Зеленые яблочки (СИ) - Хрисанфова Татьяна Анатольевна (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Она кипела праведной злобой:
— Ну надо же! Змея хуторская все таки опутала Егора. И когда успели? — негодовала она.
На голову соперницы она выплеснула все пожелания, какие только попадали в тот миг на язык. Не подозревавшая о том Даша, как только поднялась на ноги, поехала в деревню крестить сына. Назвала она его Дмитрием, как посоветовал отец Никодим. В деревне недолго судачили. Затаившаяся деревня теперь и так жила каждодневным ожиданием. Кого-то забирали на войну, кому-то приносили казенные бумаги. То на одном, то на другом конце деревни поднимался бабий вой. Недели через две принесли «казенку» в дом мельника. Почтальон вручил письмо лично в руки Евсею Григорьевичу на улице. Придя домой, тот открыл конверт и вытащил желтый листок с сообщением. Читал он медленно…
Паранька, не дослушав его, упала на лавку и забилась, завыла, как волчица. Во дворе вторила ей собака, почуяв людское горе. На вой собаки отозвалась старая волчица за околицей. Деревня затихла. Приходящие с фронта вести давно стали общими переживаниями.
Плохую весть на хутор принесла Глашка. Она долго отряхивала снег с валенок, стряхивала капли воды с платка и все боялась поднять глаза на подругу. Даша поняла, что случилось непоправимое. Она усадила Глашку на стул в боковушке и с тревогой ловила взгляд подруги. Даша поняла мгновенно то, чего не могла сказать Глашка. Та, глотая слова, стала рассказывать… А Даша, словно заледенев, слушала подругу, уставив взгляд в окно.
— Дашка! Ты заплачь! — трясла ее Глашка за плечи.
— Не могу! — отозвалась Даша, — не могу! Понимаешь, Глаш, теперь никогда вместе не быть. — она смотрела на подругу и та сама разрыдалась от исходящей от Даши тоски.
— Ты погоди, Даш! Погоди! Бывает же — ошибаются, — рыдала Глашка, — может, в плену где.
Даша проводила подругу до поворота с холма и долго стояла, глядя вслед. С той поры она каждый день ходила к тому повороту и смотрела на убегающую вниз дорогу.
Когда уже легли сугробы, в хутор пришла мать Харитона с Анюткой и Ваняткой. Они стали у порога, не решаясь пройти. Тем более, что Катерина не предложила даже раздеться. Даша, услыхав, что мать с кем-то разговаривает, вышла из боковушки, где укачивала сына. Увидев детей, она кинулась раздевать их:
— Чего же стоите у порога? Теть Мань! Проходите! Устали поди!
Она обнимала Анютку, чмокала в щеку подросшего и стесняющегося Ванятку. Мария низко поклонилась в сторону Катерины:
— Знаю, что тяжело стало жить. Но с просьбой я к вам! Стара я, чтобы ребят растить. Не знаю, сколь проживу. Учителка советует в приют отдать! — она замолчала. Всем и так было понятно ее состояние. Катерина тихо произнесла:
— Надо было ждать того!
— Молчи, Катерина! — вышедший из передней дед Василий устремил грозный взгляд на сноху, — не бросим детей!
Домашние, опешив, смотрели на старика: дед Василий впервые разозлился.
— Не бросите?! Того и гляди, молодежь погонят на войну! Как жить будем? В деревне мужиков не осталось! — не успокаивалась Катерина.
— Я не отдам Анютку и Ванятку! — Даша обняла детей и прижала к себе. Катерина бессильно опустила руки: делай что хошь!
— Проживем! — дед Василий гордо поднял седую бороду.
Бабка Авдотья согласно кивала в поддержку мужа: когда семья большая, жить веселее!
Никто больше не спорил. Лука и Иван принесли кровать из хаты Харитона, поставили ее в большой комнате. Вечеряли уже пополнившейся семьей.
