Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Когда наша конница напала на хвост конвоя, втягивавшегося после поляны на лесную дорогу, французы (а это оказались латники) немедленно и слаженно развернулись навстречу. Их вырубили и выкололи пиками всех, но эти «железные люди» забрали у казаков и гусар по две жизни за каждую отданную свою…
А перед каретой продолжала кипеть битва. Вернее, не битва, а перестрелка. Французы сидели в глубокой обороне и, судя по всему, на что-то надеялись. Вполне понятно, на что: вероятно, следом за ними идёт ещё один отряд, и если вороги продержатся энное количество времени, то вскоре нагрянут их коллеги и загнут нам салазки. Разве что разбежаться успеем…
Наши элитные стрелки действовали чётко, но не стопроцентно, основная масса палила исправно, но, опять же, с совсем уже невзрачным КПД. Нужно было что-то предпринимать.
Но сцена, когда я встаю во весь рост и ору: «За Родину! За Царя!» — выглядела бы дурацкой и совершенно неэффективной. Не поймут-с! Не тысяча девятьсот сороккакой-то год. Не поднимали тогда (сейчас) офицеры свои подразделения в атаку из «лёжки». Как только вскочу и шпагой размахивать начну, тут меня и приголубят из штуцера. Да ещё и «изобретённой» мною пулей. Вернее, пулями.
Причём безо всякой пользы для дела.
В общем, сидел я за своим пеньком и не отсвечивал. Не слишком почётная роль, но ничего другого для пользы дела в данный момент произвести невозможно. Держим французов на огневом контакте, и ладно, а от моих пистолета и шпаги ничего в подобной ситуации не изменится.
Ещё с четверть часа бабахало с обеих сторон, а потом со стороны поляны стало всё увереннее и громче наплывать наше «Ура!». Ещё пара минут, и даже я увидел, что коричневые мундиры ахтырцев и синие казаков буквально поглощают красные ментики последних кавалеристов наполеоновской гвардии.
Пусть дорога была и узковата, но лавина нашей конницы взяла по ней такой разгон, что сдержать её уже не представлялось возможным.
Конные егеря императора не успевали спрыгнуть с седла и приготовиться к стрельбе — при малейшей задержке их настигали гусарские сабли или казачьи пики.
Впереди пылали поваленные ёлки, с обеих обочин дороги трещали выстрелы наших партизан, с тыла накатывала кавалерия Давыдова…
Дверца кареты распахнулась, и из повозки спрыгнул ОН.
Перепутать было можно, но чертовски не хотелось. Неужели?! Неужели мы взяли самого императора?..
Серая шинель, чёрная треуголка… Лица не разглядеть, но невысок… Тем более что такой эскорт…
Предполагаемый Наполеон, видимо, что-то сказал своим телохранителям, и те прекратили стрелять. И взметнулась вверх рука с белым шарфом…
— Перестать стрелять! — немедленно выорал я во всю оставшуюся мощь своих лёгких. Ещё бабахнуло пару раз, а потом воцарилась совершенно снежно-рождественская тишина. Только топот копыт нашей приближающейся кавалерии слегка эту тишину подчёркивал.
Я двинулся к карете, Давыдов и Сеславин, спрыгнув с сёдел, направились туда же. Когда мы сблизились, стало заметно, насколько жутко выглядят оба: и запал боя ещё не слетел ни с души, ни с лиц, да и кровью забрызганы знаменитые партизаны преизрядно.
Ну, если это не Бонапарт, то я крепостная балерина. Реально — ОН.
Лицо императора всея Европы выражало… Да чёрт знает, что оно выражало. Вероятно, в этот момент он вообще жалел, что появился на свет. А уж тем более проклинал ту минуту, когда отдал приказ перейти Неман.
— Шпагу, ваше величество, — протянул руку Давыдов, подойдя к пока ещё императору. (По-французски, разумеется.)
— Моим людям сохранят жизнь?
— Можете не сомневаться.
— Кому я отдаю свою шпагу? — поинтересовался Бонапарт.
Можно подумать, что у него был выбор. Или просто из любопытства…
— Подполковник Ахтырского гусарского полка Давыдов, — Денис Васильевич не удержался и звякнул шпорами.
Наполеон перевёл взгляд на меня и теперь уже обратил внимание на гренадку о трёх огнях на моём кивере — минёр. Один из тех, кого он велел расстреливать при пленении сразу…
— Майор Демидов, Первый пионерный полк.
