Богачи - Паркер Юна-Мари (библиотека электронных книг txt) 📗
— Мне вовсе не обязательно быть трезвой, чтобы видеть, как ты по ней сохнешь. Готова поклясться, что ты первый уговаривал ее подписать этот чертов контракт. — Джони, шатаясь, подошла к телевизору и взяла с него пачку сигарет. Она с трудом достала одну, а остальные веером рассыпались у ее ног.
— Ты отвратительна. Прошу тебя, смени пластинку, — взмолился Хант. — Мне надоели твои бесконечные подозрения. Между нами все кончено. Даже если бы она была здесь…
— Тебе только этого и надо! Надо, чтобы она работала здесь, в Лос-Анджелесе, и ты мог трахать ее с утра до ночи и с ночи до утра, как давно привык. — Джони разрыдалась. Слезы горечи и обиды, растравленной алкоголем, хлынули из ее глаз.
Хант отошел к окну и, стиснув зубы, стал смотреть на залитую солнцем панораму города, тянувшегося до самого горизонта. Почему все же Тиффани отказалась работать в Голливуде? Это неразумно. Хант не мог вообразить себе столь вескую причину личного характера, которая могла бы встать между Тиффани и таким предложением — она ведь ждала его всю жизнь! Значит, что-то стряслось. Он боролся с желанием немедленно позвонить ей и прямо спросить, в чем дело. Но если он снова услышит ее голос… О Господи, такого испытания ему не выдержать!
Джони трясущейся рукой налила себе еще водки. Хант вдруг почувствовал к ней жалость. Он видел перед собой неудавшуюся актрису, природное обаяние и разум которой безвозвратно разрушены алкоголем. Его погруженность в работу, где он постоянно вращался в кругу красивых, знаменитых женщин, лишь подлила масла в огонь.
— Джони, — ласково и тихо сказал он. — Пойди умойся и приведи себя в порядок. Скоро вернутся мальчики. Ты приготовила им поесть?
Джони молча встала и покинула комнату.
Хант ходил из угла в угол, плотно сжав губы и нахмурив брови. Так дальше продолжаться не может! В глазах детей он постоянно видит страх, бедняги уже не ждут от жизни ничего хорошего. И это в их годы! Гус до основания сгрыз ногти на руках, Мэт кричит по ночам во сне. Надолго ли их хватит? Да и сам он скоро не выдержит. В последнее время Хант стал подумывать о том, что для детей будет лучше, если они с Джони разведутся. Безусловно, малыши останутся с ним. Но что-то мешало ему окончательно решиться на такой шаг.
Когда Джони в первый раз выписали из клиники, им казалось, что теперь все будет по-другому и они смогут начать жизнь заново. Она заботилась о детях, занималась домом и с воодушевлением приняла известие о переезде в Лос-Анджелес, где Ханту предложили серьезную работу. Джони снова загорелась идеей попробовать свои силы на съемочной площадке. Но прожив несколько дней на новом месте, она вернулась к своей прежней дозе — две бутылки водки в день. И ничто не могло остановить ее. Хант взглянул на часы. Скоро должны вернуться дети, и он отправился на кухню проверить, все ли готово к их приходу.
Проходя мимо спальни, он заглянул в приоткрытую дверь и увидел Джони. Она растянулась поверх покрывала, зажав в руке недопитую бутылку, и сладко храпела. Хант вошел и укрыл ее пледом, понимая, что пройдет не один час, прежде чем она очнется.
— Пап, а можно мне клубничный пудинг и гамбургер? — спросил Мэт, ерзая на стуле от нетерпения.
— Конечно, сынок, а как насчет салата?
— Мне надоел салат! Мама нас только им и кормит. Скажи, а почему она была в постели, когда мы вернулись? Она плохо себя чувствует?
— Нет, просто немного устала, — ответил Хант.
— Мама всегда устает, — серьезно заметил Гус. — Это потому, что она слишком много пьет.
— Нехорошо так говорить о маме, малыш. К утру она будет в полном порядке.
— Хорошо бы. А я хочу шоколадный пудинг, можно? Это мой самый любимый.
Хант радовался, что ему в голову вовремя пришла гениальная идея, как накормить детей ужином и заодно избавить себя от необходимости оправдываться перед ними за невменяемое состояние их матери. Как только мальчики вернулись домой, Хант прямо с порога огорошил их вопросом:
— Слушайте, ребята, а не поужинать ли нам в ресторане?
