тебе бы надо выпить чашечку хорошего, крепкого кофе.
– Нет, – упрямилась она, – не хочу никакого кофе.
Я снова подозвал официанта. И объяснил ему, что ей необходимо выпить чашечку настоящего крепкого кофе.
– Это она, – заговорщически сообщил я, – та самая женщина с «Гибралтара».
Он так и остолбенел от изумления. Но сразу же, не сомневаясь ни секунды, поверил. И, будто это было достаточно веским обещанием, заверил, что немедленно сварит ей в отдельной кофеварке с фильтром настоящий крепкий кофе. На это потребуется от силы минут десять, не больше. Я сказал, что мы подождем. А вот она была совсем другого мнения.
– Хочу вернуться на яхту, – потребовала она.
Я сделал вид, будто даже не услыхал ее слов. Те десять минут, что мы прождали кофе, она ужасно страдала от шума.
– Какой смысл ждать, – капризничала она, – уверена, что и кофе будет тоже никудышный.
Ей хотелось, чтобы все было никудышным, чтобы все шло хуже некуда. Мне показалось, что она вот-вот закричит, я взял ее за руку и крепко сжал, чтобы помешать закричать. Официант заметил ее нетерпение. Снова подошел к нам, и я еще раз повторил, надеюсь, кофе будет и вправду что надо. Он ответил, что самолично занимается его приготовлением, что вода уже греется и он делает все, что в его силах. Она улыбнулась официанту, но так, будто хотела дать ему понять, что во всех несчастьях, что свалились ей на голову, виноват только я один и она прекрасно понимает, что он здесь совершенно ни при чем.
– Наверное, уже готово, – сказал он, – сейчас принесу.
Исчез и почти тотчас же, почти бегом, вернулся с кофеваркой. Теперь надо было подождать, пока весь кипяток просочится сквозь фильтр с кофе. Я стучал по фильтру, чтобы вода стекала поскорее.
– Так ты только все испортишь, – огорчилась она.
Я попробовал кофе. Он оказался отменным. Она взяла у меня из рук чашку и выпила ее залпом. Но было слишком горячо, она обожглась и снова жалобно застонала.
– Отличный кофе, – похвалил я.
– Не знаю, мне хочется поскорее уйти отсюда.
Я заметил, что ей не мешает привести в порядок волосы. Она обвязала голову шарфом.
– Куда бы тебе хотелось пойти?
Она вскочила со стула, в глазах стояли слезы.
– Ах, сама не знаю, сама не знаю.
– Хорошо, тогда пойдем в кино.
Я взял ее под руку. Она уронила шляпу. Мы вышли на широкую улицу, что вела к пляжу, в направлении, диаметрально противоположном порту. Там не было никаких кинотеатров, это сразу бросалось в глаза, то был квартал деловых контор и банков. Она этого даже не заметила, она вообще ни на что не глядела. Улица была тихой и спокойной, выходила в парк, который был виден издалека. И вызвала у меня желание снова вернуться на бульвар. Так мы прошли минут десять, потом я повернул назад.
– Ты сам не знаешь, чего хочешь, – проговорила она.
– Нет, знаю. Посмотреть какой-нибудь фильм. Иногда это просто необходимо, взять и сходить в кино.
Я уже не мог сказать, был ли знаком с ней раньше или только что впервые увидел и сразу влюбился без памяти. Да, у меня было такое чувство, будто все еще только начинается. Я изо всей силы сжал ей локоть, она поморщилась, но примерно так, будто была обречена терпеть эту боль, как и грохот грузовиков, как и все остальное, как судьбу. Мне хотелось, чтобы я ее еще не знал, и я пытался вообразить, будто она просто так идет впереди – незнакомка, с этим лицом, с этими глазами. Но, ясное дело, этот номер у меня не прошел. И все-таки она казалась мне еще прекрасней, чем в тот день, когда я увидел ее в зарослях тростника.
– А почему обязательно в кино? – кротко поинтересовалась она.
– А почему бы и нет?
– А ты знаешь, какой фильм мы будем с тобой смотреть?
– Что за вопрос, – ответил я, – конечно, знаю.
Она обернулась, у нее было такое лицо, будто она подозревала меня в каких-то злокозненных замыслах.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – сообщил я.
– А при чем же здесь кино? – не поняла она.
– Кто знает…
Теперь мы вышли к бульвару, что соединял уже известную нам площадь с портом. По нему шли длинные вереницы грузовиков с железными опилками и углем. Я остановился перед одним из переходов. У нас вовсе не было никакой необходимости переходить на другую сторону, и, думаю, она тоже вполне отдавала себе в этом отчет, однако ничем не подала виду.
– Нам надо перейти на другую сторону, – сказал я.
Да-да, уверен, она прекрасно все понимала, ведь на другой стороне бульвара не было видно ни одного кинотеатра. Притом она уже почти окончательно протрезвела. Дорожный полицейский в белом, стоя на каком-то странном возвышении, почти таком же белоснежном, как и он сам, точными жестами регулировал движение чудовищных монстров со стружками. Стоило ему едва заметно махнуть затянутой в перчатку рукой, как они тут же послушно останавливались, натужно скрипя тормозами.
– Глянь-ка на этого регулировщика, – заметил я. Она посмотрела и улыбнулась. Я пропустил сперва один, потом другой сигнал для пешеходов. Всякий раз, будь то для пешеходов или для грузовиков, разрешение длилось три минуты. Народу хватало и здесь и там.
– Как долго, – заметила она.
– Да, очень долго, – согласился я.
Сигнал сменился в очередной раз. Теперь снова настал черед машин. Мощно взревев, тронулся с места в путь груженный ящиками грузовик. На пешеходной дорожке теперь не осталось никого, кроме нас. Регулировщик повернулся вполоборота и раскинул руки в стороны, словно распятый Христос. Я обнял ее за плечи и повлек за собой вперед. Она видела все – тронувшийся с места грузовик, опустевшую, без единого пешехода, дорожку. И подчинилась не сопротивляясь. Впервые у меня не было ощущения, будто я тащу ее за собой силком. Мы резко рванулись вперед. Крыло грузовика слегка задело мне колено. Послышался женский вопль. Незадолго до того, как мы добрались до середины проезжей части бульвара, где был островок безопасности для пешеходов, и как раз после женского вопля и под отчаянные крики регулировщика я признался, что люблю ее.
Она застыла около островка безопасности. Я крепко-прекрепко прижал ее к себе, чтобы она не упала прямо под грузовики. В общем-то, я не сказал ей ничего такого особенного. Так, слова среди тысяч других слов, какие я мог бы ей сказать. И все-таки, думаю, с тех пор как она потеряла своего Гибралтарского матроса, у нее впервые возникла потребность услышать от кого-то эти слова. Неподвижно, сразу побледнев, она застыла около островка безопасности.
– Документы! – прорычал регулировщик. Одной рукой прижимая ее к себе, я вытащил свое удостоверение личности и протянул его регулировщику. Тот не так уж и рассердился. Видя, что она в полной прострации, должно быть, подумал, что она ужасно испугалась, как бы я не попал под машину. Она смотрела на него с улыбкой, так, будто это он и занимал все ее помыслы. Регулировщик заметил это и улыбнулся ей в ответ. Потом вернул мне удостоверение и сделал пол-оборота, чтобы остановить грузовики и дать нам перейти дорогу. Мы перешли на другую сторону.