Император дёрнулся и впился взглядом в моё лицо.
— Капитан Сеславин, гвардейская конная артиллерия.
Наполеон даже не повернул головы в его сторону.
— Демидов?.. Бертолле рассказывал о некоем Демидове, а позже ещё один человек сообщил, что этот учёный служит в инженерных войсках. Вы?
Ни черта себе! Я, разумеется, слышал байки о том, что этот корсиканец помнит поимённо всех своих гвардейцев, но чтобы фамилию какого-то русского химика… Польщён, конечно, но нельзя сказать, что обрадован.
— Я, ваше величество.
— Мне бы хотелось позже побеседовать с вами, — задумчиво проговорил Бонапарт.
Мне тоже остро захотелось. Прирезать его поскорее ко всем чертям.
Исторический момент передачи шпаги французского гения русскому гусару прошёл для меня совершенно незаметно. Не до того было.
Мама дорогая! Что же я натворил-то? Это ведь не добрый доктор Бородкин, это ЛИЧНОСТЬ. Расколет меня запросто, здесь тайным Орденом не отбрешешься. Пусть не до конца в произошедшем разберётся, но крайне неудобных вопросов накидает. Ладно мне — пошлю подальше, и все дела, но ведь такого человека в погреб-одиночку не спрячешь, тьма-тьмущая князей-графьёв с ним пообщаться захотят, да и сам Александр не преминет встретиться…
Ёлки-палки! Да ведь даже если сойти с ума и предположить, что Наполеон будет держать язык за зубами — всё равно трындец! МЫ ВЗЯЛИ САМОГО ИМПЕРАТОРА! Эпический подвиг, яти его налево! Национальные герои, мать-перемать! Как тут не покопаться в их генеалогии всем, кому ни попадя? И затрещит моя легенда по всем швам. Ещё и тестя, получается, подставляю…
И находился я в настолько растрёпанных чувствах, что последние часы, пока гуртовали пленных и следовали к месту дислокации, прошли как в тумане.
Наполеоновских гвардейцев, чтобы у них не образовалось каких-нибудь глупых иллюзий на предмет освобождения своего разлюбезного императора, без остановки направили в Ельню, а сам наш трофей поселился в «штабной деревеньке» Давыдова. Все активные действия отряд, само собой, немедленно прекратил и, отправив донесение главнокомандующему, замер, как мышь под метлой. Только разведка, только кавалерийская завеса, только засады на прилежащих дорогах и тропах, чтобы перехватывать любого, кто шлёпает в подозрительном направлении. А подозрительно, как понимаете, любое направление.
Всех, кто движется в нашу сторону, сцапать и привести пред ясные очи Дениса Васильевича, а с теми, кто направляется от нас, поступать точно так же. Любые попытки сопротивления, возмущения и убегания пресекать немедля, вплоть до летальных последствий для пытающегося.
А что вы хотели — слишком велика ставка в этой войнище, где и так уже пролились сотни кубометров крови.
Но когда через два дня Денис Васильевич приказал отходить на Дядьково, с перспективой на Брянск и Орёл, я сначала слегка ошизел. Однако не стал торопиться с возмущёнными вопросами, а просто доверился более сведущему в теме человеку. И не зря.
Во-первых, меня перестала мучить и напрягать предстоящая встреча с императором, во-вторых, действительно, после исчезновения Наполеона его маршалы могут организовать такую прочёску местности, что мама не горюй…
По первости у меня возникала мысль: «На каком блюде подать голову вашего императора?» — но потом понял, что исходя из принципов нынешней морали сам Давыдов лучше удавится, чем прольёт кровь монарха не в бою.
Я не стал доколупываться и со своими ребятами просто присоединился к ретираде. Без возмущений.
На самом деле у нас такой «трофей», что с ним можно отступать хоть в Севастополь. Без боёв и от таковых уворачиваясь. И никто не посмеет осудить…
В Брянске нас догнал приказ Кутузова: «Бонапарта конвоировать в Киев».
Фигасе! Тоже мне ближний свет. Но светлейшему, конечно, виднее.
Главное, кто этот приказ доставил!
— Ну, здравствуй! — Я просто все силы вложил, чтобы показать Серёге, как рад его видеть.