Детские глазенки загорелись восторгом, и через секунду его оглушили радостные крики. Мэт осторожно поинтересовался, можно ли будет заказать то, что хочется. О матери никто из них не вспомнил.
Хант поспешно набросил пиджак и взял ключи от машины. По дороге в ресторан они весело болтали и много смеялись. Хант любил находиться в обществе детей, пленявших его неистощимой любознательностью, естественностью и непосредственностью, которые у многих людей с возрастом исчезают под напором социальных условностей. Хант с горечью наблюдал, как в последнее время дети все более отдаляются от матери. Они инстинктивно чувствовали, что ее постоянные недомогания таят в себе какую-то фальшь и порочность. Перед глазами мальчиков был пример сверстников и их матерей, которые так щедры на любовь к своим детям. Почему же их мать другая?
Хант хотел видеть своих ребят счастливыми и представлял себе их детство совершенно иным. Он понимал, что малышам недостает тепла, внимания и заботы любящих родителей, которые обычны для нормальной семьи. Вероятно, пришла пора еще раз серьезно поговорить с Джони. И сделать это нужно не откладывая.
На следующее утро Хант проснулся от громкого храпа Джони, которая раскинулась рядом с ним с широко открытым ртом. Он с силой потряс ее за плечо, и на несколько секунд храп прекратился, но вскоре раздался с новой силой. Все бесполезно. Ее не разбудит даже небесный гром с молнией. Значит, ему самому придется поднимать детей, кормить их завтраком, отправлять в школу, а затем мчаться на студию и снова опаздывать к началу съемок.
В тот же день Хант обзвонил несколько агентств в попытке нанять прислугу. Помимо заботы о сыновьях, Ханта терзали опасения, что Джони в его отсутствие может так сильно напиться, что, не дай Бог, утонет в ванне или подожжет дом, оставив где-нибудь непотушенную сигарету. В одном месте ему пообещали подыскать пожилую женщину, которая готовила бы, прибирала и присматривала за детьми и его «больной женой». Поразмыслив немного, Хант набрал еще один номер, который знал наизусть, и пока в трубке раздавались длинные гудки, его сердце едва не выскочило из груди от волнения.
— Алло.
— Глория, это Хант Келлерман. Могу я поговорить с Тиффани?
— Ее нет, мистер Келлерман.
— А когда она будет?
— Она уехала, сэр, и не скоро вернется… месяца через четыре.
— Через четыре месяца! А куда она уехала?
— Понятия не имею. Путешествовать. Но она звонит мне время от времени, чтобы узнать, все ли в порядке.
— Она уехала в Европу?
— Нет. Она разъезжает по Штатам. Ей необходимо отдохнуть после работы над шоу.
— И все же, когда Тиффани вернется?
— Один Бог ведает. Но думаю, что не скоро.
— А откуда она звонила в последний раз? — допытывался Хант, ловя себя на том, что действует, как сотрудник ФБР.
— Не знаю. — Глория строго следовала наказу хозяйки и не поддавалась на ухищрения Ханта.
— Я понял, что она неважно себя чувствовала. Это так?
— Да нет, ничего особенного. Обычное переутомление. Она плохо спала и ела в последнее время. Передать ей что-нибудь, когда она в следующий раз позвонит?
— Нет, Глория, спасибо. До свидания, приятно было тебя услышать.
Хант задумчиво опустил трубку на рычаг. Интересно, утихнет ли в его душе когда-нибудь тоска по Тиффани, или ему суждено жить с ней до конца дней?
Перкинс встретил Гарри в холле с серебряным подносом, на котором лежал белый конверт. На его чуть побледневшем от беспокойства лице блуждала смущенная улыбка.
— Ее светлость просила вам передать. — Он почтительно склонил голову, чтобы скрыть невольно промелькнувшее в глазах любопытство.
— Вот как? — Гарри удивился и достал из конверта лист гербовой бумаги, исписанный ровным почерком жены.
«Прости меня, любимый, но я вынуждена настоять на своем. Я хочу, чтобы мой ребенок родился в Штатах. Сегодня утром я вылетела в Нью-Йорк. Вот увидишь, все будет в порядке. Я не хотела тебе говорить, но у Закери возникли серьезные проблемы, и родителям нужна моя помощь. Не волнуйся, береги себя. Я позвоню сразу как только доберусь. Целую, Морган».