В следующем году забрали в солдаты братьев-погодок Луку и Ивана, да еще много молодых парней ушли защищать отечество. От них изредка приходили письма. Жизнь на хуторе и в деревне стала еще тяжелее. Оставшиеся бабы да старики, как могли пахали поля, выращивали хлеб. Об отречении царя, о произошедших революциях сельчане узнавали от приезжавших с фронта солдат, да из газет, что получал лавочник. Это мало повлияло на сложившиеся устои. Как бы там ни было, есть царь или нет его, а жизнь продолжается. Возвращающиеся с фронта мужики рассказывали о войне, о непонятной революции, о новых порядках. Люди собирались толпами, слушали, кивали головами, но старались не высказывать мнений о происходящем. Как-то еще повернется. Вон воюют красные да белые, поди пойми, кто прав. В этих краях сроду мирно землю пахали…
В июне 1918 года объявился Харитон… На станции Ал-во на запасных путях стоял эшелон начдива Киквидзе. Ранним утром посыльный спрыгнул с подножки вагона и остановился покурить. Не спалось и начдиву. Он тоже вышел из вагона. Заметив задумчивый взгляд посыльного, Киквидзе спросил:
— Что ты там увидел, генацвале?
— Родина недалече отсюда, Вассо Исидорович! Семья там у меня. Жена, дети, мать…
— Вон оно ка-а-к! — начдив на мгновение задумался, — Эшелон до вечера стоять будет. Если до отправления не вернешься, отдам под трибунал за дезертирство.
— Слушаюсь, товарищ начдив! — Харитон вытянулся в струнку перед командиром.
В деревне выгоняли скотину на выпас, и появившийся на дороге всадник в военной форме вызвал интерес сельчан. До сих пор не решались вот так, по одному, ездить вояки. Люди с неприязнью смотрели на незнакомца. Поди разберись, зачем приехал.
— Надоть к лавке топать! — через дорогу кричал сосед глухому деду, вышедшему к калитке, — поди опять гитировать будуть! Взяв батоги, они покорно поплелись к лавке, где обычно проходили все собрания. Но военный, не останавливаясь, проехал по дороге и повернул за околицу, к хутору…
— Как будто видел я где-то его раньше, — почесал затылок дедок.
— Ездиють они часто, вот и показалось тебе, — равнодушно заметил его сосед, провожая взглядом всадника.
— Не скажи! Не скажи! — вскинулся въедливый дед, — кумекаю я: то Харитон с хутора! Поди, как забрали его на войну, так и не было от него весточки!
— Неуж он? — усомнился сосед, — ты погляди — в люди выбился!
И деды пошагали восвояси…
На хуторе гостей не ожидали. Катерина возилась у плиты, просыпавшиеся дети свешивали головы с печки: узнать, что сегодня на завтрак. И когда постучали в дверь, все насторожились.
— Кого нелегкая принесла? — пробурчала Катерина.
Через порог медленно и неловко переступил загорелый, одетый в застиранную военную форму, мужчина.
— Утро доброе! — голос его звучал неуверенно, словно он заранее знал, что никто не ждет его здесь.
По голосу Катерина мгновенно признала вошедшего. Она недовольно поджала губы, не спеша со словами приветствия.
— Не рады! — усмехнулся Харитон, — а я повидаться приехал!
— Проходи! Не у порога же стоять.
— Кто там, Катерина? — из комнаты вышел дед Василий и, прищуриваясь, пристально рассматривал гостя.
— Не признал, Василь Федотыч — Харитон подошел поближе.
— Глаза слабые стали, а голос знакомый вроде… — сомневался дед Василий. — Харитон?!
— Я! Я! — обрадовался Харитон.
Ванятка, Анютка, Егор и маленький Митька с любопытством разглядывали незнакомца.
Анютка и Ванятка подросли за эти годы и привыкли в новой семье. Отец же, наоборот, казался незнакомцем.
— Чего ж вы, как не родные? — Харитон заглянул на печь, — идите обнимите отца родного.
Анютка неловко соскочила на лавку и подошла к отцу. Не выдержав, она расплакалась и бросилась к нему на шею: — Папка!
Ванятка настороженно подошел поближе и разглядывал Харитона. Тот подтянул сына поближе и крепко прижал к себе. Егорка и Митька, не знавшие Харитона, с любопытством смотрели на происходящее. Харитон потрепал обоих по голове и больше не проявлял к ним никаких знаков внимания.
Даша подоила корову и подходя к дому, заметила привязанную к столбу чужую лошадь.
Ведро с молоком чуть не выпало из ее рук.
— Он! Он! — наконец-то! — пронеслось в голове. Ведь бывает: возвращаются с войны те, кого уж и не ждут. Кто-то был в плену, кто-то воевал за большевиков, кто-то против. Но все равно едут мужики на родину. Даша вбежала в дом и застыла… Она сразу узнала гостя…
